Аргиш - Александр Олегович Гриневский

Вот перед тобой повинился. Простила. Ванька мне морду набил и сюда привёз – тоже, выходит, простил. И что? Легче мне стало? Да ни черта!

– Вадим, ты, по-моему, опьянел. Чушь какую-то несёшь.

– Подожди, я ведь не только для того, чтобы прощения попросить, ехал, у меня к тебе просьба есть. Только нельзя сразу в лоб. Объяснить надо. Чтобы поняла, как я чувствую. Я…

Возле чума послышались голоса. Заскрипел снег под ногами. Гортанно позвали.

Вера поднялась, поправила чижи, откинула полог и вышла наружу.

Пахнуло холодом, словно веером взмахнули. Вадим поёжился. Пригрелся в тепле. Не хотелось даже думать о снегах и морозе за тонкими стенами чума.

Сдвинулся полог, вошёл Якир, следом Вера, легонько подталкивая его в спину.

– Я отдам им водку? – показала на початую бутылку. – Они пока всё не допьют, не успокоятся.

– Конечно!

Забрала. Проходя мимо пацана, который застенчиво застыл на месте, подпихнула его к лежанке: «Раздевайся и ложись». Чуть приоткрыла полог и передала кому-то невидимому бутылку.

Вадим пересел, опёрся спиной о вторую лежанку, вытянул ноги и закрыл глаза. Вера копошилась, укладывая Якира.

Согласится или нет? Поймёт? Может, ты всё делаешь неправильно? Что тебе неймётся? Ты её увидел… что ещё?

Спать не хотелось. Возбуждение не отпускало. Хотелось выговориться, объяснить… чтобы хоть кто-то понял.

Уложила. Задёрнула полог над лежанкой, сшитый из старых простыней, – такой он уже видел раньше. Присела рядом.

Если закрыть глаза и представить, что это Вера… та Вера… Нет, не получалось.

– О чём хотел попросить?

– Я всё время думал, как можно от чувства вины избавиться, каким способом? И вдруг это всплыло… – заговорил Вадим, не открывая глаз. – До сих пор не понимаю, как связано… Я сейчас живу в знакомом замкнутом мире – город, семья, работа, машина, поездки в отпуск на море, отели, где всё включено. Это мой привычный мир. Основная цель – заработать как можно больше денег, чтобы завтра осталось таким же, как сегодня, или стало чуть лучше. Но я знаю, что существует и другой мир. Он мне снится! Мне снится река и тундра. Тайга. Я слышу шум несущейся воды. Вижу, как поток клокочет, сдавленный скалами. Я чувствую, как садится водяная пыль на лицо. Как проносится мимо стена каньона, испещрённая трещинами.

Я ощущаю, как пружинит мох под ногами, как туман стелется по воде. Снимаю липкую паутину с лица, продираясь сквозь тёмный ельник. Слышу, как щебечут птицы ранним утром, вижу блестящие капли росы на траве.

А тундра! Серо-зелёное море без берегов, набегающее из-за горизонта плавными волнами. Блёклое пятно солнца, низкие тяжёлые облака. Слабый утренний дымок потухшего костра. Мелкое крошево бесконечного дождя.

И одиночество, тревогу, неуверенность в себе, даже страх – я тоже чувствую.

Понимаешь, в городском мире всё привычно – мы его создали для собственного удобства. Понастроили зданий, проложили дороги, сконструировали машины, провели электричество – это большой рукотворный дом. Но ведь что-то есть за пределами этого дома! А ведь многие так ни разу и не перешагнут порог. Так и будут жить в этом доме, не зная, что рядом раскинулся совсем иной мир. Мне повезло – я попал в него. Ты помогла, показала.

В этом мире – мы гости. Ему нет до нас дела. Нам остаётся только стараться понять его, принять его законы, приспособиться, выжить.

Замолчал, выдохся. Вера слушала не перебивая.

– Теперь главное!

Я побывал в этом мире. Недолго. Но мне хватило. Я понял, что из себя представляю. Что есть добро и что зло. Какая она на вкус – эта подлость, и как с ней жить дальше.

У меня две девочки – семь и десять. И если я им не покажу дорогу в этот мир, то кто? Они никогда не узнают о его существовании. И это будет моя вина!

Когда-нибудь я им всё расскажу о нас. Вот перед кем я должен покаяться – перед детьми! Остальным ведь наплевать. Надо постараться, чтобы они стали лучше, чем я, – это главное, в этом смысл существования. Но не хочу, чтобы отмахнулись, – мол, чудит старик, подумаешь, с тёткой расстался. С каждым такое происходит. Нет! Пускай узнают, что существует и иной мир, где добро и зло неприкрыто лежат на поверхности. Пускай поймут, что значит сбежать, бросить человека…

Замолчал, стало тихо, лишь потрескивают дрова в печке и что-то еле слышно шуршит возле входа.

– Ты хочешь поход организовать? Девочек с собой взять?

– Нет. Поход – не то… Это как на дачу съездить. Я хочу, чтобы они изнутри увидели… Возьми их к себе на лето. Пусть поживут на стойбище, покочуют вместе с вами.

Вера молчала. И это молчание тяготило. Он выплеснул из себя. Раскрылся. Стена молчания – в ответ. И сразу – устал. Почувствовал, что знобит, – то ли от нервов, то ли от холода. И стало тягостно находиться с ней рядом. Хотелось закрыть глаза и забыться – пусть этот день закончится.

– Ну что ты молчишь?

– Думаю.

– Если тяжело и неудобно – ты скажи. Это же не обязательно… Это мне только кажется, что надо так сделать.

– Вот именно! Ты правильное слово сказал – кажется. А вот мне кажется, что у тебя эмоциональный срыв. Слишком много на тебя навалилось за последние дни. Такое случается. И слишком копаешься в себе. Подумай сам – для чего? Ведь понял уже, что от вины не избавишься, а всё продолжаешь ковырять эту болячку. Постарайся забыть, пускай уйдёт в прошлое, не тереби.

Она говорит правильные вещи. Всё так… Лечь бы, закрыть глаза. Представить, что ты дома, за окном светят огни «близнецов», ползёт вереница машин по проспекту Мира. Знакомо и спокойно, но так далеко…

– Если ты решишь… девочек твоих я, конечно, возьму.

Он уже не ждал. Перестал верить.

– Только ты ещё раз хорошо подумай.

– Я подумаю, Вера. Я привезу их в начале июня.

Солнце валилось вниз, стараясь укрыться за горизонтом.

Не получится. Так и повиснет на краю белёсым размытым шаром.

Тундра, освещённая лучами заходящего солнца, дышала, зеленела, набиралась сил. Жёлто-зелёный ковёр стелился, теряясь в туманной дымке.

Щебетали птицы, перепархивали – то взмывая ввысь, то исчезая в стелющемся по земле чапыжнике. Цветы – жёлтые, белые на тонких слабых стеблях – старались пробиться сквозь переплетение ветвей низкорослого кустарника, стремились наружу, к солнцу.

Тонкий писк комара висел в воздухе.

Тень от чума чёрным вытянутым треугольником распласталась по земле, внося диссонанс в тёплые пастельные тона окружающего мира.

Две собаки,