Нуониэль. Часть первая - Алексей Николаевич Мутовкин

Коль человек таков, как сам себя величает, то это одно дело. А ежели все мы те, кем нас иные кличут, то тогда вроде бы и скиталец.

– А не видал ли я его раньше? – спросил вдруг Мот. Молнезар и Еленя подошли поближе и пристально вгляделись в заросшее лицо этого скитальца. Тут подоспели и дозорные. Навой тоже как-то подозрительно посмотрел на хозяина костерка.

– Это мои товарищи из Степков, – объяснил Ломпатри скитальцу.

Тот выпрямился и проглотил, наконец, кусок, который всё никак не мог дожевать.

– Я его глазёнок в жизни не забуду, – коварно произнёс Навой, приближаясь к скитальцу, как хищник к жертве. – Этот у нас тоже из Степков будет. Ребята! Это же предатель Лорни! Убийца паренька Йоки!

– Из Степков? – непонятно у кого спросил Ломпатри. Но рыцаря уже никто не услышал, потому что крестьяне все как один налетели на скитальца, повалили на землю и стали мутузить, горячо понося избиваемого, на чём свет стоит.

– Отрадно! – улыбнулся Ломпатри, глядя, как Вандегриф и Закич пытаются оттащить крестьян, будто бешеных собак. – Стóит благородному рыцарю ударить слугу, простолюдины тут же нарекают его жестоким, кровожадным, беспощадным. Затаивают на него обиду и до конца жизни, стиснув зубы, желают жуткой смерти. Но как только челядь скопом кидается на одного – здесь гнева и расправы нет. Здесь справедливость наказания, немая совесть и уверения друг друга в благочестии. Читай своё Учение, жрец Наимир, пиши его хоть всю жизнь: не понять ни холопам, ни тебе, что рыцарь рыцаря не предаст. Он вернётся. Гвадемальд придёт. И тогда, Великий Господин, этот всемогущий колдун услышит поступь смерти. Ибо нет в мире этом силы могущественнее, чем рыцарская честь.

Глава 11 «Птенец гнезда Мирафимова»

Мои сны хранят то, что потерял мой разум – воспоминания о прошлом. Если я смогу сохранить то ощущение себя, какое испытываю сейчас, в этом сне, и перенести его туда, в настоящий мир, я вспомню себя, вспомню свою жизнь и свой путь. А сейчас я должен продолжать карабкаться по этому острому склону. Я устал, но время не ждёт. Мне должно спешить. Слишком много поставлено на кон. И вот я карабкаюсь по склону из острых камней. Я не вижу, ни пути перед собою, ни неба, ни той земли, оставшейся далеко внизу, у корней этой великой горы. Перед моими глазами лишь острые камни. Я выбираю те их них, которые кажутся надёжными и которые не поранят мне ноги и руки. Склон крут, и мне приходится тянуть своё тело изо всех сил. И пусть я вижу только камни, я чувствую, что вокруг меня всё кипит, повсюду суета и хаос. Крики со всех сторон, стоны о помощи, пожар и столбы дыма, поднимающиеся от изуродованных огнём строений. Споткнувшись и упав на острые камни, я закрыл голову от волны пыли и щебня, сорвавшейся прямо на меня, откуда-то сверху. Краем глаза, среди пожарища я различил ту башню, которую видел раньше в этой непонятной стране. Башня из чёрного камня пылала, так же, как и окружающие её башенки серого цвета, возвышающиеся над стеной вьющейся по долине. Моя башня пылала изнутри. Клубы дыма выкатывались из окон под самой крышей, увлекая за собою языки пламени. Башня напоминала огромный факел, тлеющий посреди мелких углей, разбросанных вокруг. Дым из долины доходил и до склона этой горы, на вершину которой я так стремлюсь. И вот я вновь поднимаюсь на ноги и спешу вперёд.

Вскоре я поднимаюсь достаточно высоко, где склон уже не столь крут. Вокруг всё заволокло дымом; в воздухе кружит пепел и пыль. Я расправляю плечи и встаю в полный рост. В моих руках верный меч. Это тонкий, прямой клинок, отливающий жёлто-красным. На нём нет заточки; лишь его конец острый, как жало осы. Навершие моего меча не украшено драгоценным камнем, а обвито грубым кожаным ремешком. Я иду сквозь серый мир пепла и жара вперёд, где на дрожащих камнях лежит существо, за которым я пришёл. Это та самая фигура из моих снов со стены. Она живая. Теперь я точно вижу, что чёрные ткани вокруг её стана – это не полы плаща, а огромные крылья. Но сейчас они лежат на камнях словно неживые. Везде пепел, но от крыльев в сторону тянется след, будто бы это существо шло-шло, а мёртвые крылья собирали на себя пепел с камней. И только я бросаюсь помочь этому существу, как впереди, из-за пика горы, виднеющегося сквозь дым и сажу, появляется исполинская тьма. Может показаться, что это чёрный дым окутывает небосвод. Однако очертания его крепки и не уносятся за облаками, как другие столбы дыма, тянущиеся из поглощённой пожарами долины. Огромная тьма нависает надо мною, и я ощущаю палящий жар, исходящий от этой неведомой стихии. Я ощущаю дыхание этого чудовища и свою ярость – стремление бросится на него, убить, изгнать в мир иной, сделать всё, чтобы этот кошмар исчез, и небо снова стало столь же ясно как прежде. Я крепче сжимаю свой клинок и готовлюсь к прыжку, осознавая, что моя атака – это моя погибель.

Собрав всю волю в кулак, попрощавшись с жизнью, я глотаю отравленный пожарами воздух, чтобы издать свой последний боевой клич. И в это мгновение крылатое существо, лежащее у моих ног, поводит крылом, являя мне свой стан, свою голову и своё лицо. И снова я помню всё, что видят мои глаза: и тёмную кожу, и очертания скул, и губы и опалённые волосы. Единственное, что предстаёт моему взору впервые – это взгляд. Из-под спутанных волос, ниспадших на лицо, на меня смотрят два глаза, размером с мою ладонь. Эти огромные очи переливаются сине-белым светом, проникающим мне прямо в душу. Я больше не могу дышать, не могу двигаться и не могу удержать клинок в своей крепкой, ещё молодой руке. Всё, что я могу делать, это смотреть в эти живые, но столь похожие на драгоценные камни глаза. Что мешает мне двигаться? Почему я не могу издать ни звука? Куда исчезает этот мир? Гладкие как стекло очи сияют изнутри. Кажется, что там за ними мириады маленьких звёзд или пляшущих светлячков, посылающих свой свет наружу. Свет не исходит прямыми лучами, а медленно выходит наружу, растекаясь извивающимися языками голубого, белого, синего и лазурного цветов. Могучая тьма, нависшая надо мною, опускается всё ниже и ниже, но мне уже нет до этого дела. Жар вот-вот спалит веточки на моей голове, но для меня важны только эти невероятные глаза и тот