Невинные - Джеймс Роллинс

На глазах у Эрин грудь Джордана опустилась и снова поднялась.

— Джордан? — Голос ее дрожал.

— Я слышу сердцебиение, — сообщил Христиан.

Как такое может быть?

Эрин положила ладонь ему на грудь, желая почувствовать пульс. Потом рука Джордана с другой стороны поднялась и потянулась к ее кисти, накрыв ее своей теплой ладонью.

Посмотрев на его лицо, Эрин увидела, что глаза Джордана открыты, и он смотрит на нее затуманенным взором, будто пробуждаясь от глубокого сна. Губы его разомкнулись.

— Эрин?..

Она спрятала лицо в ладонях, испытывая желание плакать и смеяться в одно и то же время.

Рун помог Джордану принять сидячее положение, одновременно нашаривая рану от выходного отверстия на спине солдата. А потом просто тряхнул головой, не найдя ничего.

— Чудо, — выдохнул он.

Джордан изумленно посмотрел на Эрин, ожидая объяснения, с чего вдруг такой переполох.

Голос ей не повиновался.

— Надо думать, прикосновение Первого Ангела, — нарушил молчание Распутин. — Кровь мальчишки.

Эрин представила, как Томми прикладывает свою окровавленную ладонь к груди Джордана.

Может ли такое быть?

Сирены добрались до площади, синие и белые сполохи замерцали за стеной. Вдали стали слышны крики.

Рун помог Стоуну подняться на ноги.

— Стоять сможете?

Джордан встал почти без усилия, дрожа и кутаясь в куртку, озадаченно глядя на свою окровавленную рубашку.

— С чего бы это я был не в состоянии стоять?

Он явно не помнил, как его застрелили.

Рун указал на выход, расположенный дальше других от сирен и огней.

— Надо идти.

Распутин кивнул, направляясь в ту сторону.

— Я знаю путь к выходу. У меня тут недалеко автомобиль.

Христиан поднял останки Надии, готовый бежать с ними.

При виде ее поверженного тела в руках молодого сангвиниста радость Эрин пошла на убыль. Но вместо того, чтобы поддаться горю, она ухватилась за полыхающий в груди гнев. Посмотрела испепеляющим взглядом на сломанных мотыльков в снегу. Питая твердую решимость лучше понять врага, обратить горе в движущее начало, наклонилась и зачерпнула ладонью нескольких сломанных мотыльков, сунув их в карман своей куртки из шкуры анафемского зверя.

Наклоняясь за последним мотыльком, Эрин горестно оглядела следы уничтожения, оставленные за собой Искариотом. Тела стригоев исковерканы до неузнаваемости, и эта загадка будет мучить Стокгольм еще довольно долго. Глядя в ту сторону, она заметила в ярде от себя что-то темное, брошенное в снегу. Подойдя, обнаружила сверток, обернутый в древнюю клеенку из пропитанного чем-то полотна. Подхватила его и сунула во внутренний карман куртки.

И едва выпрямилась, как железные пальцы вцепились ей в запястье.

Рун потащил ее к выходу. Крики полицейских за спиной стали громче. Вместе с ней Корца подгонял и Джордана. Добравшись до ледяной арки, втолкнул обоих в лабиринт.

— Бегом!

Снег хрустел под ногами Руна. Он прислушивался к биению сердец бегущих Эрин и Джордана. Ровное и сильное, учащенное от нагрузки.

Сердце Стоуна звучало точно так же, как любое другое. Однако Рун твердо знал, что слышал, как оно остановилось. Он слышал молчание его смерти. Он знал, что остановившееся сердце уже никогда не забьется вновь, — но оно забилось.

Это истинное чудо.

Корца вспомнил лицо отрока, лицо Первого Ангела, представил такую благодать — возвращать мертвых к жизни. Знал ли подросток, что обладает таким могуществом? Рун понимал, что в конечном итоге подобное чудо происходит по воле Бога. Было ли это воскрешение знаком, что трио воистину служит Его воле?

Но кто именно составляет трио?

Он разглядывал спину Эрин, вспоминая уход Элисабеты. Уходя, она даже не оглянулась. И все же Рун понимал, что заслужил эту измену.

Наконец, впереди замаячил выход. Покинув величественный ледяной дворец, они затерялись в хитросплетениях темных улочек. Григорий привел их к синему минивэну, припаркованному в пустынном переулке. Они забрались в него через все двери.

Распутин сел за руль и погнал машину по темному городу.

Христиан наклонился вперед с заднего сиденья.

— Отвезите нас к церкви Святого Николая. Там мы какое-то время будем в безопасности.

— Я высажу вас там, — ответил Григорий, все еще ошеломленный утратой. — У меня самого есть где остановиться.

В зеркале заднего обзора сумрачные глаза Распутина встретились с глазами Руна; к извиняющемуся выражению в его взгляде подмешивалось безмерное горе. Корца хотел наброситься на монаха за то, что тот подстроил им западню, но старый друг еще и спас его буквально только что, воспользовавшись обещанной любезностью, чтобы спасти Руну жизнь. В конце концов, нет худшего наказания, чем уже понесенное монахом в этом лабиринте.

Еще через несколько поворотов минивэн остановился перед стокгольмским собором — церковью Святого Николая. Здание храма, выстроенное из кирпича в готическом стиле, куда скромнее, чем римские храмы. Четыре уличных фонаря бросали на его желтые стены золотистый свет. По обе стороны от огромного витражного окна-розы находились стрельчатые окна, врезанные глубоко в стены.

Рун подождал, пока все выйдут, и, как только остался с Григорием наедине, подался вперед и притронулся к его плечу.

— Сожалею о твоей сегодняшней утрате. Я буду молиться об их душах.

Распутин кивнул в знак благодарности, бросив взгляд на Алексея, и ухватился за ручонку отрока, будто боялся потерять и его.

— Я не думал, что он покажется, — прошептал Григорий. — Лично.

Рун представил ледяное выражение лица Искариота.

— Я лишь хотел бросить вызов Господу, — признался монах. — Узреть длань Его в деяниях, повергнув все в хаос собственной рукой. Поглядеть, поправит ли Он дело.

Рун сжал плечо старого друга, зная, что их всегда будет разделять пропасть. Григорий чересчур сердит на Бога, чересчур уязвлен в прошлом Его служителями на земле. Он и Рун никогда не могли до конца примириться, но сегодня хотя бы расстанутся по-человечески.

Григорий проводил взглядом уходящего Джордана.

— В конечном итоге, может статься, я и узрел длань Господню. — Монах полуобернул к Руну залитое слезами лицо.

Еще раз пожав ему плечо на прощанье, Рун выбрался из автомобиля и захлопнул дверцу. Машина покатила по улице, оставив их в ночи одних.

В шаге от него Христиан держал закутанную голову Надии на плече, будто она спала, придерживая ее затылок ладонью.