Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

— Рад был общению с вами, пани княгиня, и спасибо за весточку о моем бывшем друге Палии. Я хотел было отказаться от разговора с ним, однако вы подали мне хорошую мысль — склонить его к службе у пана Мазепы. Из стремления сделать это я решил завтра встретиться с ним. Где это должно произойти?

— Сейчас в нашем краю не слишком много охотников, и Палий сам отыщет вас. Только не вздумайте поддаться на уговоры этого разбойника, пан Игнаций, — доверительным тоном заговорила Марыся. — А то краем уха я слышала, что гетман Скоропадский намерен пожаловать вам чин реестрового полковника и назначить на полковничество. Зачем вам оно? То ли дело создавать с паном Мазепой и неполными двумя тысячами казаков могучую польско-литовско-казачью державу! Желаю вам принять верное решение, пан Игнаций. Доброй ночи и счастливого завтрашнего дня...

Всю ночь Марыся не сомкнула глаз. Не совершила ли она роковой ошибки, пойдя навстречу просьбе Скоропадского организовать беседу полковника Галагана с недавно возвратившимся из ссылки Палием? Желай Галаган покинуть Мазепу, он давно мог сделать это, особенно после того, как возвратившиеся под руку Москвы старшины были прощены и восстановлены в прежних чинах, а Гамалия и Апостол стали ближайшими соратниками Скоропадского. Однако оба последовавших за Мазепой к шведам командира сердюцких полков, Галаган и Кожуховский, остались верны гетману-изменнику, а их казаки составляли костяк его воинства.

Успокаивало то, что Скоропадский должен был знать, что делает, и если предпринял попытку переманить Галагана к себе только сейчас, уже после истечения предоставленного мазепинцам для возвращения месячного срока, значит, имел основания для этого. Возможно, они были связаны именно с прибытием из Сибири бывшего полковника Палия, старого друга Галагана, аргументы которого в пользу продолжения службы России оказались бы для Галагана наиболее впечатляющими и весомыми.

Не находила Марыся покоя и днем, вплоть до минуты, когда служанка сообщила, что полковник Галаган просит принять его.

— Доброго дня, пани княгиня, — приветствовал Марысю полковник. — Я только что с охоты, однако мне успели передать, что пан гетман уже дважды справлялся обо мне, отчего я могу позволить себе побыть с вами только несколько минут.

— Жаль, но служба есть служба. Как прошла охота?

— Как обычно. Близ солдатских лагерей держатся лишь волки, в то время как остальные обитатели леса стараются быть от такого соседства подальше. Тем не менее нам удалось подстрелить тройку лосей и завалить несколько вепрей. Я велел джуре принести свежатинки и вашей кухарке.

— Благодарю.

— Еще я хотел бы дать вам полезный совет, пани княгиня. Время сейчас военное, тревожное, и ночью может случиться всякое. Просил бы вас сегодня с наступлением темноты отказаться от прогулок и не покидать жилища.

— Обязательно последую вашему совету.

— И на прощанье один нескромный вопрос. Вам никогда не бывает скучно? Конечно, вы постоянно в обществе мужчин, однако и оно может приесться. Если это так, могу предложить вам дружбу интересного человека. Вам ни разу не приходилось иметь дел с ближайшим и довереннейшим джурой пана гетмана Богданом?

— Нет, хотя видела его часто. Да и что могло бы свести нас вместе, польскую княгиню и казака-джуру?

— Прежде ничего, а теперь кое-что и может. Например, полная осведомленность Богдана о всех делах пана гетмана, начиная от его с Генеральным писарем тайных задумок против Скоропадского и царя Петра и кончая любовными связями с Мотрей Кочубей. Вы, женщины, очень любопытны и, возможно, вам будет интересно что-нибудь узнать из жизни его ясновельможности... естественно, из личной. Богдан с удовольствием поможет вам в этом.

— Не знаю, как благодарить вас за такой подарок. Я вообще любопытна, а если учесть, что в шведском и казацком лагерях царит одинаково страшная скука, женщинам ничего другого не остается, как искать впечатлений и сплетничать. Поэтому мне будет крайне интересно узнать как можно больше о делах пана Мазепы... конечно, о личных делах.

— Вполне возможно. Но Богдан может быть нам полезен и еще кое в чем. Как мне кажется, у меня с вами начали складываться неплохие отношения, и было бы неразумно их прерывать.

— Ни я, ни вы не знаем, где по воле судьбы окажемся завтра или послезавтра, и Богдан может служить человеком, через которого мы могли бы поддерживать свои дружеские связи. Думаю, это было бы в интересах нас обоих и, кто знает, в интересах более близких и дорогих пани княгине, нежели я, особ.

— Вы правы, наши дружеские отношения необходимо сохранить, где бы кто из нас ни очутился. Я буду очень рада знакомству с паном Богданом и уже сейчас готова считать его своим близким другом, от которого у меня не будет тайн.

— У него от вас тоже. Но ваши отношения могут стать причиной всевозможных домыслов и сплетен, поэтому было бы желательным не выставлять их напоказ. Когда Богдану потребуется вам что-либо передать, он сделает это без привлечения внимания посторонних.

— Я тоже постараюсь не злоупотреблять личным общением с ва... нашим общим другом.

— Теперь, пани княгиня, я вынужден покинуть вас и отправиться к его ясновельможности. Не забудьте мой совет относительно нежелательности вашей сегодняшней вечерней прогулки.

— Я хорошо запомнила его. Если можно, не откажите мне в одной небольшой просьбе. Во вчерашней беседе я упоминала своего... близкого знакомого, и если вам вскоре удастся с ним встретиться, передайте ему от меня привет. Не забудете?

— Не только не забуду, но сделаю это с удовольствием. До встречи, пани княгиня...

С уходом полковника Марыся облегченно вздохнула — встреча Галагана и Палия завершилась успешно! Разве не об этом свидетельствовал сделанный им намек на возможные тревожные события наступающей ночью и предупреждение не покидать в связи с этим вечером своего жилища! А его заочное знакомство Марыси с джурой Богданом, верным человеком Галагана в ближайшем окружении Мазепы, который отныне станет сообщать ей о тайных замыслах гетмана и выполнять ее поручения? А его согласие передать привет некоему близкому другу Марыси, о котором она упоминала во время вчерашней беседы, если разговор шел только о ее любовнике Скоропадском? Совокупность всего этого приводит к одной мысли — Галаган твердо решил расстаться с Мазепой и сделает это, по всей видимости, сегодня ночью.

С наступлением сумерек Марыся, усевшись с книгой подле свечи у плотно занавешенного окошка, принялась настороженно прислушиваться к звукам отходившего ко сну лагеря. Все было как обычно, и около полуночи она собралась уже лечь в постель, как где-то невдалеке раздались несколько выстрелов, грянул пушечный залп. Вспыхнувшую было после этого перестрелку покрыл топот множества копыт и протяжное казачье «Слава!». Задув свечу, Марыся встала у окошка и отошла от него лишь после того, как в лагере улеглась суматоха.

Утром она узнала, что ночью полк Галагана и часть сердюков полковника Кожуховского атаковали шведскую батарею, стерегущую подходы к лагерю с востока, разметали вступивший с ними в бой дежурный комендантский батальон и направились в сторону царских войск. Наперерез им были брошены несколько полков королевских кирасир, с одним из которых казаки вступили в бой и разгромили его. На подходе к расположению русских войск беглецы были встречены поджидавшим их полком полковника Апостола, с которым уже без всяких хлопот прибыли к гетману Скоропадскому.

На следующий день от графа Понятовского, с первого дня появления Марыси в шведско-казацком лагере оказывавшего ей повышенные знаки внимания, она узнала, что полковник Галаган привел с собой к русским свыше тысячи сердюков и шестьдесят восемь пленных шведов.

Борис Петрович лишь делал вид, что смотрит в разложенную на столе карту и слушает доводы Скоропадского. Он, фельдмаршал Шереметев, имел не меньше боевого опыта, чем новоиспеченный гетман, и не хуже понимал, что значит для русской армии захват небольшого городка Лохвица на Полтавщине. Превратив его в свою опорную базу, на берегах Сулы обосновалась сильная группировка шведских войск генерала Крейца, служившая мостом между армией короля Карла и войсками его польского союзника Лещинского.

Если бы у Лещинского появилась возможность оказать помощь шведам, он должен был двинуться на Лохвицу, откуда полки Крейца нанесли бы удар в спину русским войскам, попытайся они остановить поляков. А достигнув Лохвицы, приведя себя там в порядок и передохнув, Лещинский опять-таки при поддержке полков Крейца направился бы на соединение с главными силами короля Карла, которые в случае необходимости встречными ударами с востока расчистили бы путь союзникам и себе. Совершить же самостоятельно многосуточный марш с севера Польши в Слободскую Украину или Гетманщину, где сейчас велись боевые действия между шведами и русскими, Лещинский был не в состоянии: войска гетмана Сенявского тотчас сели бы ему на хвост, а литовские полки польского гетмана Огинского и казаки Скоропадского нанесли бы по нему удары с севера и юга, разгромив «станиславчиков» без помощи русских войск.