История Польши - Михал ТЫМОВСКИЙ и др.

На территории, захваченной Австрией, сложилась иная ситуация. В Галиции были проведены реформы императора Иосифа II. Для польских земель это означало, в первую очередь, навязывание иноземной бюрократии, создание репрессивной полицейской системы, а также принудительное введение немецкого языка в школе и местной администрации. Из реформ, направленных на совершенствование государственной системы, существенную роль сыграли следующие: закрепление за крестьянами их земельных наделов, контроль за размером барщины и подчинение крестьян государственному судопроизводству. В 1790 г. принятие новых актов, направленных на упорядочение земельных отношений, было приостановлено. В последующие годы законодательство Иосифа чаще всего использовалось для притеснения поляков, в первую очередь, шляхты и интеллигенции. Необходимо помнить, что Австрия, заняв лишь 18 % территории Польши, получила вместе с ними 32 % жителей бывшего польского государства, в большинстве своем поляков. Поэтому действия, направленные против монастырей, евреев и шляхетского самоуправления, приобретали в Галиции явно выраженный антипольский характер. В Краковской акаде- /297/ мии был введен немецкий язык, на нем велось и судопроизводство. Несмотря на это, Вена добилась успеха в привлечении на свою сторону самых богатых землевладельцев, раздавая им за деньги аристократические титулы.

Пруссия приобрела наиболее благоустроенные области Речи Посполитой, причем полностью польские. Она очень заботилась о том, чтобы стереть следы первоначального административного деления. Поначалу в Берлине питали иллюзии относительно возможности вызвать доверие шляхты к новому правлению, предлагая ей должности в администрации. После восстания Костюшко, напротив, наступило время формирования слоя немецких собственников и чиновников. Значительная часть реквизированных королевских владений была по льготным ценам продана выходцам из Германии. Крепостные отношения оказались уподоблены прусским, что означало контроль чиновников над властью помещика. Так же как и в Галиции, правовая защита крестьян имела главной целью дискриминацию польского элемента. Прусские власти одновременно проводили привлекательную для землевладельцев кредитную политику, которая, несмотря на бесспорное улучшение экономической ситуации к концу века, вела к увеличению задолженности многих имений. Однако вследствие военных поражений Пруссии в ее войне с Наполеоном 1806–1807 гг. был проведен ряд реформ, регулировавших аграрные отношения и завершившихся в 1811 г. раскрепощением крестьян в частных имениях с наделением их землей, что значительно ускорило развитие капиталистических отношений.

Политика России, Австрии и Пруссии, отличавшаяся как своими целями, так и средствами, имела все же общие черты, значительно влиявшие на положение поляков. Прежде всего, не была принята в расчет специфика польского общества. Причины слабости государства объяснялись следствиями анархии. Следовательно, предполагалось, что введение централизованной системы управления быстро даст положительные результаты. При этом, несмотря на покорность значительной части шляхты и большинства сельского населения, сохранялось недовольство новой властью. Еще большее значение имело отстранение шляхты от столь важного для нее участия в управлении страной. И хотя в действительности такое участие давно уже было иллюзорным, в частности во времена магнатской гегемонии или русского протектората, в сознании помещиков оно оставалось главным фактором дворянской идентичности. Со стороны крестьянства также не проявлялось особой благодарности в адрес новых /298/ властей за защиту от помещиков – новая эксплуатация оказалась не менее тяжелой. С упадком Речи Посполитой исчезла возможность полной отмены крепостной зависимости. Но, пожалуй, больше всего пострадали города. Варшава потеряла почти половину своего населения и стала прусским провинциальным городом, где полиция с особенным ожесточением подавляла малейшие проявления недовольства. Если экономическая конъюнктура в целом была благоприятной, то в городах пресекались всякие инициативы как по кредитованию, так и по развитию мануфактурного производства. Под властью Пруссии особые преимущества получали немецкие купцы и предприниматели.

Ситуация при этом, однако, не отличалась стабильностью. На западе велись войны с Францией, и интересы держав-участниц разделов не всегда совпадали. Сразу же после поражения восстания Костюшко стали приниматься меры, рассчитанные на скорую нормализацию международной обстановки. Разгорелись дискуссии и появлялись публикации о причинах падения Речи Посполитой и перспективах возвращения ей независимости. Оставив в стороне личные распри, можно обозначить два течения, стремившихся понять причины поражения. Представители первого главное место отводили отсталости Польши, представители второго – подчеркивали необходимость социальных реформ.

Проблема упадка и проблема восстановления Речи Посполитой связывались, главным образом, с ее отсталостью от Европы. Станислав Сташиц, безусловно, преувеличивал, говоря, что Польша по сравнению с Европой находится еще в XV в. Но факт существенного отставания во многих сферах развития был очевиден. Возникает вопрос: действительно ли это существенное отставание можно считать причиной разделов? В рассуждениях о причинах упадка обычно упоминались малочисленность населения, чрезмерное угнетение крестьян и слабость городов. Обретение политической самостоятельности было необходимым условием для продолжения деятельности по реформированию государства. Поэтому инициативы в этом направлении носили, прежде всего, военный и дипломатический характер. Попытки организовать вооруженную борьбу в стране оказались, однако, неумелыми и необдуманными. И львовская «Централизация»,{98} и «Общество польских республиканцев» в Варшаве не имели широкой опоры. «Централизация» была разгромлена полицией, а отряды добровольцев, выступившие из Валахии,{99} разбиты. Варшавские организации просто распались, не найдя поддержки в обществе. /299/

Явлением действительно непреходящего значения стали польские легионы. Это была первая попытка создания вооруженных сил, которые, используя начавшуюся европейскую войну, могли бы освободить Польшу. В этот момент было естественным обращение к Франции, которая, пусть и не проявляя особого интереса к Польше, все же вела войну с ее поработителями. Голоса радикальных и умеренных эмигрантов в Париже не были услышаны. Более убедительным для французской Директории оказался проект генерала Генрика Домбровского (1755–1818). Этот герой событий 1792 и 1794 гг. появился в Париже с предложением создать вооруженные формирования из польских военнопленных и перебежчиков из австрийской армии. Каковы бы ни были намерения Директории, дело решил Бонапарт. Польские легионы были организованы в Ломбардской республике и состояли на ее жалованье. Эта инициатива привлекла тысячи людей и развивалась с неожиданным успехом. Несмотря на тяжелейшие условия, удалось создать военные отряды, обладавшие высоким уровнем выучки и силой духа. Вопреки замыслам французов, итальянские легионы «перековались» в горниле польского патриотизма. В легионах занимались воспитанием солдат в гражданском духе, создавая, таким образом, новый тип отношений между людьми разных сословий – офицерами и солдатами. Лозунг легионов: «Все свободные люди – братья», воспринимался всерьез, и в глазах легионеров этому не противоречило их участие в подавлении крестьянских мятежей в Италии или восстания негров в Сан-Доминго.{100} Польские отряды, покрывшие себя славой во многих битвах (Треббия, Нови, Гогенлинден, Чивитта-Кастеллана), болезненно переживали вынужденные отступления по пути на родину. Леобен, Кампо-Формио и Люневиль{101} были для поляков столь же трагичны, как и капитуляция Мантуи, когда польских легионеров передали в руки австрийцев. Из 2600 легионеров, направленных в 1802–1803 гг. в Сан-Доминго, вернулись живыми лишь около трехсот. Эта трагедия подорвала идею служения чужим целям. Через легионы в течение пяти лет прошло почти 25 тыс. солдат, тысяча офицеров. Большая их часть полегла на чужбине. Но спустя несколько лет уцелевшие много сделали для быстрого создания польской армии. Легенда пережила их и стала важнее реальных свершений. Не столько миру, сколько себе самим и всем тем, кто был в неволе, они доказали, что еще Польша не погибла.{102}

Сопротивление захватчикам не было столь незначительным, как может показаться, если судить по судьбе тайных организаций или мнениям осторожных людей, однако оно не было и столь всеобщим, /300/ как гласит легенда о польских легионах. Можно утверждать, что процессы, начавшиеся на закате Речи Посполитой, хотя и были ослаблены чужеземной властью, все же продолжали по инерции развиваться. Не все признавали сложившееся положение прочным, многие готовы были к жертвам и подвигам, надеясь, что случай представится. Новые тенденции, способствовавшие в течение следующего столетия формированию нации, еще только зарождались. В этом процессе такие черты, как, например, индивидуализм и неприятие государства, прежде считавшиеся негативными качествами, приобретали статус патриотических добродетелей. Направление преобразований постоянно менялось, нация складывалась, прежде всего, под давлением новой действительности.