Трудный переход - Иван Машуков

Екатерина Фёдоровна уже заметила состояние, в котором он находился. "Что с ним?" — думала она. А Трухин, посидев немного у Сафьянниковых и выпив стакан чаю, пошёл бродить по городу. Ему надо было собраться с мыслями.

Неужели он до сих пор поступал неправильно? Впервые эта мысль со всей беспощадностью возникла в его мозгу. "Может быть, я ошибся в чём-то коренном, главном, что мне пока неизвестно, но известно другим, и больше всех секретарю крайкома?" — спрашивал себя Трухин.

Он бродил дотемна по хабаровским улицам, наконец вышел к площади Свободы. Приподнятая над близлежащими улицами, как широкий, ровно срезанный по вершине холм, площадь эта была примечательна тем, что здесь всегда собирались митинги и демонстрации. Была тут и братская могила партизан. А недавно установили памятник Владимиру Ильичу Ленину. Трухин хорошо помнит день, когда на этой вот площади он стоял в войсках на холодном, дующем с Амура ноябрьском ветру. Были тогда и парад, и демонстрация, но особые: армия, только что освободившая край от японцев и белогвардейцев, проголосовала своим оружием за то, чтобы отныне раз и навсегда была на всём русском Дальнем Востоке советская власть..

Движимый ли этими воспоминаниями или желая подольше остаться в одиночестве, Трухин с улицы поднялся по широким ступенькам на высоту холма и огляделся. Площадь была пустынна. Вечерело. Трухии подошёл к скромной ограде братской могилы. Минут пять он постоял над ней. Среди других здесь похоронен Иван Морозов — отец Веры Морозовой… Трухин снял шапку. И то самое чувство торжественной грусти, которое сопутствует нашей памяти об ушедших героях, с могучей силой захватило Трухина. Он поднёс шапку к глазам… И уже хотел домой идти, но вспомнил, что ещё не видел памятника вблизи.

Сложенный из полированного чёрного гранита, был он пятиметровой высоты, но эта высота умерялась хорошо найденными пропорциями. Фигура Ленина с рукой, поднятой в ораторском жесте… "А вон там доска, и на ней надпись", — заметил Трухин. Он подошёл ближе. На доске, впаянной в гранит постамента, стояло:

"Десять-двадцать лет правильных соотношений с крестьянством и обеспечена победа в всемирном масштабе (даже при затяжке пролетарских революций, кои растут), иначе двадцать-сорок лет мучений белогвардейского террора".

И подпись, характерная ленинская подпись.

Трухин прочитал надпись и повторил её про себя. Его всегда удивляла, восхищала, радовала мощная динамическая сила ленинской фразы. Сейчас он повторил эту ещё раз, не особенно вдумываясь в смысл. Но вдруг в его мозгу, в самом глубоком его сознании, словно темнота разорвалась и брызнул яркий, ослепительный свет. Радость открытия охватила его.

— "Десять — двадцать лет правильных соотношений с крестьянством", — прошептал он. "Какое это гениальное предупреждение тем живым и действующим силам созданной им партии, которые сейчас ведут вперёд его дело! "Правильных соотношений с крестьянством"… "Правильных".. А мы что делали? Куда бы это могло нас привести?"

Трухину услужливо пришёл на память пример из учебника политграмоты: Вандея… "Нет, что там эти старые примеры, здесь всё грандиознее и касается непосредственно нас! Касается будущего нашей революции, быть нам или не быть. Вот пропасть, перед которой мы во-время остановились. Это была опасность смертельная. Сталин политически выразил её для нашего времени: опасность разрыва союза рабочего класса с крестьянством". "Иначе двадцать — сорок лет мучений белогвардейского террора", — вновь прочитал он на доске. Перед мысленным взором Трухина прошли события недавние. Провокация на КВЖД; общее тревожное состояние… Граница рядом. Выходящие на Уссури белогвардейцы, Смирновка… Да, Смирновка. "Так как же Смирновка?" — задал он вопрос и в этот же миг увидел себя словно со стороны. Увидел, как был на хлебозаготовках в Кедровке, какую борьбу выдерживал в райкоме, и снова — как обезоруживал Стукалова. "А я ведь правильно ответил секретарю крайкома. В гражданскую войну я бы при сходных обстоятельствах Стукалова расстрелял"… В эту минуту он всё заново пережил — от первых столкновений с Марченко до сегодняшнего разговора с Северцевым. И все события, бывшие до этого у него в голове в каком-то хаотическом, беспорядочном нагромождении, обрели теперь ясность, строгую закономерность и взаимосвязь, получили глубокое, единственно возможное объяснение.

Трухин ещё раз уверился, что в главном, решающем он поступал и поступает правильно…

Поздним вечером вернулся он на квартиру. "Уехать бы теперь домой", — думал Трухин. Но ему непременно надо было дождаться конца конференции.

Конференция была бурной. В докладе Северцева, напечатанном в газетах, приводились многочисленные факты искривления партийной линии в колхозном движении. Об Иманском районе там было сказано в ряду других. Но в краевой газете была напечатана, кроме того, корреспонденция Широкова из Иманского района, в которой критиковался райком, Марченко и Стукалов. Упоминалось также, о Трухине — как о человеке, отстаивавшем правильную линию партии.

Степан Игнатьевич пошёл в крайком в первый же день конференции, он не мог усидеть на квартире, не мог остаться совершенно, в стороне.

Заседания шли в здании крайкома. В перерыв, после доклада Северцева, делегаты конференции заполнили коридоры, широкие пролёты каменных лестниц и вестибюль внизу. Трухин, хотя и не был делегатом, пришёл, чтобы увидать знакомых. В вестибюле крайкома стоял сдержанный говор.

Среди делегатов были партийные работники из Забайкалья и Амурской области, с низовьев Амура и тихоокеанского побережья. Дальневосточный край недаром назывался необъятным. Области и округа его равнялись по территории иным европейским странам. В них входили и такие отдалённые районы, где новая, советская жизнь по-настоящему только началась, и такие, которые шли уже на уровне передовых в стране.

Вот встретились друзья — они пересыпают свою речь громкими восклицаниями: "А помнишь?", "А знаешь?" Потом они разъедутся. Через год, а может быть, через два они снова встретятся. А не встретятся — услышат друг о друге. Это уж непременно. Кто-нибудь где-нибудь да скажет: "А ты знаешь, такой-то…" — и поведает при этом последнюю новость о товарище. Но бывает и так, что промелькнёт в газете скромный некролог. Короткая строчка известит: "Погиб на боевом посту". В мгновение ока вспомнится всё, что было пережито вместе с товарищем, пройдёт перед мысленным взором, может быть, и какой-то важный этап собственной жизни. И пожалеешь, и поскорбишь: вот ведь ушёл, и следующей встречи уже не состоится. А пока живы и работаем — достаточно взгляда на друга или одного слова с ним. Как будто локтем к его локтю прикоснёшься…

И Трухин в вестибюле встретил двух-трёх своих старых товарищей. С одним он партизанил ещё в Забайкалье, с другим работал вместе, с третьим подружился на отдыхе. Знакомый Трухину работник одного из райкомов партии на Нижнем Амуре сказал:

— Северцев поминал тебя в докладе. Вот его слова, я их запомнил: "В Иманском районе хотели уничтожить честного коммуниста Трухина, который выступал против перегибов". Было это?

Трухин не успел ответить. Услышав разговор, подошёл незнакомый ему делегат.

— Так это ты Трухин? — спросил он. — Это тебя проработали в Иманском районе? У вас секретарём райкома такой сановитый тип — Марченко. Я его знаю как облупленного. Мы с ним вместе учились в Ленинграде, он ещё там путался с правыми…

— Выходит по пословице: собака вернулась к своей блевотине, — жёстко сказал знакомый Трухину делегат.

Его товарищ передавал подробности фракционных увлечений Марченко, а Трухин думал: "Не зря я подозревал это. Оказывается, существуют и доказательства "старых порочных связей".

Конференция продолжалась два дня. После неё Марченко в Иман не вернулся. Трухина снова вызвали к секретарю Далькрайкома. На этот раз беседа была продолжительной. Трухин узнал, что вызов ему был послан сразу после получения письма Клюшниковой. Старая коммунистка, не согласная с позицией Марченко в отношении Трухина, написала об этом в крайком.

Северцев подробно расспросил Трухина об Иманском леспромхозе, кое-что записал в настольный блокнот.

— Поработайте в леспромхозе, — сказал Трухину Северцев. — Лес в настоящих условиях — тоже фронт, недаром краевая конференция им занималась… А на Иманский райком мы рекомендуем Клюшникову — пока что, до очередной конференции, — добавил он, прощаясь.

Весенний сплав на Имане почти всегда начинался в двадцатых числах апреля. В этом году весна была поздней.

В первый день сплава Сергей Широков был на таёжной реке. Накануне он сюда приехал, чтобы написать в свою газету о начале сплава одну-две заметки или корреспонденции. Это обычное задание редакции наполнило Сергея необычными переживаниями и предчувствиями. Ведь он увидит Веру! Собственно, если правду говорить, он тогда и район-то Иманский выбрал потому, что тут была Вера. О ней он думал, когда ехал с Трухиным в вагоне. Но такова уж корреспондентская работа: связанный ею, никогда не попадёшь туда, куда тебе самому лично непременно нужно попасть! А обязательно принуждён будешь находиться там, где в данную минуту необходимо для редакции, для газеты!