Вольный стрелок - Ольга Миленина

Это было нечто типа шантажа — но я не испытывала угрызений совести.

Будь она влюбленной бессребреницей, верившей, что любовник на ней женится, а теперь тяжело переживающей его смерть, — возможно, я бы говорила с ней иначе.

Но она играла во взрослые игры, она встречалась с мужчиной, который был очень богат и делал ей весьма дорогие презенты, — а значит, она должна была быть в курсе того, что просто так ничего не дается и за все надо платить. И не только телом — которое лично мне было не нужно.

— Ира, я пишу статью об Улитине. — Она молчала, вертя в пальцах тоненькую сигаретку. — И я заинтересована в том, чтобы это была объективная статья. Я уже знаю о нем достаточно много плохого — это связано с его профессиональной деятельностью, — так что мне не нужен компромат. Мне нужны ваши воспоминания…

— О том, что он за мужик был? — Она, кажется, пыталась язвить — но я ее понимала. — В порядке с ним все было — импотентом не обзовешь…

— Интимные вопросы мне неинтересны. — Я улыбнулась ей, показывая, что говорю правду и не желаю ей ничего плохого. — И еще, Ира, — я вам могу пообещать, что ваше имя упоминать не буду. Потому что совершенно не хочу причинять вам неприятности. Я могла написать статью и без встречи с вами, и назвать вас по имени, и вашу фотографию напечатать, у меня есть, с собой даже, — но мне показалось, что"то некрасиво. А вот если вы мне что-нибудь расскажете — не эмоции, но факты, — я вам буду очень признательна. И пожалуйста, не думайте, что вы его предадите тем, что поговорите со мной, — тем более, как я поняла, ваши отношения…

— А тебе что надо-то конкретно? — Она перебила меня довольно бесцеремонно, но я была не в обиде — ей надо было все взвесить, чтобы понять, что лучше поговорить со мной, чем выставлять меня вон. — Как мы познакомились, что ли, и куда ходили? Где трахались и сколько денег он мне давал? Я в агентстве работала когда, у нас девка одна так попала — с журналистом трепалась, подкатывал к ней все придурок один, а потом про нее такое написал, что хоть вешайся. Она и не говорила такого — тот сам написал. Так ее чуть из агентства не поперли — жалуешься, говорят, на нас, так и вали! На всю страну блядью себя показала — нас только позоришь. И ты меня на понт не бери с фамилией и фотографией — надо тебе, пиши и фото ставь. Мне же реклама, пусть мужики нормальные прочитают. Адрес даже дать можешь — мне же лучше. И напиши, что любовь у нас была, у меня была — и не за деньги. А что сам дарил — так я не просила! Давай пиши! Потом мужики звонить тебе будут, меня искать — если слышишь, что нормальный, давай мой телефон, я тебя в долю возьму. А сейчас все, подруга, — некогда мне, притомила ты меня…

Как ни странно, она была права — моя статья с ее именем и снимком действительно была бы для нее рекламой. Ее мать так и так была в курсе отношений дочери с Улитиным — а университет это никак волновать было не должно.

Хотя, признаться, она плохо представляла, на что способен современный журналист — который может не просто приврать, но наврать много и всерьез. Я, правда, не из этого числа, я отвечаю за то, что пишу, — но все же.

— Ира, я уже извинилась за вынужденный обман — и мне совершенно не хочется с вами ругаться. — Я произнесла это как можно мягче, хотя уже без всяких елейных улыбок. — И поверьте, мне абсолютно неинтересно, каков он был в постели. И что он вам дарил, я тоже знаю, и про квартиру, и про машину…

Я просто так это сказала, начет машины, наобум — но ее почему-то это задело.

— Напиши — дарил «бээмвуху» «триста восемнадцатую», в гараже стоит у дома. Гараж тоже он купил! Про золото и брю-лики напиши, про шмотки из бутиков.

В загранку летали три раза, во Францию, тоже пиши. Да что хочешь пиши — мне-то что?! Да хоть напиши, что он мне самолет подарил да брюликов десяток кило!

— Ира, я понимаю, что вы на меня злитесь, но мне интересно совсем другое. — Я игнорировала ее вспышки, и она это видела, и злость ее была бессильной такой — может, потому, что она не могла вытолкнуть меня за дверь. — Не знаю, читали ли вы газету «Сенсация» — у меня есть с собой ксерокопия, я вам дам, если хотите. В любом случае существует версия, что Улитин умер не сам, что его убили, — и очень многие этой версии придерживаются. Я знаю, что ему угрожали, его пытались скомпрометировать, чтобы он ушел из «Нефтабанка», — и наверное, вы можете мне что-то об этом рассказать. И еще я думаю, что вы в курсе, кто мог его убить, — возможно, он кого-то опасался, и…

Она так ожесточенно мотнула головой, словно не могла поверить, что это было убийство — словно сама мысль об этом ее пугала.

— Да не знаю я ничего — мне откуда знать?! — Она выпалила это буквально, как-то слишком поспешно выпалила. — Он со мной свои дела не обсуждал — я ему для другого была нужна. И вообще…

— Ира — если вы боитесь, то не стоит, потому что я обещаю не упоминать вашего имени, — вставила я быстро. — Может быть, ему кто-то звонил при вас, что-то говорил в вашем присутствии, когда он с кем-то встречался.

Она категорично мотнула головой — я открыла сумку и извлекла из нее копию статьи Перепелкина, протягивая ей. Мне нужна была пауза в разговоре — для нее нужна, чтобы она перестала злиться на меня. А к тому же я хотела, чтобы она узнала, что в ночь его смерти рядом с ним была другая. Не то чтобы я верила, что она мне может сказать, кто это был, — этого, конечно, нельзя было исключать, но такие совпадения бывают только в сказках. Моя цель заключалась в том, чтобы она переключилась с меня на Улитина, озлобилась именно на него — тем более, как мне показалось, у нее были для этого и другие причины. Я могла ошибаться, но мне казалось, что они расстались за какое-то время до его смерти, и не по ее инициативе расстались, и это расставание ее задело, И может быть, разозлившись, она могла мне выложить куда больше, чем я рассчитывала. И еще — еще она странно как-то отреагировала на известие о том, что Улитина убили.

Словно что-то знала — или о чем-то догадывалась. Словно предположила, что могут прийти и за ней.

— Туфта полная. — Она фыркнула, бросая ксерокопию на стол — стараясь выглядеть абсолютно безразличной. Но у меня было впечатление, что я все же достигла цели, ее задев. — Ты в Париже была? По улицам идешь, а под ногами дерьмо собачье, — вот и газеты ваши как откроешь, сразу вляпаешься…

— Это не моя газета, Ира, — поправила я мягко. — Но тем не менее то, что там написано, — правда. Газета дрянная, статья пустая, но факты верны — я их проверила лично…

— Если убили, пусть милиция ищет. — Она это произнесла чересчур равнодушно для человека, который в течение долгого времени был близок с покойным. — Нужна им буду — пусть находят и спрашивают. Да и откуда мне знать — у нас в прошлом году еще кончилось все. И не видела я его давно — соврала я, усекла? Заезжал один раз, когда я в больнице была, в декабре или начале января, — и все. И с февраля не звонил. Пусть тех спрашивают, с кем он после меня был…

— Господи, неужели он вас бросил после той аварии? — Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал максимально удивленно — надеясь, что смена роли журналистки на роль женщины, знающей, что мужчины вероломны, может мне помочь.

— Из-за того, что вы повредили ноги, — из-за этого? Но вы же столько времени были вместе, я слышала, что он так относился к вам… Неужели?

— А чего, в кайф хромую трахать, у которой ноги не согнешь? — Вопрос был задан зло, но я верила, что злость адресована не мне. — Стоя только и можно — а в кайф, что ли? Ни в кабак не пойти, ни еще куда — да в тачку усаживать надо как инвалида. На кой, когда здоровых толпа и каждая под богатого мужика лечь готова? Дело нормальное, я без претензий…

Я покачала головой, изображая сострадание — абсолютно неискреннее, мне не за что было ее жалеть.

— А врачи… Я хочу сказать, вы же за границей лечились вместе с ним, неужели там ничего не могли сделать?

— А ему-то от чего лечиться, он в порядке был! — Теперь пришел ее черед удивляться, только в отличие от меня без притворства. — А я здесь лечилась. По высшему уровню все — получше, чем на Западе. Колени заново сделали — ходить вот могу. Говорят, месяца через три все в норме будет — у меня ж процедуры все время, упражнения на разработку суставов, и человек ко мне оттуда приезжает постоянно. Андрей же денег им вперед загнал, за лечение-то…

Я кивнула глубокомысленно — думая про себя, что, выходит, после аварии Улитин уезжал за границу совсем не лечиться, хотя сообщал всем обратное. Это ничего не значило, конечно, — может, он отдохнуть решил после истории с «Нефтабанком», тем более что у него там собственность была, за границей. Но в любом случае выходило, что он остался цел и невредим — а вот ей не повезло.

— А вы уверены, что та авария была случайностью? — Мне показалось, что ей не нравится мой вопрос, но это была ее проблема. — Ведь почему-то Улитин милицию не вызы-' вал — и «скорая» к вам не приезжала. Может быть, это было подстроено, как вы думаете, Ира?