Ларец Пандоры (СИ) - Алексей Константинов

— Повернуться! К стенке! — скомандовал младший брат Ли пленным красноармейцам. Юноша посмотрел в сторону Юня и Яна. — Всё готово, — доложил он.

— Ты или я? — спросил Ян.

— Пожалуй, я начну, ты подхватишь, — ответил Юн.

Линь встал, подошёл к первому в ряду коммунисту. Низкий пожилой мужчина с сальными волосами, усеянными перхотью. Юн прижал дуло пистолета к его голове, выстрелил, сделал шаг назад, убедился, что красный мёртв, пошёл дальше. На этот раз человек помоложе. У него широкие кисти, должно быть крестьянин. Линь приставил пистолет к голове мужчины, спустил курок. Взглянул на упавшего красного, убедился, что тот мертв, продолжил. Юн действовал механически, старался ни о чём не думать. Да, убивать привыкаешь. Но убивать безоружного, беззащитного… Если хотя бы на секунду осмыслить свой поступок, осознать, сколько мерзости он в себе заключает, просто не хватит сил нажать на спусковой крючок. Поэтому Юн не думал, выполнял свою работу, подобно мяснику, разделывающему скот. Дело продвигалось быстро, Юню оставалось разделаться ещё с двумя красными, когда в очереди оказался довольно высокий для китайца мужчина. В волосах ранняя седина, плечи поникли, а на правой руке не хватало двух пальцев. Юн остановился.

«Ерунда, — подумал Линь. — Многим досталось во время войны».

Тем не менее, он медлил. Это стало заметно. Ли-младший подошёл ближе.

— Что-то не так? — спросил он.

Коммунист тоже терял терпение. Его руки задрожали, он буркнул себе под нос:

— Ну чего ты ждёшь?

А после повернул голову. Взгляды Юня и пленного пересеклись. Они узнали друг друга сразу, ведь прожили вместе без малого пятнадцать лет. Глаза Линя Линга заслезились, он снял руки со стены.

— Эй, к стене! — рявкнул Ли-младший, но коммунист, казалось, его не слышит.

На лице Линга застыли боль, страх и безмолвное страдание.

— Вот как всё вышло, — выдавил он из себя. — Мы по разные стороны, Юн? Я рад, что это сделаешь ты. Не мучь меня, выстрели.

Юн не мог пошевелиться. Дыхание перехватило, голова кружилась, он с трудом держался на ногах. Да как же так можно, убить родного брата, предательски застрелить его в затылок? Он как никогда отчётливо вспомнил тот день, когда они вместе с отцом отправлялись в Тибет. Братья веселились, они давно мечтали об этом путешествии. Юну всего шестнадцать, он в шутку задирает Линга, тот позволяет младшему себя победить, они смеются, продолжают собирать вещи. А теперь Линг стоит у стены и ждёт, когда родной брат пустит ему пулю в голову.

Юн не заметил, как по его щекам потекли слёзы. Ли-младший догадался в чём дело.

— Отойдите-ка, мастер Линь, я его застрелю, — он начал поднимать винтовку.

— Линь, пожалуйста, я не хочу умирать от руки этого сопляка, — выдавил Линг.

Ли-младший проигнорировал слова коммуниста, направил винтовку в сторону Линга.

— Опусти винтовку, — выдавил из себя Юн.

— Не мешайте, мастер Линь, — Ли-младший и не думал подчиниться.

— Эй, что там у вас? — озабоченно спросил Ян.

— Кажется, здесь брат мастера Линя, я разберусь с этим, — откликнулся Ли-младший.

Прогрохотал выстрел. Ян громко закричал. Голова его брата шмякнулась о землю, винтовка отлетела в сторону. Началась стрельба. Юн сразу убил двух других караульных, стоявших поблизости, направил пистолет на Яна.

— Не заставляй меня это делать, — сказал Юн.

Ошеломлённый Ли не нашёлся, что ответить, он выронил оружие из рук, бросился к убитому брату, схватил его за руку, прислонился к ладони лицом и громко зарыдал. Коммунисты стали разбегаться, некоторые подхватили оружие, стали отстреливаться от гоминдановцев.

Юн оставался на месте и смотрел, как Ян оплакивает своего брата. Внутри Линя что-то сломалось. Обрушилось осознание: люди, которых он убивал, все они были чьими-то братьями, отцами и детьми. Линь не верил, что и дальше сможет воевать. Глядя на горе Яна, Юн не верил, что сможет жить. Хотелось приставить пистолет к голове и оборвать весь этот ужас раз и навсегда.

— Юн, — Линг схватил его за руку. — Нужно уходить. Иначе они убьют тебя.

— Я солдат Гоминдана. Я совершил измену и понесу за неё наказание, — пробормотал Линь.

— Не глупи! — Линг разозлился. — Теперь ты с нами. Ты коммунист. Обратной дороги нет, Юн. Пошли, скорее!

— Я убил ваших. Какая разница, кто меня казнит.

— Даю слово, тебе не причинят вреда! Да иди же ты, я не могу нести тебя на руках! — взмолился Линг.

Юн позволил брату увлечь себя за ним. Он шёл вдоль стены, залитой кровью, к забору из колючей проволоки, за которым он станет красноармейцем. Позади Ян заливался слезами и нянчил ладонь своего брата. Линь не выдержал, освободил рукав, за который всё это время его тащил Линг, бросился назад, упал на колени рядом с телом убитого им юноши, посмотрел в глаза Яна.

— Я не мог иначе, ты понимаешь? — спросил Юн. — Я не прошу простить, просто постарайся понять.

Глаза Яна загорелись жгучей ненавистью, брови сошлись на переносице, щеки окрасились в багровый цвет, рот искривился в хищном оскале.

— Клянусь, где бы ты ни оказался, куда бы ни забросила тебя судьба, я найду тебя, Линь, и убью своими собственными руками, обязательно убью. Чего бы мне это не стоило. Клянусь именем моих родителей, клянусь своей честью, я предам тебя смерти, поганый предатель, выродок, сын кобеля и свиньи… — Ян стал исторгать поток ругательств, а Линь не мог отвести глаз от его искажённого ненавистью лица.

Линг вернулся, с трудом оттащил Юня от тела убитого юноши, вывёл за ограду, спас от кровавой расправы. Они выбрались из Шанхая живыми, чудом достигла Советского района. Но каждый день с тех самых пор Линь Юн заставлял себя вспоминать Яна, застывшего над телом убитого брата. Эта картина напоминала Линю о том, что такое война на самом деле.

Июнь 1935 года. Юго-восток Тибета (область Кам).

Вечерело. Солнце спряталось за вершины скал, ярко-красный ореол опоясал острые горные пики. Бэй и Линь достигли долины, не обнаружив Ляо, прошли по её дну и остановились у обрыва. Вода из реки радужным потоком устремлялась вниз, ударялась о выступы, рассыпаясь миллионами серебряно-золотых брызг, вливалась в узкое горное озерце. Внизу, у берегов водоёма, росли невысокие деревца, земля была покрыта зелёно-жёлтым ковром пушистой травы. Справа от устья реки возвышался отвесный склон. У самого края обрыва тянулся узкий, не шире носка ноги, выступ, примыкавший к этому склону.

Юн подошёл к слону, упёрся в него рукой. Он наклонился, посмотрел направо и убедился, что выступ расширяется, переходит в серпантин, который ведёт к едва различимой отсюда расщелине. Линь посмотрел вниз, торопливо подался назад, восстановил равновесие, отошёл от края, взглянул на Бэйя.