Прутский Декамерон - Алекс Савчук

– Я, молодой человек, работаю в торговле, а конкретно в мясном магазине уже почти сорок лет, – сказал он негромко, – со дня возвращения Советской армии в наш город в 1944, а мне такого звания «ветеран советской торговли» почему-то не присвоили.

– Тебе, дядя Володя, – сказал я, шагнув к нему и хлопнув по плечу, – за это можно уже Героя давать… а можно и лоб зеленкой мазать (что по-русски означает расстрелять), – ты все это честно заслужил. – И направился к своим друзьям, предусмотрительно ожидавшим меня в сторонке; в вытянутых руках я торжественно нес четыре стаканчика мороженого.

Ночь четвертая

Прошло еще несколько дней, а нам с Кондратом все никак не удавалось встретиться с девчонками: то на работе аврал, то еще что-нибудь мешало, да еще этот Банан со своими ментовскими «шуточками»…

Впрочем, тут потребуется небольшое разъяснение: после того как выяснилось, что это именно он за нами следил, мы провели собственное расследование и нам открылись такие вещи…

Оказывается, начальник уголовного розыска Толик Р-рь и его опер Банан, имея, видимо, массу свободного от работы времени и прикидываясь нашими лучшими друзьями, взяли под контроль всех девушек, бывавших когда-либо в нашей с Кондратом компании. Затем Банан, встречая этих девушек в городе, приглашал их в свой милицейский опорный пункт, и там, используя «мусорской» опыт и знания, приобретенные им в школе милиции, начинал на девушку давить, делая упор на то, что она знакома с барменом из ресторана таким-то и имела с ним «интимные связи».

Были ли эти связи в действительности, ментов не слишком интересовало, Банан попросту объяснял девушке, что бармен такой-то, то есть я, по их сведениям, болен сифилисом и все девушки, с ним общавшиеся, автоматически попадают теперь под подозрение, и должны будут пройти принудительный курс лечения от этой болезни, что означало, что он немедленно препроводит ее в вендиспансер, затем сообщит о ее аморальном поведении в то учебное заведение, в котором она занимается, а также родителям по месту жительства – ведь многие из девушек были в нашем городе приезжими.

Все это – сифилис, несомненно, ужасная болячка; перспектива вылететь из учебного заведения; и ко всему прочему осознание того, что обо всем узнают родители – ложилось на девушку непереносимым грузом, практически парализующем ее волю. При этом девушка, конечно, оказывалась на грани обморока, ей и в голову не могло прийти, что если бы бармен действительно был болен, то и одного дня не работал бы на своем месте в сфере общественного питания, а также, если бы даже все сказанное оказалось правдой, никто не имел права разглашать такие данные по месту учебы и сообщать родителям.

Но нужно было быть уж очень большого ума и иметь сильный характер, чтобы понимать все это и не попасть в зависимость от мента, сообщившего девушке такую страшную новость. Таким образом, запугав и вогнав девушку в шок, а как вскоре выяснилось, таких, запуганных им, оказалось немало, Банан из злобного мента в какой-то момент превращался в «добренького дядю», который «не желает такой юной и симпатичной» неприятностей и постарается ей помочь. Бедные девчонки при этом соглашались на все, и нашим «мусоркам» всего-то и оставалось, что брать их голыми руками. За задницу. В прямом смысле этого слова – укладывая их на диван прямо в опорном пункте. Девушки, правда, не догадывались после этого спросить ментов, не боятся ли они сами заразиться от них, «заподозренных» в таких ужасных болезнях, ведь те даже кондомами не пользовались.

Узнав обо всем этом от одной из пострадавших девушек, я пришел в ресторан в сильном возбуждении, в надежде увидеть кого-либо из них, этих «ревнителей порядка», а если повезет, то и сразу обоих.

И мне повезло! Очень скоро я увидел Банана, который со своей фальшивой, словно приклеенной к лицу улыбочкой, подошел чтобы поздороваться и протянул мне руку. Я, словно не замечая его руки, предложил ему выйти на улицу поговорить, и он, надо признать, без боязни пошел со мной, еще, возможно, не совсем понимая, в чем дело, но чувствуя, конечно, свою вину. Мы вышли из ресторана на улицу.

– Что это сегодня с тобой, Савва? – спросил он, но видя что я молчу, тут же принялся права покачать: – Ты мне, кажется, собираешься что-то предъявить? – Он усмехнулся. – С офицером милиции не боишься поссориться?

Ответил я ему просто:

– Да видал я тебя в членах… Политбюро. Иди и застрелись соленым огурцом, который ты носишь в кобуре.

Я понимал его возможные аргументы в защиту и оправдание их с Толиком мерзкого поведения. Они, конечно, могут мне сказать, что все их хитрые приемчики ерунда, что, мол, наша мужская дружба дороже, а девочки, что ж, у каждого свой способ добиваться от них близости, вон Славка Елдаков – почти официальный в нашем городе насильник, – он что, разве лучше? И что все мы живем в атмосфере греха. И это было правдой. Однако был еще один важный, личный для меня момент в этой истории: компромат, собранный на нас с Кондратом, им был нужен для чего? Только для того ли, чтобы держать нас на коротком поводке, и управлять по мере возможности? Нет, еще, я думаю, для того, чтобы при случае все рассказать моей жене и посредством этого войти к ней в доверие, и тут же выразить ей сожаление и сочувствие по поводу такого безнравственного поведения ее мужа, о котором они, доброжелатели, сообщили по дружбе, а затем пристроиться ненавязчиво у нее между ног! Сильный ход! Тем более, что подобные случаи в семьях наших знакомых уже случались. И, можно сказать, нередко случались, причем главными действующими лицами была все та же пара милиционеров. Нет, ну согласитесь, это просто беспроигрышный вариант, высшее мастерство! Еб…ь всегда, еб…ь везде, еб…ь и никаких гвоздей (да простит меня Маяковский, за то, что переиначил его стихотворение) – то есть, никаких угрызений совести – вот их принцип. Да, и кроме того, компромат ведь никогда не помешает, менты, как я знал, собирали компромат и друг на друга, и на своих начальничков – иди знай, может завтра тот или иной матерьяльчик пригодится, глядишь, начальничка задвинут в сторонку, а тебя выдвинут на его место. Поэтому и не хотел я выслушивать оправданий своих «товарищей» – ментов, а просто жаждал надавать за все это немужское поведение кому-либо из них по физиономии.

Из-за угла ресторана, куда мы с Бананом направлялись, навстречу нам из темноты неожиданно вынырнул Толик – начальник УГРо. Он мгновенно оценил ситуацию, понял для чего мы здесь (когда-то же должно было все открыться) и заступил нам дорогу:

– Привет, Савва, ты отчего такой злой сегодня?

– Вы знаете, ребятки, отчего я такой злой, и знаете также, кто в этом виноват, так что давайте обойдемся без долгих разговоров, – скрежеща зубами проговорил я.