Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду - Александр Ильич Антонов

— Покорись, владыко Филарет, без ущерба себе. Не ломай жизнь.

Лжедмитрий был скор на решения, кои диктовали ему поляки и римляне. Да с Филаретом заминка произошла-таки. Он стоял на своём твёрдо: не дано ему быть патриархом при самозванце. И только на десятый день после первой встречи с самозванцем он согласился принять ложный сан. И весь обряд над ним Филарет принял как насилие.

Ещё на Параскеву-пятницу, за день до исполнения обряда, Филарет пришёл к самозванцу и заявил:

— Я русский человек и не хочу патриаршества от слуги лютеров.

За прошедшие дни он много думал о том, какую роль ему уготовили в лагере «тушинского вора» и понял, что в глазах россиян он станет лжепатриархом и покроет своё имя позором. «Нет и нет, только не это», — решил Филарет и с таким побуждением пришёл в палаты самозванца. И тут он увидел Лжедмитрия в окружении московских вельмож, увидел князей Андрея Сицкого, Дмитрия Черкасского, Дмитрия Трубецкого. Родственники и бывшие друзья собрались для того, чтобы убедить Филарета принять сан патриарха. Они увещевали его, льстили, слёзно просили помочь царю-батюшке достичь московского престола. В сердцах Филарет заявил:

— Да не может быть на Руси патриарха, который не избран всеблагим промыслом Божиим и всей православной церковью России. Гермоген отец церкви. И вы должны сие помнить и сказать о том вашему «государю», ежели они истинный Рюрикович.

Среди вельмож раздался ропот, возгласы возмущения. Князь Черкасский крикнул:

— Фёдор, разве ты не видишь, что перед тобой истинный Дмитрий?!

Лжедмитрий побледнел. Он не ожидал подобного непокорства со стороны Филарета. Ведь именно с его помощью он думал заслужить уважение россиян: он возвысил опального архиерея. Но, уразумев, что ошибся в своих расчётах и надеждах, пришёл в ярость.

— Ты сгниёшь в яме за непокорство! — хрипло крикнул Лжедмитрий. — Россия моя, и я законный властелин всего в ней живого!

— Души тебе не подвластны! — ответил Филарет.

— Изыди с глаз, упартый! — снова прохрипел Лжедмитрий.

К Филарету подошёл думный дьяк Васька Юрьев, взял его под руку и увёл из залы.

И снова потянулись долгие часы тяжёлых размышлений. Филарет вспомнил слова Катерины: «Быть тебе патриархом всея Руси, когда пройдёшь свой тернистый путь до конца». «Как толковать сии слова? Где их глубинный смысл? Может быть, назначение на мнимое патриаршество тоже часть того тернистого пути?» — спрашивал себя митрополит. Поиски ответа были мучительными. Филарет обратился за помощью и милостью к Богу.

— Господи, милости Твоей полна земля! Научи меня уставам Твоим. Прежде страдания Твоего я заблуждал, а ныне слово Твоё ищу, законом твоим утешусь...

Ночная беседа с Творцом небесным открыли Филарету глаза на грядущее. Когда же он забылся в коротком предутреннем сне, то явилась к нему провидица Катерина и сказала: «Служи России как служил». Филарет же спросил: «Не осудят ли меня россияне?» — «Осудят, коль дрогнешь на своём тернистом пути. Он у тебя ещё долгий», — ответила Катерина и пропала.

И тогда Филарет понял, что надо идти тем путём, каким ведёт его Судьба. Если принудят, он примет ложное назначение, но не для того, чтобы служить врагам России, а чтобы бороться с ними в смутное для державы время. За утренней молитвой он окончательно понял, что выхода у него нет, разве что лишить себя живота. И принял веление Судьбы как должное.

И когда утром пришёл к нему Васька Юрьев, дабы ещё раз попытаться склонить Филарета принять назначение, митрополит коротко сказал:

— Я отдаюсь на волю Всевышнего.

И наступил час обряда. Где-то нашлись патриаршие одежды, и Филарета облачили в них, ему подали знаки отличия и после короткого богослужения и крестного хода вокруг храма, после торжественного обеда у Лжедмитрия Филарета отвели в его покой и вновь поставили к нему стражу. Филарет не искал сему объяснения, его даже устраивала поднадзорная жизнь.

К вечеру того же осеннего дня Васька Юрьев принёс в покой Филарета черновую грамоту и велел самолично переписать и за подписью «митрополита Ростовского и наречённого патриарха Московского и всея Руси» разослать её в епархии. Но пока в «тушинском царстве» была одна епархия — Суздальская, которая признала над собой власть самозванца. Филарет переписал сию грамоту и подпись к ней свою приложил. Она сыграла свою роль в пользу самозванца. И вскоре в Тушине собрались иерархи не только из Суздаля, но и из других городов, из других епархий. Их было немного, недовольных строгостями Гермогена. Филарет терпел «перелётов» с трудом. Потому как бывшего Казанского митрополита всегда уважал, помня его противостояние Борису Годунову. Дружбы между Гермогеном и Фёдором Романовым в ту пору не было. И теперь новоиспечённый «патриарх» представлял себе, что о нём думал Гермоген, узнавший о его возвеличении. И Филарет начинал ненавидеть себя за слабодушие, за то, что позволил сотворить святотатство. Одно утешало: он не мнил себя патриархом, тем более всея Руси, он считал себя пленником Лжедмитрия, поляков и иезуитов.

Так оно и было. Даже сам Лжедмитрий следил за каждым его шагом. Он же велел окружить его стражей. Тайные и явные шиши не спускали с него глаз, подслушивали каждое им сказанное слово, запоминали все встречи, кои доводились у Филарета, и доносили о них Ваське Юрьеву. А Юрьев докладывал о движении Филарета в первую очередь не Лжедмитрию, а Яну Сапеге и Рожинскому. Они же и определили судьбу Филарета после падения Тушина.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ВОСХОЖДЕНИЯ

Гермоген заболел душой, как узнал о разорении Ростова Великого. Печалился и за Филарета. Да вскоре же и во гнев пришёл. Накануне праздника зимней Казанской Богородицы вернулся из Тушина митрополит Пафнутий и рассказал Гермогену о том, как Филарет переметнулся в стан самозванца. А тут пришли новые вести от Луки Паули.

— Владыко святейший, ноне на Руси появился лжепатриарх рядом с Лжедмитрием. Вот и грамота с его именем, — передавая Гермогену бумагу, рассказывал Паули.

— Анафему им и отлучение от церкви, и мшеломцу и вору! — в гневе крикнул Гермоген. И повелел собрать московских архиереев в Успенском соборе. — Да осудим по совести Филарета.

На другой день архиереи собрались.

— Было на Руси так, что волею Всевышнего и Вселенского собора, — начал свою речь патриарх, — православной церковью управлял один первосвятитель. Ноне появилось два: аз и паки Ростовский митрополит Филарет, возведённый в патриархи «тушинским вором». Потому и собрал вас,