На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

Мы обменялись визитными карточками. Я ещё не определился, какой линии поведения с ним следует придерживаться».

Агент «Ася» боялась судьбы Маты Хари

Условия связи с «Асей» были отработаны «Лукой» в Нью-Йорке. Один из вариантов: человек позвонит ей на домашний телефон с 8 до 9 часов утра и, представившись как Перес, скажет: «Видел Луису, она передала вам привет». На следующий день «Ася» должна прийти в 16.00. в кинотеатр «Америка» со своей собачкой. Пароль для связи: «Простите, вашу собачку зовут Рики?» «Нет, её кличка Юки». «Это фокстерьер?» «Нет, это пинчер из Парижа».

Связь с «Асей» Гаранин установил 2 декабря 1943 года. Для соблюдения легенды ему пришлось высидеть весь киносеанс с непоседливым пинчером Юки на коленях. Потом они отправились в ближайшее кафе. «Ася» была рада возможности высказаться, поделиться наболевшим:

«Вы меня упрекнули за то, что я проявила свои симпатии работой по оказанию помощи Советскому Союзу. Когда Родина воюет, и ты долгое время не имеешь связи, и почти потеряла на неё надежду, трудно сидеть сложа руки. У меня сердце обливалось кровью при мысли, что немцы разоряют нашу землю, мучают и убивают родных мне людей. Поэтому я помогала Красной армии, как могла, проводила кампании по сбору средств на приобретение медикаментов и продовольствия. Теперь на Кубе больше знают о страданиях русского народа и его борьбе с фашистскими варварами. Простите меня, если это повредило нашей работе. Но поверьте: всё это легко поправимо. Я отошла от всех коммунистических организаций. Осталась только в тех, которые занимаются оказанием помощи союзникам. По работе в отделе военной пропаганды я гораздо чаще соприкасаюсь с американцами и англичанами, чем с советскими представителями. Я очень переживала, когда не получила приглашения на официальный приём 7 ноября. Все знакомые спрашивали о причинах. Пришлось говорить, что была больна, хотя этому мало кто поверил. Для многих это стало подтверждением того, что советские товарищи мне не доверяют. Стали распространяться фантастические слухи о том, что я была направлена «шпионить» в Гавану по личному указанию Франко. Сами понимаете, что с такой пугающей этикеткой меня трудно представить в роли «красного агента»…»

Биография «Аси» мало чем отличалась от жизненных судеб тысяч и тысяч русских эмигрантов. Мариана Александровна Юстицкая родилась в 1900 году в Петербурге. Её отец был членом правления Невского судостроительного завода, умер после Октябрьской революции. Накануне революции Мариана вышла замуж за офицера флота Бориса Кислинского, командира подводной лодки на Балтийском флоте. Брак оказался непрочным. В 1918 году они развелись. О дальнейшей судьбе Кислинского Мариана ничего достоверного не узнала, хотя до неё доходили слухи, что он умер от сыпного тифа.

Мать и сестра Марианы уехали в Париж. Она предпочла остаться, потому что мечтала об оперной сцене. Её артистическая карьера в Советской России успешно начиналась, ставить на ней точку смысла не было. В 1923 году мать тяжело заболела, боялась, что умрёт, не простившись с Марианой. Пришлось хлопотать о заграничном паспорте.

Страхи матери оказались напрасными, она выздоровела. Потом Мариана не раз сетовала на то, что её «сорвали» из Советской России, где она могла стать знаменитой. Однако и на европейской сцене Мариана сумела заявить о себе. Она подписала контракт с Театром Елисейских Полей. Девичья фамилия матери – Гонич – стала её сценическим именем. Исполнение Марианой партии Анны в опере «Дон Жуан» было встречено публикой с восторгом. «Восходящая оперная звезда, лучшее сопрано Европы» – писали о ней критики. Подтверждением её «звёздности» стало приглашение на роль Маргариты в опере «Фауст». Ещё бы, партнёром был сам Фёдор Шаляпин, который, по словам Марианы, отверг не менее «двух десятков певиц», пока не прослушал её. Уже во второй половине 1920-х годов имя Марианы Гонич включали в музыкальные энциклопедии.

В 1933 году Мариана вышла замуж за кубинского музыканта и композитора Педро Гида. Он зарабатывал на жизнь игрой на саксофоне в монмартрских кабаре, не отличался практичностью, и потому главным кормильцем и лидером в семье была Мариана.

Резидент в Париже Лев Василевский обратил на неё внимание, когда Вторая мировая война уже сотрясала Европу. Советская разведка пыталась восстановить агентурные сети в Испании на «особый период». Наводку на певицу дал агент Василевского «Виктор», бывший морской офицер. Жена агента – Ирина Пласкова – была знакома с Марианой и отзывалась о ней как о «тайной стороннице Советов». Это была идеальная характеристика для её привлечения к разведывательной работе. После победы в гражданской войне карательные органы Франко железной метлой вычищали всех подозрительных «на принадлежность» к коммунистам, анархистам и масонам. «Политического» прошлого в биографии Гонич не было.

Резидентура НКВД в Париже получила «добро» Центра на командировку Гонич в Испанию в сентябре 1939 года. Василевский писал в Центр: «Если франкистская контрразведка заинтересуется Гонич, то ничего компрометирующего не раскопает». Действительно, в эмигрантской среде Мариану воспринимали как человека «аполитичного и прагматичного», озабоченного певческой карьерой и гонорарами.

Певица любила Испанию, где не раз выступала с гастролями. Это знание страны облегчало решение её разведывательных задач. Василевский поручил ей внимательно смотреть и слушать, изучать обстановку в Испании, проверить несколько адресов, чтобы выяснить судьбу испанцев, помогавших ИНО НКВД во время гражданской войны. Как артистке ей было рекомендовано устраивать концерты в пользу фаланги и армии, чтобы зарекомендовать себя сторонницей фашистского режима. Гонич имела все шансы на успех, ведь в Мадриде у неё был очень влиятельный друг – Мигель Примо де Ривера[62], младший брат Хосе Антонио Примо де Ривера[63], основателя партии Испанская фаланга. С Мигелем Мариана познакомилась в августе 1928 года в Париже и вскоре вновь встретилась с ним в Нью-Йорке. В то время Мигель больше увлекался живописью и игрой в поло, чем политикой. Он просил Мариану позировать, и она согласилась. Так начался их недолгий, но пылкий роман. Они расстались, потому что испанец не мог оставаться в стороне от политических событий на родине, а её ждал ангажемент во Франции. Но дружеские отношения между ними не прервались. Вот и на этот раз – в телефонном разговоре, содержание которого Мариана пересказала резиденту, – Мигель обещал ей помочь с устройством дел в Испании.

Василевский условился с Гонич, что отчитываться она будет во время приездов в Париж, то есть раз в два-три месяца. Договорились также о том, что она будет ежемесячно посылать почтовые открытки нейтрального содержания на обусловленный адрес в Париже как сигнал, что у неё всё в порядке.

Первые впечатления об Испании Мариана изложила в отчёте, который вручила Василевскому на конспиративной квартире в Париже:

«На пограничной станции в Ируне охрану несут части «рекетэ». Всех въезжающих в Испанию направляют в комендатуру и тщательно опрашивают. При малейшем подозрении подвергают обыску: не пропускаются никакие лекарства, печатные издания, личные письма, иностранная валюта.