Любовь первая, любовь бурная - Мэдлин Бейкер

Адам Трент тихо выругался, когда чета Крофтов покинула дом. Он намеревался отправиться в Бисмарк на рассвете. А теперь придется околачиваться здесь до тех пор, пока Бриана снова не встанет на ноги. Он сердито посмотрел на Шункаха Люта. Как долго женщина оправляется после родов? Раздраженно зашвырнув шляпу на бюро, он сел в кресло-качалку у окна, снял ботинки и откинулся на спинку, пытаясь заснуть.

Звук детского плача вырвал Бриану из глубокого сна. Нахмурившись, она закуталась глубже в одеяло, пытаясь понять, что это младенец делает в их доме, а потом глаза ее широко раскрылись. Это был ее младенец, конечно, ее и Шункаха.

Она села, когда Адам Трент вошел в комнату, неуклюже держа на руках крошечное, завернутое в одеяло дитя. Выражение его лица походило на страх.

— Вот, — сказал Трент, сунув ребенка в руки Бриане. — Мне кажется, он голоден.

— Да, — согласилась Бриана. Она взглянула мимо полицейского на другую сторону кровати, где сидел Шункаха Люта и смотрел на Трента.

— Вы не будете против, если я попрошу вас выйти, пока… — Бриана очаровательно покраснела, — …пока я буду кормить своего сына.

Теперь наступила очередь покраснеть Адаму Тренту.

— Нет, конечно же, нет, — быстро сказал он, — я выйду и позабочусь о вашей скотине.

Когда они остались втроем, Шункаха Люта встал, потягиваясь, затем присел в ногах кровати. Бриана лучезарно улыбнулась, присоединившись к нему, и они несколько секунд провели, восхищаясь своим сыном, прежде чем она приложила его к груди.

Глядя, как Бриана кормит их ребенка. Шункаха Люта почувствовал, что к горлу подступает ком. Несомненно, ему никогда не приходилось видеть ничего столь же прекрасного. Бриана никогда не выглядела более красивой. Солнечно-золотистые волосы спадали ей на плечи пышным ореолом, а глаза потеплели от любви к младенцу, сосавшему грудь. А ребенок — он был просто совершенство, от макушки чернявой головки до крошечных розовых пяток. Шункаха потянулся потрогать пухленькую маленькую ручку, и пальчики малыша крепко уцепились за отцовский.

— Ты доволен своим сыном, муж мой? — спросила Бриана.

Шункаха Люта кивнул, не доверяя своему голосу.

— Как сказать «отец» по-лакотски?

— Ате.

— А «мать»?

— Ина.

— Ну что ж, ате, как мы назовем его?

— Какое имя ты ему хотела бы дать — Лакота или белых людей?

— А не может ли он иметь сразу два?

Шункаха Люта кивнул головой.

— Если ты хочешь. Хотя будет лучше, если ты воспитаешь его как белого ребенка.

— Почему ты так говоришь? Он наполовину Лакота, и я хочу, чтобы он знал это и гордился.

Тень великой печали пробежала по лицу Шункаха Люта.

— Меня не будет здесь, чтобы помочь тебе вырастить его, чтобы научить его обычаям Народа. Для тебя и для него будет лучше притвориться, что он белый.

Бриана закусила нижнюю губу. Она отбросила все мысли об Адаме Тренте на какое-то время, желая только радоваться своему сыну, наслаждаться любовью мужа. Но теперь, слишком скоро, слова Шункаха Люта вернули ее назад к реальности.

— Шункаха, что я буду делать без тебя?

— Ты будешь делать все самое лучшее, что умеешь, как всегда, малышка. Я не беспокоюсь за своего сына, потому что знаю: его мать воспитает его хорошо.

От этих слов на глазах Брианы опять появились слезы, и она прижалась головой к плечу мужа. Как она будет жить дальше без него? С каждым днем их совместной жизни она все больше любила его, и все больше он был ей нужен. Как она может взять на себя ответственность за воспитание сына, если не будет помощи мужа? Как сможет она смотреть в будущее без мужчины, чья рука гладила ее волосы, на чью любовь, силу и доброту она привыкла полагаться?

Шункаха Люта смотрел в окно, гладя Бриану по голове. Как сможет он оставить ее одну? Женщине нужен мужчина; сыну нужен отец. Он предпочел бы скорее отрезать свою правую руку, чем бросить жену и малыша. Но у него не было выбора. Адам Трент решил увезти своего пленника в Бисмарк. Единственной надеждой оставался побег, но даже удачный побег не спасал положения. Шункаха был в розыске. Он не мог просить Бриану всю жизнь прятаться среди Черных Холмов ради него. Что это будет за жизнь для женщины, которую он любит, для его сына? Действительно, ей будет лучше без него.

— Ты подумал об имени? — спросила Бриана, ее голос чуть заглушали его пальцы.

— Нет. Решай ты.

— Мне всегда нравилось имя Дэвид, — размышляла Бриана. — Это имя моего отца. Что ты скажешь, если мы назовем нашего сына Дэвид Красный Волк?

Шункаха Люта повторил имя. Потом кивнул.

— Это хорошее имя, Ишна Ви, — он отодвинулся, когда открылась дверь, и Адам Трент вошел в комнату с подносом.

— Я не блестящий повар, — заметил полицейский, ставя поднос на столик у кровати, — но я очень старался.

— Спасибо, Адам, — сказала Бриана. — Это выглядит замечательно.

Трент передал тарелку с беконом и яйцами Шункаха.

— Хочешь кофе?

Шункаха Люта кивнул. Он не поблагодарил, когда Трент протянул ему чашку. Этот человек был незваным гостем в его доме, врагом. Он не заслуживал благодарности.

— Оставь нас, — сказал Шункаха Люта. — Я хочу побыть наедине со своей женой.

Адам Трент нахмурил брови. Он почти уже был готов громко послать индейца к черту, но потом пожал плечами. У этого мужчины есть право несколько часов провести наедине с женой и ребенком. Он бросил в сторону Шункаха кривую ухмылку, забрал с подноса нож для масла и вышел из комнаты.

Три дня Адам Трент готовил пищу, мыл посуду, ухаживал за скотиной и старался не ревновать, подмечая влюбленные взгляды Брианы и индейца. Бриана просто сияла всякий раз, как брала сына в руки, давала ему грудь, ворковала с ним, слегка поглаживала его пухлые щечки, убаюкивала… Адам почувствовал мгновенное сожаление при мысли, что забирает человека, которого она любит, что лишает ребенка отца. Но не его вина, что индеец был убийцей. Человек, совершивший убийство, должен за это расплатиться. Так устроен мир.

Он немного удивлялся Бриане. Он ожидал, что она будет лить слезы и умолять его не забирать Шункаха Люта в Бисмарк. Но она никогда не упоминала об их приближающемся расставании, и Трент даже испытывал что-то вроде благодарности. Ему казалось, что она подчинилась неотвратимости Закона. Бриана оставалась неизменно добра и вежлива, не выказывала явной враждебности, и за это он был благодарен тоже, ибо еще не простился с надеждой на то, что когда-нибудь она станет его женщиной — когда-нибудь, когда индеец не будет стоять на пути.