Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубокий снег сильно затруднял передвижения полков. Поначалу удача вроде бы улыбнулась смолянам. Дружина Мстислава Романовича «потопташа» и «исекоша» Ольговы стяги и устремилась вслед отступающим черниговцам. Однако в это самое время на их собственные тылы ударили дружины минского князя Василька Володаревича102. И когда Мстислав возвращался к своим, «мнев, яко уже победив Олга, а не веды[и] своих побеженых», он, не разобрав, где свои, а где чужие, попал... прямо в руки своих противников, а именно друцкого князя Бориса. Остальные князья и воеводы с остатками войск бежали в Смоленск. Вернулся на поле боя и Олег Святославич, он и выпросил своего врага у друцкого князя. А затем послал гонцов к дяде, Ярославу Всеволодовичу, — сообщая ему о том, что «Мстислава есмь ял (захватил. — А. К.), и полк его победил, и Давыдов полк, смолняны».
Мстислав Романович был переправлен в Чернигов и надёжно там спрятан. Теперь Ольговичам можно было действовать с позиции силы — момент для реванша казался удачным, как никогда.
— А ныне, отче, — призывал Олег дядю, — такого времени нам уже не будет больше. А поезжай, не мешкая, совокупив братию свою. Ныне возьмём честь свою!
Ярослав Всеволодович мешкать не стал. Вместе с братьями он «изъездом» направился к Смоленску, намереваясь выгнать оттуда Давыда Ростиславича. Поражение смоленских полков, бегство князей с поля боя, захват в плен князя вызвали возмущение смолян. В городе давно росло недовольство Давыдом (несколько лет назад оно уже оборачивалось беспорядками и даже мятежом). Черниговские князья знали об этом и, наверное, собирались воспользоваться недовольством смолян.
Но не мешкал и Рюрик Ростиславич. Из своего Вручего наперерез черниговским полкам он отправил послов с крестными грамотами и успел «перехватить» Ярослава Всеволодовича. Рюрик не только упрекал его в нарушении крестного целования, но и угрожал:
— А вот тебе крестные грамоты! А ты поезжай к Смоленску, а я — к Чернигову. Да как нас Бог рассудит да крест честный!
И Ярослав Всеволодович повернул обратно.
Ситуация обострилась до предела. В плену оказался не только родной племянник великого князя Киевского, но и сват великого князя Владимирского. Союзникам надо было что-то предпринимать. И Рюрик отправляет очередное послание Всеволоду:
— ...Ныне же, брате, и твоему, и моему сыновцу Мстиславу так случилось, что схвачен Ольговичами. А не мешкая сел бы на коня! А сошлись бы где любо, отомстили бы обиду и сором свой, и сыновца своего выстояли, и правду свою налезли!
«От Всеволода же не было вести всё лето», — продолжает киевский летописец. Правда, слова его про «всё лето» надо понимать как некоторое преувеличение, потому что парой строк ниже он приводит фразу из ответного послания Всеволода Рюрику, и из неё следует, что Всеволод всё же призывал свата к совместным действиям против черниговского князя, обещая присоединиться позже:
— Ты починай, а яз готов с тобою!103
Суздальский же летописец сообщает более определённо: узнав о поражении смоленской рати и о том, что сват его Мстислав Романович «ят» черниговцами, «и от Рюрика речь слышав ту», Всеволод «ту зиму перестряп (переждал; речь идёт о зиме 1195/96 года. — А. К.)», а «на лето вседе на конь про свата своего».
Так что весть от Всеволода в Киев или Вручий всё-таки пришла, но вот реальной военной помощи Всеволод оказывать своему свату не спешил — очевидно, выжидая наиболее удобный для этого момент и копя силы, а заодно дожидаясь, когда киевский и черниговский князья истощат силы в войне друг с другом. По свидетельству новгородского летописца, той же зимой 1195/96 года Всеволод послал «в Половцы». Так поступали в подобных случаях и другие русские князья, и Всеволод не являл собой исключение. Готовясь к войне, он взаимодействовал преимущественно с Давыдом Смоленским: «И почаста вое копити Всеволод и Давыд собе, а Ярослав Черниговский и Игорь с братьею; и не бяше мира межи ими, но рать большю въздвигнуша».
Пока Всеволод и Давыд «копили» воев, Рюрику Ростиславичу пришлось принять на себя всю тяжесть войны с Ольговичами. Он вновь призвал под свои знамёна «братью» — младших князей; вновь нанял «диких» половцев — благо те всегда были готовы поживиться за счёт внутренних русских междоусобиц, охотно принимая сторону любого князя, который готов был им заплатить. Однако военные действия шли вяло. Рюрик всё ещё ждал вступления в войну Всеволода Юрьевича, но не мог даже связаться с ним, потому что все пути сообщения между Киевом и «Залесской» землёй были перерезаны Ольговичами (или, может быть, потому, что Всеволод сам не прилагал усилий для того, чтобы посланцы Рюрика добрались до него). При этом Ярослав Черниговский не прочь был заключить отдельный мир с Рюриком («К чему, брате, начал волость мою воевать? А поганым руки полнишь. А нам с тобою делить нечего, а Киева под тобою не ищу»). Черниговский князь готов был вернуть Рюрику его племянника безо всякого выкупа, «по любви», только просил помирить его с Давыдом Смоленским, а про Всеволода Юрьевича выразился так:
— А Всеволод аже восхочет с нами уладитися, а уладится. А тобе не надобе с братом Давыдом! (То есть вам с Давыдом до этого дела нет. — А. К.)
Рюрик, однако, мира не взял — ссылаясь на то, что у него нет связи со Всеволодом, а без него заключать мир он не хочет. «И тако воевашася межи собою, ездячи, всё лето и до осени».
Положение Рюрика Ростиславича осложнилось ещё и тем, что той же осенью 1196 года войну с ним возобновил оправившийся от ран волынский князь Роман Мстиславич. Сам Рюрик воевать с ним не стал (как раз к этому времени он, наконец, сумел согласовать свои действия со Всеволодом Юрьевичем), но послал против бывшего зятя племянника Мстислава Мстиславича, который объединил усилия с галицким князем Владимиром Ярославичем. Князья пожгли Романовы волости около Перемышля, а сын Рюрика Ростислав со своей дружиной и «чёрными клобуками» разорил окрестности другого Романова города — Каменца.
