Ты следующий - Любомир Левчев

Я удивился, но не слишком. Мне было известно, что любая случайность здесь была преднамеренной. Я знал, что меня полагалось “поднять”, как кабана в лесу. И этот коварный вопрос был мне до боли знаком.

Воспоминание, которое (наряду со многими другими) я здесь воскрешаю, не вписано в хронологический сюжет этой книги. К тому моменту я уже много лет был председателем Союза писателей. И каждый год мне приходилось отвечать на один и тот же вопрос в двух его одинаково опасных вариациях: во-первых, зачем мы принимаем в Союз так много новых членов, притом молодых, неокрепших; и, во-вторых, почему мы приняли так мало идейно созревших товарищей, у которых за плечами уже по двадцать книг. Сейчас мне пришлось защищаться перед, возможно, самой опасной аудиторией. Разумеется, я начал со слов: “Да извинит меня мой друг Георгий Стоилов”. А далее углубился в дебри статистики:

– На 9 сентября 1944 года в Союзе писателей было зарегистрировано 200 членов. Сегодня их менее 400 (значит, их число возросло в два раза). До 9 сентября профессоров в Болгарии было меньше 200. Они были даже большей редкостью, чем писатели. Тем не менее на сегодняшний день их число возросло в 6 раз, то есть их сейчас примерно 1200. А уж генералов! До 1944 года действующих генералов насчитывалось менее десятка. А сегодня их количество – это военная тайна. Но не для нас, товарищ Живков. По моим данным, их около 400, то есть столько же, сколько и писателей. Можно даже выдвинуть лозунг: “Каждый генерал – писатель, и каждый писатель – генерал”…

Я увидел, что Тодор Живков нахмурился, как будто упустил благородного оленя с золотыми рогами.

– Хватит! – сказал он. – Давайте сменим тему.

Уже на следующий день мой друг профессор Константин Косев вызвал меня в отдел образования ЦК:

– Любо, ну что за глупости ты говорил перед товарищем Живковым? И откуда у тебя эти абсурдные данные о болгарской профессуре?

– Я их почерпнул из анекдота. Один другому наступил на ногу в трамвае и тут же извинился: “Простите, товарищ старший научный сотрудник”. – “А откуда вы знаете, что я старший научный сотрудник?” – изумился потерпевший. “Так ведь известно, что в Болгарии каждый второй или профессор, или старший научный сотрудник. Я ни тот и ни другой, значит, это вы…”

Генералы тоже сразу прослышали о моем “безответственном высказывании”. Интересно, что некоторые из них были довольны и даже похвалили меня за смелость, но самые главные гордо перестали со мной здороваться.

А один мой друг так обобщил происшедшее:

– Я еще не видел другого такого идиота, который бы произнес так мало слов и сделал всего один выстрел, а заработал сразу столько врагов.

Вот одно стихотворение, написанное в Боденском лесу:

Меня оставили на дереве,

на том балкончике в ветвях,

который все зовут беседкою…

И сани тронулись и скрылись вдалеке.

И детский звон бубенчиков растаял.

Я был один.

Я был один.

В лесу последнем мира моего.

В последнем существующем лесу.

Лесу с зверями,

и лесными духами,

и тишиной смолистой

и холодной…

Я чувствовал, что замерзаю в тишине.

Открыл ружье.

И заглянул в стволы,

и там увидел

вулкан, наверно Фудзияму,  —

спокойный и священный мир, покой…

Или, быть может, я увидел смерть,

что поджидает.

Поскольку мне

известно, что обычно смерть

не ждет часами,

гадать мне было некогда,

я быстро вставил внутрь

хороших два патрона на оленя.

Тогда услышал я шаги оленя.

Его рога трещали в ветках чащи,

словно огонь,

который разгорался.

На краю полянки зверь остановился

и огляделся.

И наклонился.

Я бы сказал, что он целует землю.

На самом деле он искал, где соль…

И я прицелился.

Остановил дыханье.

И

красный бич

со страшной силой щелкнул.

Олень подпрыгнул прямо в небо,

как фонтан,

со струйками которого играют дети.

Потом он рухнул в снег.

И началась таинственная схватка.

Агония, подобная любовному затменью.

Любовь с ничем.

О, смерть!

Я вышел из беседки.

Пустил вторую пулю

в голову,

чтоб шкуру не порвать.

И вынул гильзы, все еще дымящиеся…

Но уронил их в кровь.

Из-за того, что надо мною в этот миг взлетела

душа оленя.

А этот стон – стон леса?

Леса последнего из мира моего.

И выслеженного ветра.

(“Выстрел”, 1970)

После того как я опубликовал поэму “Большая охота”, я стал неблагодарным и нежеланным гостем.

Достаточно!

Бежал я, издавая звучный клич, как неандерталец.

И палками сбивал кусты.

(Эти зеленые соборы

тварей божьих!)

А из кустов выпрыгивал

я сам —

оленем —

принцем заколдованным.

Мои глаза в крови тонули, в страхе.

И я спустил курок.

И выстрелил.

В себя.

И пуля мне пробила гордый позвоночник.

И я плакал от боли.

И кричал от счастья!..

Хватит!

Это земное волшебство не для меня.

Ловил свое я отраженье в лезвии

ножа и знаю, что я недостаточно достоин.

Другая,

более опасная охота

сейчас

меня влечет до сумасшествия.

……………………………………….

И нет нужды мне поднимать ружье.

Все потому,

что вскоре

эти зубья из аметистов и изумрудов,

эти учтивые утесы —

защелкнутся,

в мгновение сойдутся.

И тогда нам станет слышен плач богов.

Ужасный плач!

Потому что слово “ Болгария” —

это такое древнее слово.

На языке вселенной

и вечности

оно означает —

ловушка для богов.

Куда глаза глядят!

•

Через месяц после исчезновения Джери я получил новое письмо из кабинета Киссинджера, в котором сообщалось, что из-за наличия большого количества кандидатов (более 500) и из-за того, что я опоздал, мою заявку отложат до следующего года. Этот вежливый отказ был отправлен мне в тот самый день (20 июля), когда астронавт Нил Армстронг ступил на Луну. Неужели после этого не наступила новая эпоха? Или не закончилась старая? На этот вопрос смогут ответить новые поколения следующего тысячелетия. Но Америка выиграла небесное соревнование с Россией до того, как одержала победу в холодной войне на Земле.

В 1968 году в Болгарии была переведена и издана знаменитая книга Артура Кларка “Профили будущего”. Ее футурологическая мощь потрясла меня. Поскольку с момента написания книги прошло уже много лет, стало ясно, сколь многие из предсказаний Кларка сбылись. На фоне этого научно-технического взрыва наши страсти бледнели. Мы вступили в то время, которое предсказывалось точной наукой, а не идеологий. Я до сих пор с чувством признательности листаю это евангелие мечты. В какой-то момент мне удалось даже наладить контакт с Артуром Кларком. Он прислал мне свою новую книгу “1984: Весна. Выбор будущего” (Clark А. 1984: Spring. A Choice of Futures. Ballantine Books, New York, 1984). Опровергнув зловещий прогноз Джорджа Оруэлла, Кларк одновременно выказал и полное безразличие к судьбе своей сверстницы – Октябрьской революции. Он как будто хотел сказать нам, что политика – совсем не главный фактор человеческой истории. И вот сейчас, припоминая первое знакомство с идеями этого автора, я снова заглядываю в календарь его предсказаний. Боже мой, где-то с середины 80-х началось отставание. Что это значит? До конца 80-х (уже прошедших) годов человек должен был ступить на все планеты Солнечной системы. В конце второго тысячелетия, которое стучится в наши двери, мы должны начать их колонизацию. Уже в первом десятилетии XXI века мы сможем управлять временем. Через тридцать с лишним лет, вероятно, сумеем установить контакт с инопланетными цивилизациями. И еще до конца XXI века стать практически бессмертными…

(Свои прогноы о бессмертии Артур Кларк основывал на гипотезе о том, что рибонуклеиновые кислоты содержат информацию о самообновлении живых клеток. Стирание этой “клеточной памяти” ведет к склерозу и смерти. Но гипотеза о качестве этих кислот не подтвердилась. Тем не менее надежда осталась. Потому что сейчас, буквально когда я читаю сигнальный экземпляр этой книги, в газетах появляются статьи о том, что американскому ученому (У. Райту) удалось открыть природное вещество, которое продлевает жизнь клеток, лечит их генетический материал и создает “фонтан молодости”. Я купался в таком фонтане. Как-то ночью во Враце меня даже арестовали за такое купание. Тем не менее я не думаю, что нам угрожает скоропостижное бессмертие.)