Избавитель - Василий Головачев

— Сможешь разбудить его? Вдохнуть в него жизнь?

Меч в пальцах великана задымился, раскалился до красного свечения и погас. Несколько мгновений он был черным, как обгоревший сучок дерева, затем посветлел, но так и остался серым, покрытым окалиной.

— Увы, судари мои, он мне не подчиняется. Я слышал, что Повеление Семерых лишило силы многие высшие вещи, в том числе такие, как Финист. Моего умения не хватает, чтобы оживить творение Создателя.

— Может, ты попробуешь? — повернулся к сыну Никита.

— Я уже пытался, — покраснел Будимир. — На нем лежит Печать Соборного Духа Веера. Снять ее могут только те, кто поставил.

— Семеро Светлых? — уточнил Такэда.

— Или…

— Кто? — Никита обнял сына за плечи. — Договаривай.

— Или настоящий Избавитель.

— Не горюй, сынок, у тебя еще все впереди. Хотя, с другой стороны, желательно, чтобы меч нам никогда не понадобился. Святогор вернул потухший Финист Такэде.

— Прошу прощения, други. Не имею возможности пригласить вас в гости, не обустроился пока, дел много. Могу я вам помочь чем-то еще?

— Пожалуй, пока нет, — сказал Никита. — Мы хотели активировать меч и с его помощью усмирить нечисть Веера. Так как это нам не удалось сделать, будем решать задачу другими способами. Хотелось бы кое-что уточнить…

— Я вас внимательно слушаю.

— Очень надеюсь, что этого не потребуется, но вдруг… Ежели появится необходимость собрать дружину для борьбы со слугами Люцифера, ты присоединишься к нам?

— Можете не сомневаться. Я еще не вернул им свой долг за долгий сон.

— В таком случае просьб больше нет.

— Еще раз прошу прощения, судари мои. Я тут недалече навожу порядок, Мировую Язву распахиваю, так что скоро нашу Свентану не узнаете. Когда закончу — приходите, попразднуем.

Святогор вскинул на плечо свою огромную палицу, поклонился и зашагал туда, откуда пришел. Вскоре треск деревьев и гул шагов великана стих, наступила тишина.

— Представляю, каково теперь здешней нечисти, — усмехнулся Такэда. — Вряд ли у нее есть шансы выжить на Олирне.

— Он один, — задумчиво проговорил Никита. — А нечисти — легион!

— Почему он один? А Яросвет? А пограничная дружина? А другие витязи земли русской? Стоит им объединиться — никто не устоит!

— В том-то все и дело, что им еще надо объединиться. Хотя я тоже верю, что здесь, на Олирне, Святая Русь скоро возродится и засияет в полную силу. А там, глядишь, и у нас наведут порядок.

— Оптимист твой отец, — сказал Ростислав, подмигнув Будимиру. — Русь на Земле более беззащитна, чем здесь. Да и Святогора у нас нет, и нечисти-погани больше.

— Она вся мелкая, — не согласился Никита.

— Зато ее много.

— Хрен с ней, с нечистью, разберемся с Люцифером — Дуггуром и попросим Святогора почистить и наши земли. Да и сами поможем. Итак, что решаем, господа мечтатели?

В воздухе снова повисла тишина. Мужчины смотрели друг на друга и молчали.

— Надо уточнить, дошел Имеющий Право до цели или нет, — предложил Будимир. Все посмотрели на него.

— Устами младенца глаголет истина, — улыбнулся Сухов-старший. — Однако учтите, после того как мы забрали у Дуггура меч и «умертвие», он из кожи вылезет, чтобы нас ущучить.

— Отобьемся, — хладнокровно сказал Такэда. — У нас теперь три меча и кое-что помощней.

— «Умертвие» же не работает.

— Я имею в виду мозги.

— По части мозгов я — пас, — вздохнул Никита. — Только на молодежь надежда.

Ростислав засмеялся. Ему нравилась легкая пикировка старых друзей и отличительная черта их характеров — не унывать ни при каких обстоятельствах.

— Как мы будем действовать?

— Как обычно — вызывать магических помощников. Отыскать хрон Уицраора, из которого он строит Мост через Суфэтх, могут только они. Даром мы их, что ли, спасали?

— Положим, спасли их они, — кивнул японец на Ростислава с Будимиром.

— Так было задумано, — отмахнулся Никита. — Этот сценарий не менялся тысячи лет, и я подозреваю, что он разработан Создателем Веера. Когда Шаданакар нуждается в защите, срабатывает некий Закон охраны основных этических норм, и самый ответственный исполнитель начинает собирать команду, искать союзников и помощников. Одно то, что нам удалось освободить магов, стоящих на стороне этого Закона в разные времена, говорит о правильности нашего выбора.

— Тебя сложновато отнести к разряду ответственных исполнителей, — заметил Такэда ровным голосом.

— У меня было трудное детство, — парировал Сухов-старший. — И еще более трудная юность. Но я все-таки смог изменить карму. Как говорил один древний мусульманский поэт:

Я только сын Аллаха, я не Бог.Но я достичь своей вершины смог.[24]

Он подумал и добавил:

— Теперь ваша очередь.

— Я стар для этого, — хмыкнул Такэда. — Но у нас есть неплохая замена — капитан Светлов, который, судя по всему, идет верной дорогой, и наш Дим-Избавитель. Я очень на них надеюсь.

— Слава, прояви инициативу, — посмотрел Никита на Светлова.

— Я предлагаю вызвать Усыню, — сказал Ростислав. — Он помогал нам только один раз и не устал так, как Волк и Сокол.

Сухов-старший вопросительно поднял брови.

— Усыня — это Сом Сомов, — сказал Будимир. — Он живет здесь, на Олирне. Но вряд ли он так же свободен, как Вольх или Рамаг. Его стихия — вода.

— Тогда решай сам.

— Давайте вызовем Рамага, он старший среди зооморфов и знает о Шаданакаре больше.

— Хорошо. — Ростислав сосредоточился, ушел в «саммай» и позвал звучным голосом, нараспев: — Рамаг, приди!

С минуту ничего не происходило, даже ветер перестал шевелить вершины деревьев вокруг избы Ягойой. Затем над центром поляны, поросшей желтой пожухлой травой, возникло тусклое стрельчатое сияние, и с тугим хлопком из этого сияния вылупилось тело огромной серебристо-белой рогатой птицы.

Рамаг взмахнул крыльями так, что воздушная волна шатнула людей, и сел в траву. Янтарно-желтые глаза его были полны терпеливой грусти.

— Приветствую Избавителя и честную компанию, — послышался его характерный — посвистывающий и клекочущий — мыслеголос. — Рад убедиться, что вы здоровы и вместе. Чем могу служить?

— Мы знаем, что ты устал и, наверное, еще полностью не восстановился, — сказал Никита. — Однако без твоей помощи нам не обойтись. Слышал ли ты что-нибудь о маге по имени Имеющий Право Решать?

Сокол Соколов повесил голову, как это делает задумавшийся человек.

— Если память мне не изменяет, он является одним из воплощений Соборной Души Веера. Иногда его называют «богом данного мгновения». Я знавал одного человека по имени Александр, которого тоже называли «богом данного мгновения». И он тоже являлся инкарнацией Соборной Души Шаданакара. Но я также точно знаю, что Имеющий Право Решать — не человек.

— Соборная Душа Веера может проявляться одновременно в миллионах существ, живущих в мирах Шаданакара.

— Возможно, не спорю. Я об этом не подумал. Еще вопрос: что ты знаешь о судьбе Имеющего Право Решать?

— Ничего, — лаконично ответил Сокол Соколов. Мужчины обменялись взглядами.

— Печально, — огорченно пробормотал Никита. — Похоже, мы в тупике, господа.

— Что случилось?

— Дело в том, что Имеющий Право является первоидущим по пути Избавителя Веера, и если он погиб, у нас не остается выбора, как продолжить этот путь.

— Разве этот юный маг — не Избавитель? — Рамаг кинул на смутившегося Будимира просиявший симпатией взгляд.

— Избавитель, — подтвердил Такэда, — но… как бы это поточней выразиться… запасной, что ли. Расчет светлых иерархов Веера опирался на возможности Имеющего Право. Но, судя по тишине Веера, точнее, по отсутствию каких-либо сведений о его подвигах, он не дошел до Моста через Суфэтх.

— Минуту, кажется, я начинаю понимать… Еще до вашего появления на «лестнице» Шаданакара мне пришла весть о какой-то великой битве у границ Болота Смерти. Но кто с кем воевал и чем закончилась битва, я не знаю.

— Я подозревал, что закончится все хреново, — сказал Такэда меланхолически. — Битва — это почти всегда агония, провал операции. Все-таки мы не смогли оттянуть на себя погоню, и она достала Избавителя номер один.

— Не факт, — качнул головой Сухов-старший.

— Я хотел бы ошибиться.

Стало тихо.

Сокол Соколов терпеливо ждал решения людей, посматривая то на одного, то на другого.

— Надо идти туда, — сказал наконец Никита. — Не знаю куда. Может быть, Имеющий Право еще жив и мы поможем ему. Возражения есть?

Ответом ему было молчание.

Хотя возражения у Ростислава были и вполне объективные, но высказывать их вслух он не стал, понимая, что его слова могут быть истолкованы превратно.