Буковый лес - Валида Будакиду

Узнав, что Линда любит молочные продукты, загрузил холодильник под самую завязку. Чего он туда только не наложил! Одних только кефиров пять видов разных, умопомрачительно гениальную «закваску», творог, сыр. Одним словом – самим можно было открывать молочную лавку. Вот как раз и очень замечательно вышло, что Линда захватила с собой в сумочку этой самой «закваски» на дорожку, а то бы с голоду уже выпустила шасси. Вальдемар от, предложенных Линдой, «двух глоточков» из бутылочки отказался, сказал, что ел в офисе с Роном. Линда выпила всю бутылку и теперь, молча, смотрела в окно, не желая нарушать мирный поток мыслей «супруга».

– Вальдемар! – Она устала смотреть в окно, – А у вас всегда так тепло в конце октября?

– Да ты что?! – Он живо откликнулся и, казалось, тоже не прочь был поболтать, – У нас в октябре уже снег может лежать вовсю. Это выдалась погода, потому что ты нам её из Греции привезла. Я в лесу сегодня даже цветущие фиалки видел, представляешь? Трава вон смотри, пока зелёная, по второму урожаю будем собирать.

– Я первые дни так мёрзла. Это, у меня, скорее всего, акклиматизация такая была.

– Может быть, – уклончиво ответил Вальдемар, – главное, что сейчас тебе хорошо, правда?

– Ну, не так чтоб совсем хорошо, – Линда хотела было сказать про свою утреннюю головную боль, но решила на всякий случай промолчать, чтоб Вальдемар не начал делать ей внушения по поводу «полезного и вредного», рассказывая о «здоровом дыхании» и чудотворных «банных вениках из конопли… ой, крапивы», – сейчас гораздо лучше, почти хорошо, – закончила она.

– А если б меня слушалась, было бы не «почти хорошо», а «замечательно». Вот ответь мне, правда, на один вопрос: ты мне не доверяешь, что ли? Я всеми силами стараюсь разгрузить тебя, чтоб ты ни о чём не думала, жила на всём готовом. От тебя всего лишь требуется полное, понимаешь полное доверие. Я хочу принести в твою жизнь свет, любовь, добро. Мне кажется, тебе именно этого так не хватает.

«И вот опять: шесть дней знакомства и только заботы, столько тепла, как можно не быть ему благодарной?!»

– Так ты будешь слушаться? – Вкрадчиво, нежно, ласково, почти интимно.

«Буду! Буду! Хоть всю жизнь буду! Защити меня! Помоги мне! Брось ты свою тупорылую Клавку! Вальдемарчик, миленький!»

– Я уже слушаюсь! – Нельзя, нельзя говорить вслух о том, что думаешь, нельзя. Ничего пока не решено, – Уже давно слушаюсь. Вот смотри:

– Нале-во! Шагомарш! Пам-пам-пам пампап-пам-пам! Расцвела за окошком акация! Я сегодня сама не своя. У меня началась менструация, значит я не бере-мен-ная! Та-та-та-там! «Прощание славянки»! Тебе нравится?

– Ну ты… как тебя назвать, я даже не знаю! – Вальдемар всё равно не сердился, она это чувствовала. Это он просто так говорил, – Мне нравится всё, что ты делаешь. Мне нравится, как ты выглядишь, мне нравится, как ты мыслишь, вот только ма-а-аленькую, вот такую вот малюсенькую поправочку сделать и всё, – он показал Линде кончик указательного пальца, закрыв его большим – глянь сюда, мы уже почти подъехали. Быстро, да? Ты в сумку мою очки вот эти солнечные положи, а то я их забуду в машине.

– Сейчас всё сложу, – Линда стала аккуратно класть очки, бросила поглубже в сумку ароматические салфетки, и повесила на руку жакет, – Марик, там, куда мы идём, есть что есть и есть что пить? Есть где воду купить, булочку какую, или с собой бутылочку брать? – Линда, не дожидаясь ответа, бросила в сумочку и бутылку воды на всякий случай, выпорхнула из машины и огляделась по сторонам. Её взгляд не зацепил ничего, куда можно было ехать с таким энтузиазмом. Ладно, вон справа внизу остался большой супермаркет, в который они однажды заезжали, полная остановка людей, но всё это в зазеркалье, они все там, они с Вальдемаром тут.

– Куда мы приехали? Чего-то я не пойму… Ты даже не сказал, что мы собрались делать? Мухоморы собирать, кофе пить? Нам в какую сторону?

– Ой, Ой! Какие мы любопытные! – Вальдемар попытался изобразить Линду, – Вопрос за вопросом, ни дыху ни продыху. «Мы куда приехали? «Ха-ха! «Сюда приехали»! И мы-ы-ы…, мы, то есть я и ты не найдём чем здесь заняться, а-а-?

У Линды по лицу прошла тень. Вот уж чего она не хотела, так это с ним «заниматься». Два раза уже «позанималась», сыта по горло такими «занятиями».

Он, заметив её разочарование, схватит её за нос и весело засмеялся:

– Ладно, ладо, шучу я, не переживай. Сейчас поднимемся вот на эту на гору. Это святое место. Одно из самых знаменитых Мест Силы на Планете.

«Бог ты мой! О каких „местах силы“ вообще идёт речь?! Что он вообще имеет в виду? Какая „сила“? Кому „сила“? Жила я себе спокойно в Салониках, ни „силу“ там не обсуждают, ни „слабость“. А-а-а… кажется я начинаю понимать – Это он о своей мужской слабости говорит и надеется, что место „силы“ эму эту самую „слабость“ и на место вправит. Бедненький… а я чуть не забыла про его болезнь».

– Кто туда восходит, – он говорил торжественно и вычурно, – обязательно должен загадать желание, и оно непременно исполнится. Только надо сосредоточиться, ни о чём, кроме желания не думать и прислушиваться к себе, чтоб почувствовать в себе изменения.

«А, ну точно лечить половое бессилие пришёл! Какое у нормального мужика в его состоянии может быть ещё желание?»

– Можно медитировать. Ты умеешь медитировать? – он заложит обе руки себе за голову, – Знаешь, в Киеве очень много святых мест, где можно совершенно открыто медитировать, и твои мысли достигнут Небес, потому что эта гора сама работает как антенна, то есть – она и ловит сигналы из космоса, и посылает сигналы в космос.

«О-о-о… Началось! Второй день в беседах „о космосе“ с местечковым Недолго он молчал. В самом деле: когда уже весь этот цирк под названием „реалити“ закончится? Получить бы свои восемьсот евро и забыть о Небесных Конвергенциях на веки вечные. Сейчас он скомандует сесть в позу лотоса, закатить глаза и запеть мангры.»

Но, Линда ошиблась. Вальдемар не стал зазывать её «спутешествовать зараз» на Альфа-Центавра и даже проповедовать здоровый образ жизни тоже не стал. Он и о Великих Магнитах не заикнулся ни разу, словно его сегодняшняя миссия была гораздо выше и ответственней.

– Так мы на гору идём? На гору я люблю! – Широко открытые, хлопающие глаза, округлый, наивный рот…

– Правда? – Импозантность, достоинство, покровительство.

– А чё ж не правда?! – Рот в дебильной улыбке, – Я вообще больше горы люблю, чем море. Море, можно сказать вообще не люблю. Жару, песок в трусах… фу. Потом, море у нас жутко солёное, и если не скупался под пресной водой сию же минуту на каждом волоске кожи висит такая солёная гроздь, похожая на виноград. Одежду на такое тело вообще надеть невозможно, аж гусиной кожей покрываешься от отвращения. Про голову не говорю, вспоминать противно. Все волосы склеиваются в соломенный веник и торчат. Если плаваешь не нырнуть ведь невозможно, а когда вынырнешь и обсохнешь, вот тогда и начинаешь завидовать лысым, – Линда не врала ради наврать и не набивала себе цену, дескать – я живу на море, но мне – фи! Она тянула время в надежде, что Вальдемар передумает, и потом с морем она села на своего любимого конька.

Море на самом деле ей давно осточертело и в придачу она очень, очень любила горы. Особенно заснеженные вершины с вечными ледниками и крутые склоны без всяких деревьев и кустарников. Без травы, без птиц и зверей, без туристов с их «шишлыками» и магнитофонами. Она любила немое величие скал, царапающих небо, хрустальную чистоту разряженного, безкислородного воздуха, огромные яркие звёзды, висящие так низко, что кажется можно их обнять и прижать к сердцу. Из всех существующих на земном шаре животных Линда любила только орлов и ибисов – снежных барсов.

– Так ты не любишь море?! – Вальдемару не верилось, что существуют люди, не любящие море. Судя по фотографиям в семейном альбоме его Клава только и ждала лета, чтоб поехать, как она писала на обратной стороне снимков «к морю» и настрогать себе новый фотоальбом, позируя для него в разных купальниках в нитевидными бикини.

– Не-а! Не люблю.

Линда кривит нос.

– Мда-а… я знал, что ты странная, но не знал на сколько. Но, хорошо, что ты хоть горы любишь. Ты очень капризная: одно тебе не нравится, второе ты не хочешь, третье ты не любишь. Ладно, переживём про море. Я так рад, что со мной ты, с этой Клавой никуда ходить невозможно, ну абсолютно невозможно.

– Это почему? Устаёт что ли? – Опять он про свою Клаву, – Ноги пусть качает, велосипед крутит.

– Да какой там устаёт! – он был крайне раздосадован, не вовремя всплывшими, воспоминаниями о супруге, – Клавке неинтересно видите ли. Вот она может с тобой пойти, походит немного, самую капельку и начинает канючить: «Вовчик! Ну, может хватит! Может, уже пойдём обратно?» Или как заведётся о глупостях рассказывать, невозможно не подумать ни о чём, не сосредоточиться. Всё у неё такое приземлённое, понимаешь, ерунда одна. Вот если б мы с ней в магазин с одеждой пошли, вот это ей интересно. Пока весь магазин не перемеряет, не уйдёт ни за что. Ей это так интересно, что иному Чемпионат мира по футболу не так не нравится смотреть. А меня это бесит! Ну никакой духовности в человеке, всё такое примитивное, низменное, только купить, купить, купить и пожрать.