Ежов. Биография - Алексей Павлюков

Еще одно упоминание об июльском совещании содержится в мемуарах бывшего сотрудника ивановского управления НКВД М. П. Шрейдера, изданных в 1995 году. Со ссылкой на своего начальника В. А. Стырне, который по возвращении из Москвы поделился впечатлениями об увиденном и услышанном, Шрейдер приводит такие подробности выступления Ежова:

«Свою речь на совещании он начал примерно следующими словами:

— Вы не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие — сталинские. — При этом он протянул обе руки, как бы демонстрируя их сидящим. — У меня хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и прочими террористами, — угрожающе сжал он кулаки. Затем, подозрительно вглядываясь в лица присутствующих, продолжал: — И в первую очередь мы должны очистить наши органы от вражеских элементов, которые, по имеющимся у меня сведениям, смазывают борьбу с врагами народа на местах.

Сделав выразительную паузу, он с угрозой закончил:

— Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, невзирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа.

После этого Ежов стал называть приблизительные цифры предполагаемого наличия «врагов народа» по краям и областям, которые подлежат аресту и уничтожению…

Услышав эти цифры, — пишет далее М. П. Шрейдер, — присутствующие так и обмерли. На совещании присутствовали в большинстве старые опытные чекисты, располагавшие прекрасной агентурой и отлично знавшие действительное положение вещей. Они не могли верить в реальность и какую-либо обоснованность названных цифр.

— Вы никогда не должны забывать, — напомнил в конце своего выступления Ежов, — что я не только наркомвнудел, но и секретарь ЦК. Товарищ Сталин оказал мне доверие и предоставил все необходимые полномочия. Так что отсюда и сделайте для себя соответствующие выводы.

Когда Ежов закончил свое выступление, — продолжает Шрейдер, — в зале воцарилась мертвая тишина. Все застыли на своих местах, не зная, как реагировать на подобные предложения и угрозы Ежова.

Вдруг со своего места встал полномочный представитель УНКВД Омской области, старейший контрразведчик, ученик Дзержинского и мужественный большевик Салынь.

— Заявляю со всей ответственностью, — спокойно и решительно сказал Салынь, — что в Омской области не имеется подобного количества врагов народа и троцкистов. И вообще, считаю совершенно недопустимым заранее намечать количество людей, подлежащих аресту и расстрелу.

— Вот первый враг, который сам себя выявил! — резко оборвав Салыня, крикнул Ежов. И тут же вызвал коменданта, приказав арестовать Салыня.

Остальные участники совещания были совершенно подавлены всем произошедшим, и более никто не посмел возразить Ежову»{305}.

Трудно сказать, насколько можно доверять этому рассказу. Во всяком случае, «обмирать», услышав названные Ежовым предварительные лимиты на репрессирование, присутствовавшим на совещании начальникам региональных управлений НКВД было вроде бы не с чего: все они перед приездом в Москву участвовали в составлении соответствующих списков — какие же у них могли быть основания «не верить в реальность и какую-либо обоснованность названных цифр».

Точно такой же лимит по Омской области подготовил и Э. П. Салынь, о котором шла речь выше. 479 человек предложено было расстрелять, 1959 — выслать, так что якобы произнесенные им слова о недопустимости «заранее намечать количество людей, подлежащих аресту и расстрелу» Салынь с полным обоснованием мог адресовать самому себе. Кроме того, арестован он был не в день совещания, а лишь 10 августа 1937 года, то есть почти через месяц, что также не позволяет относиться к рассказанной истории с излишним доверием.

Свои угрозы в адрес нерадивых чекистов Ежов сдержал. Июль и август 1937 г. стали рекордными по числу арестованных руководителей региональных подразделений НКВД. Но кроме «кнута» в арсенале Ежова имелись еще и «пряники». Для того, чтобы укрепить моральный дух своих подчиненных накануне предстоящей тяжелой работы, Ежов ходатайствовал перед Сталиным о награждении большой группы работников НКВД орденами СССР. Официально награждение производилось за «образцовое выполнение важнейших правительственных заданий», но фактически это был аванс на будущее.

С 25 июня по 22 июля 1937 года было издано 10 постановлений ЦИК СССР, в соответствии с которыми 179 чекистов стали, как тогда говорили, орденоносцами, в том числе 46 человек были удостоены высшей награды страны — ордена Ленина. Свой орден Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий» получил 17 июля 1937 г. и Ежов.

В передовице «Правды», посвященной этому событию, говорилось:

«Величайшая революционная бдительность и железная воля, острый большевистский глаз и организаторский талант, недюжинный ум и тончайшее пролетарское чутье — эти качества выказал товарищ Ежов… Массы трудящихся знают, что наркомвнудел, возглавляемый тов. Ежовым, — это неустанный страж революции, обнаженный меч рабочего класса. Весь народ держит в своих руках этот меч. Поэтому у НКВД уже есть и будет еще больше миллионов глаз, миллионов ушей, миллионов рук трудящихся… Такая сила непобедима»{306}.

Поскольку очищать страну от «врагов народа» чекистам предстояло в тесном взаимодействии с представителями других карательных ведомств, в тот же период высоких наград родины были также удостоены десять прокуроров во главе с А. Я. Вышинским и десять работников Военной коллегии Верховного Суда СССР вместе с ее председателем В. В. Ульрихом.

После совещания 16–17 июля 1937 года и состоявшихся в ходе него встреч Ежова с руководителями региональных подразделений НКВД подготовка к «массовой операции» вступила в завершающую стадию. Присланные с мест и уже утвержденные Политбюро заявки подверглись в ряде случаев существенной корректировке, кроме того, были уточнены категории репрессируемых и применяемые к ним меры воздействия. 30 июля проект соответствующего приказа по НКВД был направлен Ежовым Сталину и на следующий день утвержден решением Политбюро.

В преамбуле этого знаменитого приказа под номером 00447, положившего начало «большому террору», необходимость намеченных предприятий обосновывалась так:

«Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей, ссылки и трудпоселков. Осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений. Остались почти нетронутыми в деревне значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, грузмеков, дашнаков, муссаватистов, иттихадистов и др.), а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т. п.

Часть перечисленных выше элементов, уйдя из деревни в города, проникла на предприятия промышленности, транспорт и на строительства.

Кроме того, в деревне и городе до сих пор еще гнездятся значительные кадры уголовных преступников — ското-конокрадов, воров-рецидивистов, грабителей и др. отбывавших наказание, бежавших из мест заключения и скрывающихся от репрессий. Недостаточность борьбы с этими уголовными контингентами создала для них условия безнаказанности, способствующие их преступной деятельности.

Как установлено, все эти антисоветские элементы являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.

Перед органами государственной безопасности стоит задача — самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства»{307}.

В соответствии с этим предписывалось 5 августа 1937 года (в республиках Средней Азии — 10 августа, в Дальневосточном, Красноярском краях и Восточно-Сибирской области — 25 августа) начать операцию по репрессированию бывших кулаков, уголовников и активных антисоветских элементов.

Далее в приказе перечислялись категории населения, на которые распространялось его действие, и, как можно было видеть уже из преамбулы приказа, за месяц, прошедший после обращения Политбюро к региональным парторганизациям с предложением определить количество расстреливаемых и высылаемых бывших кулаков и уголовников, состав подлежащих репрессированию «врагов народа» значительно расширился.