Конторщица 2 - А. Фонд

Все тело было такое легкое, точнее я его вообще не чувствовала.

— Ирочка! — прозвучал голос, такой знакомый, такой родной.

Как же это? Я обмерла. Слезы покатились из глаз. Если это сон, я не хочу просыпаться!

— Иринка! Родная моя! Ты пришла в себя! Ты вернулась! Наконец-то! — надо мной склонилось лицо Жорки! Как так? Это же Жорка! Такой весь седой, постаревший. Но такой родной.

— А мы уже и не надеялись, — Жорка заплакал, навзрыд, как ребенок, плечи его содрогались. — Но я знал! Я знал, что ты вернешься!

— Жорка… — хрипло, с трудом смогла выдавить я и сразу закашлялась.

— Тихо, тихо, девочка… роднуля моя… потерпи… потерпи… Я сейчас! Я быстро! — Жорка куда-то метнулся, потом прибежал, и мне к губам прислонился стакан.

Вода. Как же я хочу пить!

Я пила и пила, как никогда в жизни.

— Хватит, Ира. Нельзя много тебе, — горячо зашептал Жорка, пожирая меня тихими, наполненными счастьем глазами.

Когда первые страсти улеглись, я заметила, что лежу на странной кровати, напоминающей больничный топчан. Под капельницей.

Наверное, мне стало плохо и сейчас я в больнице. А Жорка хлопочет рядом. Интересно, как давно я здесь? И такой странный сон приснился… такой реальный.

— Жорка, — тихо позвала я. Говорить было трудно.

— Что зайка? — засуетился Жорка.

— Я давно здесь? Что со мной?

— Давай потом? — неуверенно протянул Жорка.

— Нет! — уперлась я. — Расскажи.

— Тебе не надо волноваться… — заюлил Жорка. Но я-то его хорошо знаю. Что-то нечисто.

— Расскажи! — потребовала я.

Жорка еще немного помялся, но я умею его убеждать.

В общем, я тогда упала. Меня не смогли привести в сознание. Я была в коме.

— Как долго я была в коме? — заволновалась я. Это же мои там, наверное, с ума сходят, волнуются. — Сколько дней?

— Может потом поговорим? — сделал еще одну попытку увильнуть Жорка.

— Нет! Хочу знать сейчас, — настойчиво сказала я. — Пожалуйста, Жорочка.

— Два с половиной года… — прошептал Жорка понуро. — Мы уже и не чаяли тебя вытащить.

Он еще что-то лепетал, целовал мне руки, плакал.

— Жора… а мои где? Почему — ты? — тихо спросила я.

— Понимаешь… тут такое дело… — замямлил Жорка, — ты только не волнуйся, зайчонок, ладно?

— Не буду, — сказала я твердо. — Расскажи, где Пашка, дети?

— Ты так долго была в коме. Врачи больше не давали тебе гарантий, — вздохнул Жорка. Твой муж недавно согласился отключить тебя от системы. Но у меня же есть один знакомый. Я его сыну с докторской помог и на член-корра поддержал в Академии наук, так вот он мне и помог тебя забрать и опекуном оформить. Пашка-то отказ написал, так что ты теперь только моя. Навсегда!

Я задохнулась от эмоций. Сердце так сжало. Ох!

— Тише ты, тише… — заволновался Жорка, — вот не надо было тебе сразу всё рассказывать. Но ты же упрямая какая! Умеешь из меня веревки вить. Так что не вздумай опять уходить, слышишь, Ирка? Сама виновата!

— Не буду, — слабо улыбнулась я, одними губами. — А мы где?

— У меня, в загородном доме, — похвастался Жорка, — я тебя сразу сюда перевез. Здесь удобно, что рядом живет Бруневич, профессор медицины. Он сильно помог. И наблюдает тебя. Я еще медсестру нанял, она днем приходит, помогает.

— И ты все эти годы был со мной?

— Только последние три месяца, — ответил Жорка. — Когда из больницы тебя забрал.

— А как же твои лекции в Юньнаньском университете?

— Ты помнишь, — усмехнулся Жорка. — Да ерунда, я сейчас взял годовой отпуск. Мне всё равно нужно монографию закончить. Есть у меня одна презанятнейшая идейка…

— Ты из-за меня бросил работу? — не повелась на жоркину идейку я.

— Да нет, что ты! — возмутился Жорка, — наоборот, у меня появился стимул творить. Я сейчас систематизирую всё мои наработки. А то вечно — то лекции, то экспедиции, то по грантам отчитываться нужно. А сейчас я могу поработать на себя. Я числюсь у них внешним совместителем, прикреплен к кафедре. Уже два патента им забабахал. Так что все хорошо. Главное, что ты вернулась! И больше я тебя никуда не отпущу, солнышко! Так и знай!

Я выдавила слабую улыбку.

— Жора… — позвала я, — ты из-за меня все потерял…

— И ничего я не потерял! — опять возмутился Жорка, тряхнув седой головой, — наоборот, знаешь, как я тебя эксплуатировал? Я читал тебе все главы моей новой монографии. И ты оказалась самым благодарным слушателем! Ни одного критического замечания от тебя я не услышал! — по щекам Жорки скатились слёзы.

— Не плачь, Жорочка, всё теперь будет хорошо… — прошептала я. — Всё будет хорошо.

— Конечно! Ты поправишься, и мы с тобой переедем в Грецию. Меня в Афинский университет приглашают. Тебе же нравится море?

— Да, Жорка, — улыбнулась я грустно.

— Слушай, роднуля, — захлопотал опять Жорка, — надо же Бруневича позвать. Не могу дозвониться что-то. Он в соседнем доме живет. Ты побудешь три минутки одна, пока я сбегаю?

— Конечно, не переживай.

— Тогда я быстро!

— Стой, Жорка, — остановила его я, — включи мне новости, хоть гляну, что там, пока ты бегаешь.

— Да понимаешь, у нас за это время столько всего случилось, — виновато пожал плечами Жорка, — всё с ног на голову.

— Ну, Жорка, включи, — попросила я. — Мне же интересно.

— Ладно, — вздохнул Жорка и включил мне телевизор, — я тогда побежал. Я быстро!

Хлопнула дверь, и я осталась одна.

На экране телевизора диктор закончил что-то рассказывать и сообщил:

— А сейчас у нас прямое включение — большая пресс-конференция Президента Союза Советских Социалистических республик.

Я вытаращила глаза — вот это да!

На экране появилась молодая женщина с волевым лицом. Она кого-то мне смутно напоминала.

— Вы смогли за эти два года вернуть Советский Союз, сплотить все республики в единую державу, поднять экономику страны, по сути, вы создали экономическое чудо, — говорил между тем пожилой журналист в строгом костюме, обращаясь к женщине-Президенту. —