Душа Бога. Том 2 - Ник Перумов

желание это туманит ему разум. Он очень силён, этого не отнимешь, но желание жить… — и он пощёлкал клювом. Очевидно, это заменяло ему укоризненное поцокивание языком.

— Значит, моему отцу конец и так, и так, — выдохнул Аратарн. — А оставался бы он, где был…

— Едва ли это бы ему помогло… — не слишком уверенно начал ворон, но вдруг дёрнулся, словно получив удар незримой дланью.

— Началось, — выдохнул он и стал терять форму. Слагавшая перья чернота расползлась, потекла сквозь прутья, распадаясь мелкими каплями и исчезая окончательно.

Серые небеса прояснялись — а в них стал виден неподвижно зависший шар. Висел он невысоко, фигуры Губителя и Возрождающей можно было прекрасно различить. Недвижный воздух вдруг колыхнулся, двинулся, повеял ветерок — сперва лёгкий, потом всё сильнее, сильнее…

Он был никаким, этот ветер. Ни прохлады, ни жары. Просто движение воздуха, от которого, однако, для неподвижно застывшей троицы ничего не менялось. Трое других, что шли к ним от серой горы, оказались уже совсем близко: высокий воин в кованом доспехе, на груди вычеканен коронованный змей-василиск; бледная, перепачканная кровью, шатающаяся эльфка (но очень красивая эльфка!) в кольчуге, некогда серебристой, а теперь тёмной, словно и впрямь из давным-давно не чищеного серебра; третьим оказался коренастый гном, волочивший за собой громадное боевое устройство с двумя стволами — тоже некогда ярко начищенными, а теперь покрытыми гарью. Странно, нести оружие на плече было б куда удобнее, потому что имелся даже ремень, но нет — гном волочил двуствольное чудовище, словно брезговал к нему прикасаться, но в то же время не мог и бросить. Глаза у гнома, совершенно безумные, смотрели словно куда-то вглубь него самого.

Эльфка цеплялась за руку рослого воина. Из всех троих именно он казался наиболее близким к… нормальности.

Аратарн ничуть не удивился, когда воин заговорил на понятном языке Хьёрварда. В конце концов, это магический конструкт Третьей Силы, тут и не такое возможно.

— Началось, — без предисловий сказал воин. И добавил: — Гвин. Так меня звали.

— Вейде, — прошелестела эльфка. — Мы были врагами. — И она крепче уцепилась за руку Гвина, воина с василиском на кирасной груди.

Гном ничего не сказал — так и смотрел вглубь себя пустым взором.

— А это Арбаз, — представил его воин.

— Единственное, что он нам сказал, — пояснила Вейде, — прежде чем… чем…

— Чем сделался таковым, — закончил Гвин. — Ах, да. Я вот, например, умер — ещё прежде, чем попал сюда. А она, — кивок на Вейде, — нет. Удивительно, правда?

…Они все понимали, что конец близок, очень близок. А когда всё кончается, о чём ещё говорить?..

Ветер дул сильнее и сильнее, и Аратарн, не зная, что сказать пришельцам, просто смотрел ввысь, на застывшую фигуру отца.

Фигура шевельнулась. Да, точно, шевельнулась!.. Он не ошибся!..

Шар оборвался и рухнул вниз. Ударился с размаху в серую бесформенную «твердь» и лопнул.

Горджелин Равнодушный прошипел какое-то проклятие. Лидаэль вскинула руки, словно готовясь бросить сложное заклятие, требующее и жеста, и слова, и мысли. Аратарн застыл, зачем-то подняв бесполезную здесь секиру.

Гвин и Вейде невольно обернулись тоже. Гном Арбаз не обернулся, он, похоже, вообще ничего не видел, не слышал и не понимал. Белый огонь пощадил его тело, но словно бы не оставил ничего от разума и души.

Губитель шевельнулся. Упёрся руками в серую твердь, с усилием толкнул вверх собственное тело, точно ему было очень-очень тяжело подняться.

Возрождающая опередила его. Ярко-алая безрукавка полыхнула среди серой бесконечности языком неистового огня. Девушка тряхнула смоляными кудрями, и…

Протянула руку Губителю.

Тот помедлил, но смотрел исключительно в глаза Возрождающей, а не на свой бесцветный клинок, валявшийся рядом ненужной железкой.

— Вставай, враг мой, — с лёгкой насмешкой сказала девушка. — Вставай, мы… несколько увлеклись. Кажется, нас ждут теперь совсем иные дела.

И тут Аратарн не выдержал.

— Отец!

Он бросился к Губителю — нет, не к нему, к эльфийскому странствующему лекарю и чародею Эльстану, которого всей душой любила его, Аратарна, мать, Саата.

От которой, наверное, не осталось даже могилы, если не врал этот проклятый ворон…

Губитель сощурился, глянул — и узнал.

— Сын… — растерянно сказал Губитель. — Сын. Мой сын…

— Это, конечно, очень мило, — жёстко прервал его Горджелин. — Но, если мы хотим отсюда выбраться, пока Великие Духи не опомнились, нужно действовать, и немедля. Госпожа, — он обернулся к Возрождающей, — не имел чести раньше видеть вас, но…

— Видели, Снежный Маг, видели, — словно колокольчики негромко прозвенели. — Но неважно. Вы правы, господин. Нам надо выбираться отсюда, пока мы не сделались… частями этого континуума.

— Вы это уже видите, госпожа?..

Губитель с Аратарном меж тем шагнули навстречу друг другу. Соединили руки в крепком пожатии, глядя в глаза. А потом резко и сильно обнялись.

Возрождающая мягко улыбнулась.

— Конечно, вижу. Я ведь такой же конструкт, как и он, мой вечный враг. — Улыбка сделалась чуть шире — «врага» не следовало понимать совсем уж буквально. — Мы внутри чудовищного магодвигателя, Снежный Маг. Моё предназначение — творить жизнь, заселять ею опустошённые миры, это требует куда более сложной магии, чем для уничтожения; но ничего подобного я не могла даже вообразить.

— Третья Сила… — начал было Горджелин, но Возрождающая останавливающе подняла розовую ладошку.

— Я знаю. Уже знаю. И про Дальних знаю тоже.

— Маленькие привилегии быть конструктом Молодых Богов, — не без ревности буркнул Равнодушный. Возрождающая не обиделась.

— Ну да. Если не считать, что ты — просто кукла, которую достают из сундука, а едва пропадёт надобность, безо всяких церемоний убирают обратно.

— Верно, — признал Горджелин. — Прошу прощения, госпожа…

— Инаири. Моё имя.

— Госпожа Инаири, — мигом подхватил Снежный Маг.

— Охотно прощаю, сударь. — Инаири надула губки, растянула пальцами алые шальвары, слегка присела, словно делая книксен. — Имя, конечно, не настоящее. Потому что настоящего никогда не существовало. Как и у него, — кивок на Губителя. Они с Аратарном так и стояли, положив правые руки на плечи друг другу. — Сколько же лет прошло, боги… — она зажмурилась, чуть прикусила губу. — И вот уже всё-всё кончается, и бедной Инаири негде зачинать новую жизнь, оживляя пустой мир…

— Прошу прощения, госпожа, — вдруг вмешался воин, назвавшийся Гвином. — Я понял, что ты властна над жизнью? Возрождаешь её там, где она погибла? Быть может, ты сможешь помочь этому несчастному? — Он указал на гнома, что так и таращился слепыми глазами куда-то вглубь собственной души. — Он уничтожил жутких призраков и… и всех, кто лишь испытывал невероятные страдания, погибая и воскресая, чтобы вновь погибнуть. Госпожа?

Возрождающая кивнула, однако лицо её омрачилось.

— Я не лекарь, доблестный воин. Я приходила на выжженные пустоши, чтобы там вновь поднялись леса.