Реквием машине времени - Василий Головачев

— Учти, что все эффекты, о которых говорил Златков, реальны. — Федор встал на колено, проверяя защиту сапог скафандра. — С чем ты наверняка столкнешься, так это с эффектом наслоения и дублирования с упрощением, когда вместо ста этажей горизонта насчитаешь двести, и с эффектом «марафонской дистанции» — коридоры Ствола покажутся чуть ли не бесконечными из-за многократного преломления-отражения в петле времени. Кроме того, могут встретиться полностью разрушенные горизонты, перенесшие протонное вырождение, побывавшие во «временном провале». Тебе «провал» не страшен, пока ты в ТФЗ-скафандре…

Павел посмотрел на фиолетовые конусы хроновизора, потом на грозное сооружение в несколько сот метров высотой, похожее на старинную пушку, ствол которой уперся в тело Ствола. Оптимизатор единственной временной линии настоящее-прошлое, с помощью которого Павла должны были «выстрелить» внутрь Ствола.

На мгновение защемило сердце, но Павел заставил себя думать о другом: о своей бывшей работе, о товарищах, ждущих его возвращения, о том, что так и не встретился с Люцией, и, кажется, напрасно… Потом стал думать о своей судьбе, и снова пришло ощущение беды, невосполнимой потери, и снова Павел заставил себя переключиться на иную волну… Интересно, скажет ли хоть что-нибудь таинственный голос? Или, по его разумению, все идет нормально?..

— Мы готовы, — раздался в наушниках голос Ромашина. До Павла не сразу дошел смысл сказанного.

— Я тоже, — с запозданием ответил он.

Федор, продолжавший что-то говорить, вдруг замолчал, встал с колена, похлопал Павла по плечу и протянул руку.

— До встречи, Павел. Будем ждать.

— До встречи. — Павел пожал руку и пошел к пинассу в низинке у рыжего ручья.

Через несколько минут он стоял на верхней смотровой площадке металлического левиафана, уткнувшегося хоботом в Ствол, задержался у люка. Сзади уже никого не было видно, равнина из конца в конец была пуста, начавшийся ветер гнал по ней зеленые волны, солнце скрылось за растущей пеленой облаков.

— Даем предупреждение, — послышался в наушниках чей-то голос.

Над холмами трижды прокатился леденящий душу вопль сирены. И стало совсем тихо, будто в Центре вырубилась связь или отказала рация скафандра.

Павел шагнул к люку. Ему показалось, что кто-то большой, как планета, но добродушный, дружелюбно настроенный, посмотрел на него сверху.

— Это… вы? — спросил инспектор негромко, забыв, что его слышат в Центре.

— Да, — раздался знакомый, твердый и спокойный Голос. Он мог принадлежать и нормальному, уравновешенному и сильному человеку. Павел даже представил его лицо, тут же подумав, что у хозяина Голоса, возможно, лица нет совсем.

— Что меня ждет? Вернее, что ждет нас всех?

Молчание.

— Не хотите отвечать или не знаете сами?

Снова молчание. Тишина в Центре.

— Тогда ответьте хотя бы, кто вы?

Минута, потом тихий и вежливый ответ:

— В лексиконе человечества нет слов, чтобы выразить такое понятие. Оно появится примерно через четыре миллиарда лет после вас.

— Значит, вы все-таки из будущего? Наши потомки?

— В какой-то мере. К сожалению, не существует даже упрощенных аналогий, чтобы вы их поняли. Все гораздо сложней, чем вы представляете. Извините.

Павлу почудилась в голосе неизвестного грустная нотка. «Мы дети для них, — подумал он, — дети, едва начавшие ходить, изучающие мир и себя на собственных ошибках, с болью, муками и сомнениями… а может быть, и того меньше: не дети — эмбрионы на стадии всеобщего разума…»

В наушниках ни звука, будто все вымерло вокруг на многие сотни километров. Центр тоже молчал, и Павел понял, что на этот раз разговор с «потомками» был услышан всеми. Он вдруг испугался, что короткий звуковой контакт с наблюдателем закончится и давно мучивший его вопрос так и останется без ответа.

— Подождите, — быстро сказал он. — Последний вопрос… очень важно! Кто виноват в катастрофе? Мы, люди, или кто-то еще? Кто ошибся?

— Способность совершать ошибки — не единственная положительная черта человека. Да-да, положительная. Ибо человек лишь тогда творец, когда он непредсказуем. На свой вопрос попробуйте ответить сами. Позволим маленькую подсказку: вы знаете, что такое эффект бумеранга?

— Эффект, противоположный тому, который ожидался в результате эксперимента.

— Вот и подумайте сами над этим эффектом, уверен, вы поймете.

Прошла минута, другая, и Павел понял, что ответа не услышит совсем. Разговор закончился, с ним попрощались, дали понять, что за него беспокоятся, ждут его прыжка в неизвестность. Эффект бумеранга… Не в том ли он, что человек зачастую беспомощен, когда он всемогущ? Не последствием ли его действий является рождение Вселенной? И не от него ли зависит ее гибель?..

Павел вдруг почувствовал, что его сознанием завладел кто-то огромный и властный. Сознание раздвоилось: одной половиной инспектор понимал, что стоит на площадке хронооптимизатора, другая позволяла видеть все как бы со стороны.

Сначала он увидел Ствол с расстояния примерно в пятнадцать километров: ровная белая тростинка на зеленом фоне. Потом скачком картина изменилась. Ствол провалился вниз, Земля из плоскости выросла в голубоватый дымчатый шар, видимый с высоты в десять тысяч километров.

Новый скачок: Земля превращается в искру света и теряется на фоне таких же искр-звезд Млечного Пути. Солнце видится пылающей косматой дырой в золотом ореоле, на него больно смотреть. Еще скачок, и на месте Солнца возникает грандиозная звездная спираль — Галактика!..

Долго-долго смотрели на эту спираль двое: Павел и молчаливый его гид. Весь обозримый космос был уже темен и нем, и только колоссальная система звезд — Галактика, будущий дом человечества, сияла торжественно и ярко, словно бросая вызов мраку, и Павлу даже послышались аккорды органа, созвучные этой фееричной, прекрасной и величественной музыке света…

— «Еще дрожит былого смутный свет…» — невольно прошептал он.

И вдруг все исчезло. Впереди заслонила горизонт гора Ствола, сзади над лесом поднималась стена туч.

— Паша, — послышался далекий голос Ромашина. — Ты меня слышишь?

— Слышу, — отозвался Павел глухо. — До встречи во Вселенной.

Он перешагнул комингс, закрыл люк и уже не услышал, как Ромашин, страдающий от того, что уже ничем не может помочь, пожелал ему «ни пуха ни пера».

Александр Бушков

АНАСТАСИЯ

(Печатается с сокращениями)

Я БУДУ СКАКАТЬ ПО ХОЛМАМ

ЗАДРЕМАВШЕЙ ОТЧИЗНЫ…

Верстовой столб 1. ПОЕДИНОК НЕ ПО ПРАВИЛАМ

Когда иссякнут наши времена,

и в пламени сгорят все наши знаки, цифры, имена,

и люди потеряют ключик

от нынешнего нашего прогресса…

Путь близился к концу. Анастасия рассчитала все точно — и аллюр коней, и переходы, и ночлеги. Недолгий, но нешуточный опыт путешествий сказался — Лик Великого Бре еще ослепительно сиял высоко над горизонтом, и багровая Луна еще не всплыла, невесомая и загадочная, не поднялась из-за Края Земли, а черепичные крыши башен Тома уже показались впереди, и Пять Звезд на шпиле храма сверкали ясным золотом. Дорога, плавно изгибаясь вправо, скрывалась в высоких распахнутых воротах, чтобы растечься там на десятки улиц и переулочков, уйти в тупики, как уходит в песок вода. Желтые поля простирались по обе стороны дороги — Том славился своими благодатными нивами и хлеботорговлей на всю Счастливую Империю. Шесть подков Росинанта мерно ударяли оземь, клубилась пыль, вороной гигант легко нес хозяйку, ножны меча, кожаные с серебряной оковкой, позванивали о стремя, мир был безоблачен, чист и свеж, и Анастасия вопреки всем печалям последних дней вдруг окунулась в щемящую радость — оттого, что мир именно таков, что она молода и красива, что на свете есть рыцари и она по праву к ним принадлежит. Она мотнула головой, чтобы разметались волосы, рванула золотую с рубинами застежку, распахнув алую рубаху на груди, озорно свистнула и пустила Росинанта галопом. Желто-палевые близнецы Бой и Горн, обрадованные резкой сменой монотонного аллюра, с лаем припустили вслед, Далеко обогнали, вернулись, заметались вокруг, подпрыгивая и ловко уворачиваясь от копыт. Росинант надменно косил на них лиловым глазом, Анастасия неслась вскачь, золотые волосы бились по ветру, стелился за спиной синий плащ с бельм единорогом, щеки пылали, и не стало печалей, не было тревог, все растворялось в ритмичном гуле галопа, и Анастасии даже показалось на миг, что она счастлива, что скачка навстречу ветру будет продолжаться вечно.

Потом она натянула широкие, шитые золотой канителью повода, и Росинант взбороздил копытами землю, взмахнул в воздухе передними ногами. Анастасия оглянулась, смеясь, дунула, отбрасывая с разгоряченного лица пушистые пряди. Ольга скакала к ней, следом на чембуре поспешал заводной конь, звеня объемистым вьюком с доспехами и припасами.