Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

Поэтому нужно скорее отвлечь казаков от возможных раздумий над речью гуляйпольского полковника, заставить их принять угодное Гордиенко решение прежде, чем Сорочинского смогут поддержать сторонники. Для этого следует без промедления дать слово не менее уважаемому казачеством, чем Сорочинский, старшине, который сведет на нет впечатление от выступления полковника.

— Это хорошо, что ты напомнил о наших старших братах-сечевиках, державших в руках булавы украинских гетманов, — сказал Гордиенко Сорочинскому, едва тот смолк. — Однако Хмельницкий и Сагайдачный давно на том свете, а мы живем совсем в другое, нежели они, время. Что творится ныне на порубежье Запорожья и царской Гетманщины, пусть поведает славному сечевому товариществу полковник Нестулей, переволочинский атаман, лучше всех нас знакомый с московскими порядками. Говори, друже, — обратился Гордиенко к своему старому боевому товарищу Нестулею, атаманствующему над запорожскими землями у впадения реки Ворсклы в Днепр.

Нестулей, высокий, крепкий, ловко, несмотря на свои пятьдесят лет, вскочил на освобожденную кошевым бочку. Сунул смушковую шапку под мышку, перекрестился, медленно вытащил из ножен саблю. Держа ее перед собой на вытянутых руках, поцеловал клинок, посмотрел на продолжавшего стоять в шаге от бочки Сорочинского.

— Этой саблей я рубил турок и татар, сносил головы ляхам, но ни разу не обнажал ее против единоверцев-россиян. Однако сегодня Жизнь вынуждает меня сделать это. Друже Петро, твои казаченьки постоянно проливают кровь, защищая наши земли от басурман, а мои казаки ежечасно льют слезы от кривд и притеснений, что творит на пограничье Сечи и Гетманщины Москва. Она ни во что не ставит казачьи вольности, сжала, словно обручем, наши земли своими крепостями, ее воеводы ведут себя в низовье Ворсклы, словно оно уже часть Московии. У нас уже кончилось терпение, выплаканы слезы и остался единственный выход для спасения отчего края от разорения, а себя от гибели или выселения за Волгу — взяться за оружие, как всегда поступали в таких случаях наши славные деды-прадеды.

Нестулей поднял саблю над головой, потряс ею в воздухе.

— И мы так поступим! Перед отъездом из Переволочной я провел полковую старшинскую раду, и она единогласно приговорила — хватит смотреть, как Москва готовится покончить с Сечью, настала пора остановить ее! Не сомневаюсь, что это решение поддержит и полковая черная рада. Други-браты, казаки Переволочной готовы первыми подняться против Москвы! Защитим казачью волю! Не уйдем с родной земли на чужую Волгу! В поход, други!

— Не покоримся Москве!

— Отстоим Сечь и казачьи вольности!

— Казацькому роду нема переводу!

— В поход! — бушевал майдан.

Гордиенко спрятал под усами довольную усмешку — Нестулей сделал свое дело. Очередное его напоминание о кознях Москвы и ее угрозе переселить сечевиков за Волгу нашли куда больший отклик в сердцах казаков, нежели напоминание Сорочинского об ушедших в мир иной гетманах Хмельницком и Сагайдачном. Однако нечего искушать судьбу — вслед за Нестулеем может взять слово сторонник Москвы с языком, подвешенным не хуже, чем у переволочинского атамана. Поэтому ни к чему затягивать раду — решение о войне с Россией необходимо принять немедленно, пока в казачьих душах не остыли страсти и клокочет ненависть к Москве, желающей разрушить Сечь и переселить запорожцев за Волгу.

Едва Нестулей успел спрыгнуть с бочки, как на ней вновь оказался Гордиенко.

— Други-браты, мы позволили высказаться всем, кто желал. Настал черед решить, как нам поступить: боронить от Москвы родную землю или ждать, когда она уничтожит Сечь и погонит нас за Волгу. Кто готов сложить голову за казачью волю, добыть новую славу сечевому лыцарству, протянуть руку помощи братам-казакам на Гетманщине? Кто готов выступить в поход против московского царя?

Ответом ему был сплошной многоголосый рев, грохот направленных в небо мушкетных и пистолетных выстрелов, сверкание сотен вскинутых над головами сабель. Отдельных голосов или выкриков разобрать было нельзя, да и вряд ли нужно — и без этого было ясно, что большинство участников рады стояли за войну с Россией. Однако на раде прозвучало и другое мнение, высказанное гуляйпольским полковником, и кошевой был обязан выяснить отношение сечевиков и к нему.

Этот закон знали все присутствовавшие на раде, поэтому вскоре шум и стрельба стихли, и над майданом нависла настороженная тишина.

— Славное сечевое лыцарство, кто хочет дожидаться вторжения Москвы на наши отчие земли, уничтожения Сечи, осквернения православных святынь царем-антихристом? Кто желает лишиться казачьих вольностей, снести надругательства над верой предков, кто намерен втоптать в грязь казачью славу? Кто хочет пить горилку, охотничать и рыбалить, а не сражаться за Сечь, казачью волю и честь? Имеются среди нас подобные запроданцы или нет?

В царившей на майдане тишине отчетливо был слышен малейший звук, поэтому единственный прозвучавший на нем голос Сорочинского показался неестественно громким:

— Я против войны с Россией. Еще никогда союз с басурманами и латинянами не приносил добра Сече и Украине. Так будет и на сей раз. Злое дело свершил ты сегодня, кошевой.

Круто развернувшись, гуляйпольский полковник направился к своим казакам. А вслед ему неслись слова Гордиенко:

— Славное сечевое товарищество приговорило идти в поход на русского царя. Быть по этому! В поход выступаем через трое суток с рассветом...

В другое время Константин после удачно завершившейся рады обязательно посидел бы в кругу друзей и побратимов с чаркой в руке, но сейчас не мог себе этого позволить. Одно дело провозгласить поход на Крым, Турцию или ляхов и начать его по своему усмотрению, располагая достаточным сроком для его тщательной подготовки и не опасаясь упреждающего удара противника. И совсем другое дело объявить войну России, чьи войска в нескольких суточных переходах от Запорожья и могут напасть на него прежде, чем сечевики соберут необходимые силы и будут в состоянии начать поход.

Для таких опасений у Гордиенко были все основания. Отряд бригадира Кэмпбела в составе драгунского и двух пехотных полков находится близ Переволочной и готов первым начать наступление на Сечь с юга полтавского полковничества Гетманщины. На помощь ему могли двинуться с запада полки из 12-тысячной киевской группировки князя Голицына и бригада полковника Анненкова с севера. Царь Петр хорошо знал цену оплоту казачьего вольнолюбия на Днепре и по мере сил и возможностей постарался обезопасить себя от неприятностей с его стороны!

Но наряду с этим ему стоило бы знать и еще кое-что, а именно: одной из главнейших составных успеха в боевых действиях сечевики считали внезапность нападения. Следовать этому принципу намерен и Константин, участник целого ряда боев и стычек, в которых запорожцы побеждали намного превосходившего их в численности врага благодаря умению наносить ему внезапные удары в неожиданных для того местах. Гордиенко понимал, что у Москвы много друзей на Сечи, как явных, так и тайных, а поэтому все, что там делалось и даже замышлялось, в кратчайший срок становилось известно русским властям. Что же касалось гетмана Скоропадского, то через своих дозорцев [51] он был осведомлен о положении дел на Сечи не хуже, чем ее кошевой.

Все это и учел Гордиенко, разрабатывая с верными старшинами план первоначального этапа войны с Москвой и ее другом Скоропадским. Противник знал, что по своему обыкновению сечевики перед походом предадутся двух-трехсуточному беспробудному пьянству, по поводу которого даже бытовала поговорка, что запорожец накануне похода пропивал не то, что имел, а что будет иметь. С учетом этого обычая Константин и назначил начало похода через трое суток. Начавшаяся на Украине в начале февраля необычайно теплая погода, приведшая в 12—13 числах к обширнейшему наводнению по всей Гетманщине и бассейну Днепра, особенно в поймах его многочисленных притоков, замедлит движение походных колонн запорожцев, поэтому их активных действий на Гетманщине или Киевщине русское командование будет ждать не раньше чем через семь-восемь суток после их выступления из Сечи.

А он нанесет удар намного раньше! И не какими-нибудь малочисленными разведывательными партиями или передовыми отрядами, а двухтысячным отборным конным полком! И это будет удар, который в корне изменит обстановку не только на порубежье Запорожья с Гетманщиной, но и на всей южной Украине! С этой целью еще неделю назад якобы для встречи ордынского посольства он отправил из Сечи в сторону Крыма отряд есаула Налегая в пятьсот сабель. На самом деле отряд, миновав линию сечевых секретов, должен был изменить направление движения и кружными дорогами, избегая русских дозоров, двинуться на юг Полтавщины. По пути к нему будут примыкать сторонники Гордиенко из хуторов и зимовников, так что в точку назначения отряд прибудет намного выросшим в числе.