Невинные - Джеймс Роллинс

Приняв чашу, Элисабета осушила ее теплое содержимое одним духом. Жар и упоение разлились от живота к рукам, ногам, добежав до самых кончиков пальцев. Саднящая боль в горле сразу пошла на убыль. Теперь в ее жилах забурлили силы и восторг.

И как могут сангвинисты воздерживаться от такого удовольствия?

Воспрянув, она переключила внимание на своего юного спутника, вспомнив беседу во время поездки на поезде.

— Как я понимаю, ваше имя — Томас Болар.

— Томми, — ответил он негромко, предлагая быть с ним накоротке.

Она ответила тем же.

— Тогда можешь звать меня Элисабета. И перейдем на «ты».

Мальчик устремил взгляд на нее чуть более сосредоточенно. Графиня тоже в свою очередь разглядывала его. Он может оказаться ценным союзником. Он нужен Церкви, а если он и вправду Первый Ангел, то может обладать могуществом, которого она еще не постигла.

— Тебе надо выпить, — сказала она, кивнув на кружку в его руках. — Это тебя согреет.

По-прежнему глядя на нее, он поднес кружку к губам и пригубил, чуть поморщившись от обжигающего напитка.

— Хорошо, — она обернулась к Хенрику. — Принеси чистые полотенца и горячую воду.

Блондина ее тон несколько покоробил. Он поглядел на своего господина.

— Принеси ей, что просит, — приказал Искариот.

Через минутку, пока Элисабета смаковала эту маленькую победу, Хенрик вернулся с миской и стопкой белых полотенец. Намочив первое полотенце, она протянула его Томми.

— Оботри лицо и руки. Осторожненько.

Казалось, Томми склонен отказаться, но она не опускала руку, пока он с усталым вздохом не взял полотенце. Поставив кружку, повертел горячее полотенце в руках и прижал его к лицу. Вскоре он уже протирал вторым полотенцем руки, сунул под рубаху и обтер грудь. Черты его смягчились от нехитрого удовольствия, доставляемого влажным теплом.

Его взгляд, тоже смягчившийся, снова встретился с ее глазами.

— Спасибо.

Элисабета чуть кивнула и переключила внимание на седовласого человека напротив. Когда она встречалась с ним в прошлый раз, на нем была серая шелковая туника дворянина. Казалось, прошло всего несколько месяцев — столетия для Элисабеты, спавшей в ловушке Руна, пролетели незаметно. Тогда один из его перстов украшал перстень с рубином, каковой он подарил младшей дочери Элисабеты — Анне — залогом клятвы оберегать род Батори.

Но почему?

И она задала этот вопрос теперь.

— Почему вы посетили меня, когда я была заточена в Чахтицком замке?

Он разглядывал ее довольно долго, прежде чем ответить:

— Ваша участь была мне небезразлична.

— Из-за пророчества?

— Весть о вашем искусстве целительницы, о вашем остром уме и зорком зрении разлетелась по свету. До меня доходили слухи, что Церковь проявляет интерес к вам и к вашей семье. Так что я прибыл лично проверить, так ли уж правдива молва о вашей мудрости.

Значит, он явился выведывать по поводу пророчества, как пес, обнюхивающий подол платья.

— И что же вы нашли? — осведомилась она.

— Я нашел, что интерес Церкви может быть вполне оправданным. И решил присматривать за женщинами вашего рода.

— За моими дочерьми, Анной и Екатериной.

Он утвердительно наклонил голову.

— И многими после них.

Элисабета изнемогала от желания заполнить пробелы в прошлом, узнать об участи своей семьи.

— И что с ними стало? С Анной и Екатериной?

— У Анны детей не было. Но у вашего старшего ребенка — Екатерины — были две дочери и сын.

Она отвернулась, страстно желая увидеть их, плоть и кровь благородной династии Батори. Обладали ли они невзыскательной красотой и непринужденной грацией Екатерины? Ей этого уже не узнать, потому что они тоже давно мертвы.

И все из-за Руна.

— А что было с моим сыном Павлом?

— Он женился. Жена родила ему троих сыновей и дочь.

На Элисабету нахлынуло облегчение от знания, что все они жили, что у них все-таки была нормальная жизнь. Она боялась спросить, долго ли они жили, как разворачивалась их жизнь. Пока что ей довольно знать, что род ее не прервался.

Бросив полотенце в миску рядом со своим креслом, Томми откинулся на спинку, скрестив руки, уже выглядя более умиротворенным.

— Тебе надобно допить, — упрекнула она его, указывая на кружку. — Это поможет тебе восстановить силы.

— Да зачем мне силы? — пробормотал он. — Я же просто пленник.

Подняв кружку, Элисабета вручила ее мальчику.

— Как и я. А пленники должны поддерживать свои силы любой ценой.

Томми принял кружку из ее рук. В его карих глазах мелькнуло любопытство. Наверное, он не осознавал, что она такая же узница, как он.

Искариот поерзал в кресле.

— Вы вовсе не пленники. Вы мои гости.

То же самое говорили все ее тюремщики.

Судя по виду, Томми эти слова доставили ничуть не больше облегчения, чем ей. Он покручивал кружку, заглядевшись на содержимое. Яснее ясного, что он был любимым дитятком, это видно всякому. А потом его умыкнули, ранили, и он проникся настороженностью.

Наконец, Томми поднял глаза, готовый взглянуть в лицо человеку напротив.

— Куда вы нас везете?

— На встречу с вашей участью, — ответил Искариот, сложив пальцы домиком и глядя поверх их кончиков на мальчишку. — Вам повезло появиться на свет в столь кардинальный момент.

— Я не чувствую себя везунчиком.

— Порой постичь собственную участь невозможно, пока она тебя не настигнет.

Томми просто громко вздохнул и устремил взгляд за окно. После долгой паузы Элисабета заметила, что он украдкой разглядывает ее, присматриваясь к ее рукам и лицу.

— В чем дело? — наконец спросила она.

Он поморщился.

— Сколько вам лет?

Она улыбнулась над неучтивым вопросом, понимая мальчишеское любопытство, ценя прямоту Томми.

— Я родилась в 1560 году.

Он шумно втянул воздух, брови его полезли на лоб.

— Но многие из прошедших веков я просто проспала. Я разумею сей современный мир не так хорошо, как надлежит.

— Как в сказке о спящей красавице, — заметил он.

— Сия сказка мне неведома, — призналась Элисабета, снова заставив его приподнять брови. — Поведай мне ее. А после, быть может, будешь любезен рассказать побольше об этом веке, как мне научиться жить в нем.

Томми кивнул — похоже, обрадовавшись возможности отвлечься; быть может, и ей нужно отвлечься ничуть не меньше, чем ему. Набрав в грудь побольше воздуха, он повел свой рассказ. Пока она внимательно слушала его повествование о волшебстве и феях, его рука скользнула поверх подлокотника, угнездившись в ее ладонях.