Зима в Мадриде - Кристофер Джон Сэнсом

— Значит, ты манипулировал мной, — тихо проговорила она. — Манипулировал моими чувствами.

Сэнди посмотрел на нее через стол, теперь он был серьезен.

— Я знаю, чего хотят люди, Барбара, я это чувствую. Это дар, очень полезный для делового человека. Я вижу то, что скрывается под поверхностью. Иногда это легко. Евреи, к примеру, просто хотят выжить, отчаянно, до дрожи хотят. Людям, с которыми я работаю, обычно нужны деньги, хотя иногда и не только. Зная их потребности, я пытаюсь связать их обязательствами. Ты хотела меня и нуждалась в безопасности, только не могла ясно осознать свои желания. Я просто помог им подняться на поверхность. — Он склонил голову и поднял стакан.

— А как насчет тебя, Сэнди? Чего хочешь ты?

— Успеха, денег, — улыбнулся он. — Хочу знать, что я могу всех переиграть и люди сами отдадут мне желаемое.

— Иногда ты становишься таким дерьмом, Сэнди, — сказала Барбара. — Ты в курсе?

До сих пор она ни разу не говорила с ним так, и он на мгновение опешил. Затем взял себя в руки:

— В последнее время ты не следишь за собой. На себя не похожа. Надеюсь, работа в сиротском доме поможет тебе собраться.

Слова были для Барбары как удар, хотя она понимала, что Сэнди выбрал их специально, чтобы попасть в самое слабое место.

С холодной ясностью в голове она сказала себе: «Не реагируй, пока нужно соблюдать приличия».

Барбара встала, аккуратно положила на стол салфетку и вышла из комнаты. Ноги у нее дрожали.

Часть вторая. Начало зимы

Глава 21

Психиатр оказался высоким худым мужчиной с седыми волосами и в очках. На нем был серый костюм в тонкую полоску. Берни уже три с половиной года не видел человека в костюме, только тюремные робы да форму охранников, то и другое тусклого оливкового цвета.

Доктора разместили в комнате под жилищем коменданта, за обшарпанным столом, принесенным из кабинета наверху. Берни догадался, что медику не сказали, для чего использовалось это помещение. Отправить сюда врача мог только Аранда с его мрачным чувством юмора.

Августин, один из охранников, ждал Берни по возвращении отряда из карьера с распоряжением отвести его к коменданту.

— Беспокоиться не о чем, никаких проблем, — шепнул Августин, пока они переходили лагерный плац.

Берни благодарно кивнул. Августин, неопрятный молодой человек, тихоня, был одним из лучших надзирателей. Солнце стояло низко, с гор задувал холодный ветер. Берни следил за календарем и знал, что сегодня первое ноября, скоро зима. Пастухи гнали стада с верхних пастбищ вниз. Работа в каменоломнях была тяжелой, но, по крайней мере, она задавала какой-то ритм жизни и позволяла увидеть, что за оградой лагеря есть другой мир. Берни поежился, с завистью отметив, что Августин накинул поверх формы теплое пончо.

Комендант Аранда сидел за столом. Он посмотрел на Берни тяжелым взглядом, но при этом на его красивом длинном лице с роскошными черными усами было веселое выражение.

— А, Пайпер, — сказал он, — к тебе посетитель.

— Сеньор? — Берни вытянулся в струнку, как требовали правила.

Болевой спазм пронзил его руку. Старая рана давала о себе знать после рабочего дня в каменоломне.

— Помнишь, в Сан-Педро-де-Карденья с тобой беседовал психиатр?

— Да, сеньор.

Это была странная интерлюдия, адская шутка. Сан-Педро — заброшенный средневековый монастырь за пределами Бургоса. Тысячи пленных республиканцев согнали туда после битвы при Хараме. Однажды им дали заполнить длинные анкеты. Сказали, это нужно для исследования психологии марксистского фанатизма. Две сотни вопросов, от реакции на определенные цвета до оценки уровня патриотизма.

Комендант закурил и сквозь туман кружащегося дыма холодными ореховыми глазами следил за Берни. Аранда уже около года отвечал за лагерь Тьерра-Муэрта. Был он полковником, ветераном Гражданской войны, а до этого служил в Испанском легионе. Этот человек упивался жестокостью, и даже Берни не осмеливался ему дерзить. Как обычно, комендант был одет безупречно: форма отглажена, на брюках заутюжены тонкие, как нож, стрелки. Заключенные знали каждую черточку его красивого загорелого лица с пышными нафабренными усами. Если Аранда хмурился или на его физиономии появлялось детское насупленное выражение, значит кого-то ждала экзекуция.

Однако в тот вечер комендант лагеря выглядел довольным. Он выпустил дым в сторону Берни, и тому тут же захотелось курить, он даже невольно подался вперед, чтобы уловить носом запах.

— Проводится дополнительное исследование заключенных, которые представляют особый интерес. Доктор Лоренцо ждет тебя внизу. И, Пайпер, отвечай на его вопросы как нужно, vale?[48]

— Sí, señor comandante.

Сердце у Берни тяжело билось, пока Августин вел его в подвал и открывал неподатливую деревянную дверь. Ему еще не приходилось бывать здесь, но красочные описания этого места он слышал.

Психиатр холодно взглянул на вошедших.

— Можете нас оставить, — сказал он Августину.

— Я буду за дверью, сеньор.

Психиатр указал рукой на стоявший у стола металлический стул:

— Садитесь.

Берни буквально рухнул на него, он очень устал. В углу комнаты горела керосинка, было жарко. Врач провел серебряной ручкой по колонке с вопросами в анкете. Берни узнал свой почерк. В бороде, разбуженные теплом, закопошились вши.

Психиатр поднял взгляд:

— Вы Пайпер, Бернард, англичанин, вам тридцать один год?

— Да.

— Я доктор Лоренцо. Три года назад, находясь в Сан-Педро, вы отвечали на вопросы. Помните?

— Да, доктор.

— Целью исследования было определить, какие психологические факторы побуждают людей становиться приверженцами марксизма. — Врач говорил монотонным голосом. — Большинство марксистов — невежественные рабочие низкого ума и культуры. Мы хотим еще раз опросить тех, кто не подпадает под эти критерии. К примеру, вас.

Он пронзил Берни пристальным взглядом.

— К марксизму людей приводят простые вещи, — тихо проговорил Берни, — бедность и угнетение.

— Да, именно такой ответ я и ожидал от вас услышать, — кивнул психиатр. — И тем не менее вы лично не подвергались воздействию ни того ни другого. Насколько я понимаю, вы учились в английской частной школе.

— Мои родители были бедны. Я получил стипендию на обучение в Руквуде.

Глаза Берни сами собой скользнули в угол комнаты, где стоял какой-то высокий предмет, накрытый брезентом. Доктор Лоренцо резко постучал по столу серебряной ручкой:

— Не отвлекайтесь, пожалуйста. Расскажите о родителях, чем они занимались?

— Работали в магазине, который принадлежал другому человеку.

— И вам, вероятно, было их жаль? Вы были близки с ними?

В голове у Берни возник образ матери, вот она стоит в гостиной и заламывает руки: «Берни, Берни, зачем тебе ехать на эту ужасную войну?»

— Они, вероятно, уже мертвы, — пожал он плечами. — Мне не позволяют им писать.

— А вы написали бы, если бы могли?

— Да.

Лоренцо сделал пометку