Ричард Длинные Руки — Вильдграф - Гай Орловский

Он дружески обнял меня за плечи, но едва сделали первый шаг, сверху раздался строгий женский голос:

— Храбрый воин, я задержу вашего друга ненадолго.

Рогозиф вскинул голову, принцесса Элеонора склонилась над перилами и смотрит на обоих, глаза полны укора.

Рогозиф сказал мне весело:

— Рич, иди пей сам, мне повезло больше… ха-ха! Элеонора проговорила надменно:

— Я обращалась к вам.

Рогозиф снова хохотнул, явно хотел еще поприкиды-ваться, что не так понимает, но посмотрел на меня, вздохнул и, шлепнув по спине, наклонился к уху и шепнул:

— Желаю удачи. И чтоб «ненадолго» затянулось до утра.

Он поклонился принцессе, улыбка до ушей, и удалился, а я покорно поднялся, как на эшафот, на второй этаж. Элеонора встретила прямым взглядом, в глазах бушует пламя, сама прямая и натянутая как струна.

Я поклонился, она повелительным жестом указала на свободное кресло.

— Садитесь, Рич. Я пробормотал:

— Как посмею, ваша светлость? В присутствии женщины… Она кивнула, голос прозвучал холодно:

— Вы не сказали «в присутствии принцессы». Значит, в ваших краях в самом деле такие странные обычаи?

— Вам не нравятся? — спросил я.

Принцесса величественно села, я тут же брякнулся и сам, ноги гудят, по ступням побежали сладостные мурашки.

— Нравятся, — ответила она, — но вы мне зубы не заговаривайте. Вы сказали, что падаете с ног от усталости и отправляетесь спать…

— Это я во сне, — сказал я быстро. — Лунатик я. Сомнамбула!.. Вот сплю и слышу ваш нежный чарующий голос…

Она сказала саркастически:

— Это у меня нежный? Что-то ваш сон странноват… Ну да ладно, ответьте на главный вопрос. Зачем вы начинаете ссориться с конунгом? Мне говорят, вы уже побили его сильнейших воинов.

Я спросил удивленно:

— Это были сильнейшие? Куда мир катится… Когда придут из Сен-Мари, таких возьмут голыми загребущими…

Она сказала сердито:

— Они никогда не придут! А вздумают… наши мужчины дадут отпор. Как давали его наши предки.

— У них появился грозный предводитель, — сказал я. — Огромный, как гора, зубы вот такие, лютый и победоносный…

— Пусть появится, — сказала она. — Я своими руками выдеру его зубы!.. Но вы хитро уводите разговор в сторону, а я хочу узнать, зачем вам нужно ссориться с конунгом? Или просто так? Из удали? Зов степи или зуд в крови?

Я развел руками.

— Принцесса… как бы вам сказать…

— Так и скажите, — потребовала она еще сердитее.

— Вот так прямо?

— Да, — отрезала она, — вот так! Что, у меня колени подогнутся? Что задумали, Рич?

Я помыслил, пожал плечами.

— Ничего.

Она спросила ошеломленно:

— Это как?

— А вот так, — ответил я хладнокровно. — Некоторые вещи надо делать, не раздумывая. Бросаться в воду, спасая тонущего ребенка, помогать женщине, оказывать почтение старику, помогать гасить пожар, бить в морду, если не так посмотрели или слишком близко высморкались… Да много ли чего! Сейчас я тоже просто обязан вмешаться. Не хочу, но должен. Бремя белого.

Она молчала и смотрела удивленно, я говорю слишком серьезно, уже не виляю, а взгляд мой прям.

— Погоди, — проговорила она, — ты как будто вообще не одобряешь, что конунг укрепляется в Тиборе?

— Не одобряю, — согласился я. — Хорошее слово: не одобряю.

— Почему? — спросила она. — Это же так понятно! Человек такого ранга и власти в его огромном племени не может оставаться простым жителем! Он и здесь хочет получать больше уважения, чем рядовые горожане. Ну, хотя бы на уровне придворных короля…

Я сказал саркастически:

— Ага, придворных! Вы сами в это верите?

Она поморщилась.

— Да знаю я эти слухи. И ярл Элькреф намекал, но с его стороны это всего лишь ревность. Нет-нет, в мою сторону конунг даже не смотрит, это ревность одного сильного мужчины к другому. Двух степняков близко к трону быть не может, как сказал Элькреф. Но он ослеплен своими чувствами, сам вообще-то не несет никакой нагрузки! А конунг берет на свои плечи тяжелые и неприятные обязанности, моему отцу меньше забот. Наши люди преуспевают в ремесле, торговле, нам все равно не нравится носиться с оружием… Если даже мой отец, король, не против усиления Бадии, то какое дело тебе?

— Оружие порождает власть, — возразил я. — И портит характер. Даже нравы. Тем более, у слишком юных.

Она поинтересовалась с недоумением:

— Кого ты называешь слишком юными?

— Кочевники, — сказал я, — остаются юными, даже дожив до седых волос. И умирают юными, хотя у них очень редко кто умирает от старости. Таким нельзя давать в руки оружие. Тем более — власть.

— Верховная власть останется у моего отца, — запротестовала она, — а остальная у его советников — Раберса, Фан-гера, Сарканла, Иронгейта…

Я покачал головой.

— Не останется.

— Ты не прав!

— Хотелось бы, — сказал я сухо. — Но Бадия, как мне кажется, все же сместит твоего отца. Он не настолько изощрен, чтобы оставить его прикрытием. Он по-своему честен и прям и просто убьет, просто потому, что его племя потребует крови и ясных знаков его власти. У кочевников военная демократия. Бадия вынужден считаться с мнением военной верхушки и даже общим настроением воинов своего племени. Они попросту возжелают захвата города, разграбления… и еще введут, как мне иногда кажется, человеческие жертвоприношения. Хотя бы по большим… даже особым праздникам.

Она отшатнулась.

— Они не посмеют!

— Будучи здесь полными хозяевами? — усомнился я. — Элеонора, вы мне казались не только красивой, но и умной! Но теперь решили, что быть только красивой — достаточно?… Да, это путь большинства женщин. Простите, я должен идти. У меня дорога большинства мужчин.

Она сказала резко:

— Сидите! Что у вас за привычка уходить без позволения?…

— Вы мне прошлый раз разрешили, — пробормотал я.

Она сказала с гневом:

— Вы меня вынудили! А это недостойно мужчины.

Единственное оправдание, что полностью снимает с вас вину, ваша грубость не от черствости, а от чрезмерной чуткости и скромности.

Я разинул рот.

— От… скромности? Моей?… Ага, ну да, я еще какой скромный! Сам сижу частенько и восхищаюсь, какой же я скромняга, с ума сойти! Другого такого поискать…

— А еще вы побаиваетесь обязанностей, — сказала она быстро. — Я всю ночь думала о нашем разговоре, но чаще видела ваш полный достоинства взгляд, гордый разворот плеч, вашу осанку героя и… я бы даже сказала, полководца. Вы пока не думаете об этом, но вы можете…

— Ни за что, — твердо сказал я, плечи мои зябко передернулись. — Как славно быть простым героем-одиночкой! Иду себе, играю арбалетом… Впереди все цветет, а сзади все горит… Нет, я ни за что не стану жить в этих каменных джунглях, где человек человеку волк, товарищ и брат. Джунгли — это такая дико разросшаяся оливковая роща, полная ужасных хищников.