Дневник. 1918-1924 - Александр Бенуа

Постановили: прочистку парка осмотреть на месте в пределах основной мысли, планируя срубить ряд мелких деревьев счетом восемь и два зонтичных дерева пересадить, мелкую поросль возле тополей срубить. Наблюдение за работами возложить на архитектора музея М.А.Критского. Поскольку Фомин располагает рабочими, то просить его очистить аллеи, место вокруг пруда, отремонтировать старый мостик и очистить почву от мусора.

И.Фомин еще раз обратился в Русский музей. Он заявил, что в саду Михайловского сада находится гранитный пьедестал для памятника императору Александру III, который теперь оказался ненужным, на него претендует скульптор Блох и просит представить его для создаваемого им памятника согласно декрету о монументах. Совет не возражает и рекомендовал обратиться в те учреждения, которые ведают подобными памятниками, но выразил опасение, чтобы вывозка пьедестала произошла без повреждения посадок в Михайловском саду.

Еще одно полупрощальное заседание Совета Русского музея. Известный в Петербурге антиквар Бартоломео Ксаверьевич Чекато преподнес в дар Русскому музею десять листов академических рисунков эпохи Лосенко-Угрюмова, Кипренского и рисунок «Ассамблея при Петре Великом», приписываемый Хлебникову.

После вручения экспонатов было зачитано следующее письмо Б.К.Чекато: «Проживши сорок лет среди русских художников и деятелей искусства, от них получивший художественное развитие, материальное благосостояние, а главное, видя их душевное ко мне отношение, я чувствую, что должен отблагодарить их, предлагая Совету музея в дар портрет во весь рост жены профессора Басина работы Карла Брюллова, думая исполнить долг благодарной России и ее деятелям искусства за то добро, которое от них получил.

Преклоняясь перед ушедшими в вечность художниками, поминая их добрым словом, прошу Вас быть выразителями глубокого уважения и восхищения всеми могучими творцами русского искусства. Думаю в ближайшем будущем расстаться с Россией и милыми русскими художниками, я никогда не забуду их ко мне доброго отношения и постараюсь по возможности всегда и везде быть им полезным».

Совет Русского музея выразил Бартоломео Ксаверьевичу Чекато особую признательность. Не у одного меня екнуло сердце при мысли, что мы больше никогда не увидим такого отзывчивого… на российской земле. И опять на душе — словно присутствую при погребении близкого и заботливого друга художников. Так в тиши незаметно рассеивались, исчезали лучшие деятели художественной культуры. На смену им шли грубые, самоуверенные властители от дьявола социализма.

Очередное заседание художественного отдела Совета началось с мелких текущих вопросов и переросло в большую проблему организации предстоящей выставки в стенах Русского музея.

Начнем по порядку так, как у меня оказалось записанным в блокноте. Некий Н.Н.Бух предложил 8 крупных и две мелкие модели, оставшихся в мастерской после кончины академика скульптора Н.И.Либериха. Поручено Яремичу и Нерадовскому осмотреть содержимое мастерской Либериха и выбрать то, что достойно музея.

П.И.Нерадовский напомнил, что надо продолжить подготовку выставки в музее, которую намечали в 1918 году. Сейчас это весьма своевременно — показать развитие русской живописи поступательно — и периодически устраивать выставки рисунков и гравюр, которые сейчас приводятся в систему. Прежде всего следует подготовить помещения для экспозиции, составлена смета на 659 323 рубля на ремонт залов и устройство экспозиций. Совет одобрил проект и предложил Пунину, чтобы он добился от Ятманова намеченных сумм.

Нерадовский считает, выставка займет помещения в пределах главного здания музея. Намечалось занять часть флигеля Росси, но ввиду значительного поступления художественных произведений там пришлось занять помещения, два зала выделить для периодических выставок и для служебных помещений.

При размещении картин выявились затруднения с перевеской картин большого формата. Белоколонный зал отпадает от выставки картин, так как его ансамбль — памятник дворцового убранства 20-х годов прошлого столетия. Картины, помещенные в этом зале среди золоченой мебели и расписных стен, теряют самодовлеющее их значение. Ряд залов оказались недостаточно освещенными, пригодны лишь для рисунков.

План размещения коллекции музея преследует цель — представить ход развития русского искусства с XVIII века до наших дней, то есть служит продолжением коллекции 1-го отделения художественного отдела. В основу размещения коллекций, насколько это позволяет площадь здания, положено размещение их в исторической последовательности по эпохам, в которых коллекции группируются по отдельным течениям, а в этих группах, в свою очередь, художественные произведения размещаются по авторам. Развеска будет носить такой же характер, как устроенная осенью 1918 года (работа не была выполнена), то есть картины будут размещаться просторно, чтобы удобно было смотреть, а соседние картины наиболее выгодно выделяли ее и гармонировали с ней. Ярким художественным произведениям согласно плану отводятся лучшие места, так как не всем выдающимся мастерам удается отвести отдельные залы, то в плане предусмотрено уделять всем мастерам больше места. Произведения художников, имеющих дополнительное значение к течению, отводится второстепенное место. В массе своей коллекция распределяется и по технике. При развеске современных художественных произведений рисунки к масляной живописи помогают наглядному пониманию художественных явлений. Для рисунков и гравюр отведено четыре зала. В залах академического искусства остаются картины Брюллова, Иванова, Ге, Перова, Крамского, Репина, Поленова, Айвазовского. Залы нижнего этажа — для произведений художников XIX века. Скульптура размещается в исторической последовательности. Размещением ее ведает скульптор В.Л.Симонов.

1921 год

Наконец появился и в Петербурге журнал по истории культуры и литературы — «Начала» под редакцией С.Ольденбурга, С.Платонова, Э.Радлова и А.Николаева. Во вступительной статье пространно говорится, что человеческая жизнь протекает в работе и отдыхе. В них человек осуществляет свои стремления, привязанности и вкусы и применяет свои способности к их удовлетворению, приспосабливает изящное. А в нем отражается духовная жизнь человека и творится сама духовная жизнь. Неплохо сказано для этих слишком тяжелых дней. Открывается статьей С.Ольденбурга о Блоке «Не может сердце жить покоем». Далее следуют статьи Нестора Котляревского о Ф.Достоевском, Л.Карсавина — «Федор Карамазов как идеолог любви», В.Жирмунского о задачах поэтики, Ив. Гревса — «Образы Италии в творчестве Тургенева», затронуты серьезнейшие проблемы времени на академическом уровне.