Люди солнца - Том Шервуд

За одним из столов сидел Ричард. Когда мы вошли, он встал, демонстрируя готовность сообщить новости. Мы подошли, и он доложил:

– В одном из дальних помещений находится один человек. За хорошо запертой решёткой.

– Это Филипп, – сказал принц Сова. – Пассажир до Эрмшира.

– Тот самый? – спросил Иван.

Принц кивнул.

В этот момент в кухонный зал вошли Бэнсон и нагруженные стопками простыней, одеял, подушек матросы Ярослава. Из дальней двери вышли Стэнток с женой. Матросы отправились в жилые комнаты. А мы все, не сговариваясь, подобрались поближе к мраморной доске, за которой так мирно, уютно текла предобеденная работа, и продолжили разговор.

Сова сказал Ричарду:

– Хорошо, что вас шестеро. Людей теперь хватит. Нужно установить два круглосуточных караула: у въездных ворот, несомненно, и в этой самой подземной тюрьме.

– Круглосуточный караул ради одного человека? Он так опасен?

– Не одного, – пояснил ему Сова. – Пассажиров там скоро прибавится.

Он посмотрел на Бэнсона, и тот упрямо кивнул. Подтвердил негромко и твёрдо:

– Сюртук, Гольцвинхауэр, Дюк, Соколов, Дудочник, – все собиратели черепов скоро будут сидеть рядом с Филиппом. Все, какими бы важными лордами они не оказались.

Симония, Анна и Элизабет приостановили на минуту работу и встали поближе, безсловно участвуя в разговоре. Присоединилась к ним и жена Стэнтока, а Стэнток подошёл к нам. И я ему сказал:

– У вас есть выбор. Можете остаться здесь, станешь командиром кордгардии «Девяти звёзд». Можете поехать со мной в «Шервуд», там жизнь более мирная, к тому же там живёт весёлая и дружная компания детей.

Он молча взглянул на жену, и она вместо него сообщила:

– Мы уже советовались. Очевидно, что в вашем, мистер Том, мирном замке нам было бы и милей и уютней. Но здесь кроме моего мужа нет больше обученных офицеров, и ещё – я единственная опытная женщина, извините за такую подробность. Жизнь течёт, и когда Анне и Элизабет придёт срок рожать своих детей – кто тогда будет рядом с ними? Да, жизнь в отдалённом монастыре – нелёгкое служение, но мы с мужем выбираем его.

Я с уважением поклонился.

Звонко лязгнула о мрамор поварская ложка. Мы разом взглянули туда. Элизабет, тоненькая аристократка, бледная от волнения, торопливо подобрав выпавшую из её руки ложку и, откладывая её на деревянную доску, с сильным напряжением в голосе спросила меня:

– Как быть мне, мистер Том? Не разрешите ли вы и мою судьбу в приказном виде, как судьбу Анны и Робина? Ричард, причастный к убийству моего мужа, поклялся в безусловном служении мне. И в своей странной, непонятной для меня любви. Не от него ли мне предстоит родить детей? Что тогда? Снять ли мне траур?

Я не нашёл сразу, что ей ответить. Посмотрел на Ричарда (он побледнел), на Сову, Бэнсона, на Ивана. Иван сказал тихо:

– Это трудный вопрос. Но, раз он задан, надо решать, Томас.

Я снял треуголку, медленно опустил её на полированную поверхность мраморной полки. С силой потёр затылок. И объявил:

– Траур снять. Замуж за Ричарда… не выходить. Служение его вам, как кровного должника, принять совершенно без всяких с вашей стороны обязательств. И только если Богу угодно будет послать вам, Элизабет, ответную любовь к Ричарду, или любовь к кому-то другому здесь – выходите за того замуж с сердцем лёгким и радостным. Ваши именитые и богатые предки, много поколений выбирая в жёны самых красивых в своём окружении женщин, накопили в своём потомстве высокую женскую красоту, которую мы все сейчас видим в вашем лице. И вашим служением Создателю нашему было бы продление этого волшебного лучика в ваших будущих детях. И ради ниспослания вам такого счастья молитесь об этом и утром, и вечером.

– Прекрасное решение! – вдруг горячо воскликнул новый настоятель монастыря. – Охотно поддерживаю его.

Элизабет, отделённая от меня мрамором, слегка присела, склонив голову, заливаясь румянцем. Потом, выпрямившись, взглянула, блеснув слезой, в сторону Симонии. Симония приблизилась и обняла её.

Вошли в этот миг Готлиб и Робертсон.

– Лошади все устроены, – доложил Робертсон, а Готлиб машинально прошёл к плитам, и Симония, как пружинкой притянутая, подошла к нему.

– Робина и Анну обвенчаю уже завтра, – сказал, глядя на них из-под капюшона, Иван. – Сегодня день истрачу на то, чтобы найти и освятить помещение для часовни. Если пожелаете, вас обвенчаю тоже. Приедете в «Шервуд» уже супругами.

Готлиб и Симония переглянулись.

– Да? – одними губами спросил Готлиб.

– Да! – сияя взглядом, ответила порозовевшая племянница Себастьяна.

– Тогда что же, – спрятал руки в рукава мадрасский лекарь. – Обедать?

Скромно, в тишине отобедав, мы направились исполнять каждый свои заботы. Иван, Бэнсон и я пошли обследовать все строения замка в поисках будущей часовни. И вдруг в одном из цейхгаузов нам встретилось невероятное чудо. Изумительная, массивная и лёгкая в то же время, с золотыми накладками и прочей, неугадываемой с первого взгляда инкрустацией, мебель красного дерева. Лекала диванов и кресел завораживали. Алый бархат обивки влажно мерцал, как малиновое варенье.

Испанская, – заметил Бэнсон. – Наверное, с богатого галеона.

– Забирай с собой, Томас, – вдруг сказал Иван.

– Что забирать? – не понял я.

– Всю мебель, которую видишь. Перевезёшь в свою мастерскую в Бристоле. Станешь использовать как образец. Изумительная ведь красота, правда?

– Но… Как перевезу?

Иван с молчаливым вопросом взглянул на Бэнсона. Тот кивнул:

– В каретном цейхгаузе до сотни всяческих экипажей, от карет до тяжёлых телег на рессорах. Пойдём, кстати, посмотрим.

Прошли в каретный цейхгауз, и точно, изумлённому моему взору предстали два длинных ряда дорогих, изысканных экипажей.

– Посчитаем лошадей, – задумчиво проговорил Иван, – и запряжём для тебя три или четыре фуражных воза.

– Нет, – сказал я, подумав. – А если дождь? Возьмём лучше три самые большие кареты и по одной боковой стенке выпилим. Удалим сиденья. И в них уже мебель загрузим, я отберу самые красивые и сложные экземпляры.

– Разумно, – согласился Иван. – Это разумно.

Так ходили мы и обследовали монастырь-замок три дня. Долгими вечерами сидели и, выставив с сотню зажжённых свечей, перебирали золото в ящиках и составляли реестры. И вот через три дня, завершив сборы, немноголюдный эскорт двинулся от «Девяти звёзд» к «Шервуду». В карете Симонии, с длинным ящиком золотых изделий между сиденьями, ехала не Симония уже, а юная жена Готлиба, и Готлиб же правил. За ними двигались ещё четыре кареты, из самых больших в бывшем хозяйстве Люпуса (к слову сказать, по числу ящиков с золотом). В одной ехали я с Ярославом, восседая на роскошных испанских диванах вместо удалённых сидений. Три остальные были под самые крыши заполнены мебелью, атлас и золото которых мы тщательно упаковали в ковры, парусину, гобелены, длинные коридорные коврики. Невидимая золотая река текла неторопливо, под мерный и трудолюбивый звон подков, в странное место, притягивающее к себе удачу, весёлые детские голоса, сокровища, супружескую любовь, прекрасных и милых людей, счастье. Медленно и умиротворённо мы ехали в «Шервуд», почти волшебный маленький замок.