Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В оде I.30 Гораций призывает Венеру откликнуться на зов его любимой Гликеры и вместе со свитой удостоить ее дом своим посещением.
Ода I.31 написана в год открытия нового храма Аполлона на Палатине, сооруженного по приказу императора Августа. Поэт во время освящения данного храма обращается к Аполлону и, совершив жертвенное возлияние вином, просит у бога не материальных благ в виде золота, слоновой кости, зажиточных усадеб, обильных полей и тучных стад или роскошной жизни, какую ведут богатый винодел или купец, а лишь позволения наслаждаться тем, что он уже имеет, быть всегда здоровым и спокойно состариться, будучи в здравом уме и не прекращая поэтической деятельности.
В оде I.32 поэт обращается к лире и призывает ее исполнить ныне латинскую песнь, очевидно, вместо той, которую они когда-то пели на досуге, ведь в молодости Гораций сочинял стихотворения на греческом языке. Далее он напоминает, что в древности на лире исполнял свои произведения знаменитый греческий поэт-лирик Алкей («гражданин лесбосский»). Более того, лира является желанным гостем на пирах богов и даже сам Юпитер с радостью внимает ее звукам.
Ода I.33 адресована поэту Альбию Тибуллу. Гораций призывает своего друга «не тужить» из-за непостоянства любви гетеры Гликеры, которая предпочла ему другого. Далее поэт приводит похожий пример из жизни и напоминает, что богине Венере часто нравится, «зло шутя, сопрягать тех, что не сходствуют ни душою, ни внешностью». Наконец, Гораций признается, что некогда и сам пострадал от козней этой богини, отчаянно влюбившись во взбалмошную гетеру Мирталу.
Ода I.34 написана под впечатлением внезапного удара грома в безоблачном небе, свидетелем которого однажды стал Гораций. Это природное явление считалось у римлян неблагоприятным предзнаменованием, сулящим всяческие невзгоды. Придерживавшийся ранее учения эпикурейцев («безумной мудрости следуя»), отрицавших вмешательство богов в людские дела, Гораций, по его словам, устрашился мощи Юпитера-Громовержца и решил вернуться к римской религии и, соответственно, покориться мощи богов, которая отождествляется поэтом с самой судьбой.
Ода I.35 обращена к богине Фортуне. Поэт признает ее абсолютную власть над всем миром и смиренно просит богиню хранить Цезаря Августа, готовившегося отправиться в военный поход, а также оберегать римских юношей, растущих на страх «всему Востоку». В конце оды Гораций с горечью и стыдом говорит о гражданских войнах и преступлениях римского народа, прося Фортуну перековать мечи римлян и направить их против варваров (а не против своих же граждан).
Ода I.36 посвящена Плотию Нумиде, вернувшемуся в 24 году до н. э. в Рим из военного похода в Испанию, предпринятого Августом. Гораций с восторгом описывает встречу Нумиды с друзьями, которых он давно не видел, и веселое пиршество, которое следует устроить по поводу его приезда.
Ода I.37 написана в 30 году до н. э. и посвящена окончательной победе Октавиана над египетской царицей Клеопатрой. Гораций призывает своих друзей почтить богов и полностью отдаться веселью на пиршестве в честь долгожданного покорения Египта. Поэт издевается над безумством Клеопатры, мнившей разрушить Капитолий и уничтожить Римское государство, и радуется ее поражению в битве при Акции, когда она («чудовище») в ужасе бежала, преследуемая Октавианом. Однако затем Гораций внезапно меняет тон оды. Теперь он искренне восхищается мужеством Клеопатры, которая не пожелала участвовать в позорном для нее римском триумфе и героически покончила с собой, до конца оставаясь подлинной царицей.
Ода I.38, адресованная мальчику-прислужнику и посвященная умеренности, завершает первую книгу «Од».
Ода II.1, открывающая вторую книгу, обращена к Азинию Поллиону. Она появилась в связи с тем, что Поллион приступил к написанию истории гражданских войн (начиная со «времен Метелла», то есть с 60 года до н. э., когда в консульство Квинта Цецилия Метелла Целера возник первый триумвират). Гораций восхищается гордой отвагой Поллиона, взявшегося за такое опасное дело («Ты пишешь, по огню ступая, / Что под золою обманно тлеет»), поскольку в то время были еще живы многие участники описываемых им событий. В оде также упоминаются заслуги Поллиона в качестве талантливого драматурга, судебного оратора, блестящего сенатора и полководца, победителя варварских племен. В конце стихотворения Гораций как бы предвосхищает свои впечатления от будущего произведения, которое, как уже говорилось, к сожалению, не дошло до нас.
Ода II.2 посвящена богачу Гаю Саллюстию Криспу, родственнику знаменитого историка Саллюстия. Гораций в этом произведении справедливо осуждает алчных скупцов, занимающихся бесполезным накопительством, и хвалит тех богатых людей, которые, подобно Криспу, разумно тратят деньги и бесстрастно смотрят на золото.
Ода II.3 обращена к Квинту Деллию, отличавшемуся политическим непостоянством. В конце концов он переметнулся на сторону Октавиана, бросив Марка Антония еще до битвы при Акции. Гораций в своем стихотворении призывает Деллия сохранять спокойствие духа в несчастливые дни, а в счастливые — не слишком радоваться и ликовать. Нужно помнить, что все люди смертны и всякому отмерен свой срок. При этом следует наслаждаться жизнью, пока это возможно. Ведь в конце концов, когда выпадет жребий умирать, перед каждым человеком, неважно, богач он или бедняк, неизбежно появится лодка Харона («в вечность изгнанья челнок»), перевозящая души умерших через подземную реку Стикс.
Ода II.4 адресована Ксанфию. Гораций призывает юношу не стыдиться своей любви к служанке Филлиде и приводит множество похожих примеров из истории Троянской войны. Поэт замечает, что, возможно, Филлида на самом деле происходит из очень знатного рода, поскольку такая замечательная девушка просто не могла быть рождена «матерью низкой». При этом он «без задней мысли» хвалит красоту Филлиды, успокаивая влюбленного Ксанфия: «Подозренья брось: ведь уже пошел мне / Пятый десяток!»
В оде II.5, посвященной уже упомянутой Лалаге, Гораций сравнивает юною незрелую девушку с молодой телкой — по тем временам в этом не было ничего обидного.
Ода II.6 обращена к Септимию, близкому другу Горация. Поэт упоминает милые сердцу уголки Италии — Тибур и Тарент, куда он обычно отправлялся на отдых и где хотел бы в старости провести свои последние дни вместе с Септимием. Причем описанию окрестностей Тарента
