Холод южных морей - Юрий Шестера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встретивший их на берегу миссионер Нот любезно предложил возложить на него труд проводить гостей к королю, что вызвало внутреннюю улыбку друзей, и все пошли по песчаному взморью к мысу Венеры. Там неожиданно встретили художника Михайлова и астронома Симонова, окруженных множеством островитян обоего пола и различного возраста. Как оказалось, художник занимался рисованием вида Матавайской гавани, а Симонов — поверкой хронометров на том самом месте, где астрономы капитана Кука за 51 год перед этим наблюдали прохождение Венеры через меридиан и с такой точностью определили долготу этого мыса. Фаддей Фаддеевич пригласил Михайлова идти с ними, надеясь, что тот увидит предметы, достойные его кисти.
Отсюда им надлежало перебраться через речку, текущую с гор, которая, извиваясь по Матавайской равнине, впадала в море. Старуха, стоявшая на противоположном берегу, по просьбе Нота вошла в воду по колено и пригнала лодку, в которой и перетащила их на другой берег. В награду за труд получила две нитки бисера, чему весьма обрадовалась.
Выйдя на берег, сразу же попали в кокосовую рощу. Несмотря на то что солнце было уже высоко, лучи его редко проникали до земли из-за густоты листьев пальмовых деревьев, образуя лишь косые солнечные струи света. В тени пальм подошли к королевскому дому, обнесенному вокруг невысоким дощатым забором. Как впоследствии поняли, он был необходим, чтобы оградить дом вовсе не от людей, как принято на Руси, а от свиней, которые бродят на воле, питаясь упавшими с деревьев плодами и кокосовыми орехами.
Вся королевская семья восседала на расстеленных на земле матах за домом, поджав ноги. Они завтракали свиным мясом, окуная его в морскую воду, налитую в выделанные скорлупы кокосовых орехов. Завтракающие передавали кушанье друг другу и ели с большой охотой, облизывая пальцы, а кости бросали собаке, крутившейся рядом в ожидании лакомства. Вместо воды запивали еду кокосовым соком.
Король, пожимая руки гостям, произносил «юрана». По его приказу для гостей принесли низенькие скамейки и каждому подали по стеклянному бокалу, наполненному свежим кокосовым соком. Этот прохладительный напиток при усталости в знойный день кажется лучшим из всех существующих и известных напитков.
Разговор состоял из незначительных фраз о здоровье присутствующих, как гостям нравится Таити и о прочем.
Между тем художник Михайлов, отойдя в сторонку, срисовывал завтракающее королевское семейство. Прочие островитяне окружили художника, с удивлением пересмеиваясь между собой, и о каждой вновь изображаемой фигуре рассказывали королю.
После завтрака Помари куда-то ушел, а вернувшись, молча взял Беллинсгаузена за руку, как это делал на шлюпе, и хотел повести его в рядом стоящий небольшой домик. Когда же капитан приостановился, глянув на Андрея Петровича, король взял за руку и того, уже давно уяснив, что эти два человека полностью доверяют друг другу и у них нет между собой никаких тайн.
Та половина домика, куда они вошли, по всей видимости, служила кабинетом. У одной стены стояла кровать европейского вида, на другой на полках стояли книги на английском языке и свернутая карта земного шара. Было видно, что присутствие миссионера Нота не нравилось королю, и он, войдя с гостями в домик, поспешил запереть за ними дверь. Показал свои часы, карту, тетрадь начальных правил геометрии, которой он учился по английской книге, и пройденное записывал в тетрадь уже на таитянском языке.
Фаддей Фаддеевич любезно предложил королю рассказать, что можно, о себе и о его королевстве, которое включало в себя все острова Общества. Тот вначале удивился этой просьбе, а затем откровенно засмущался. Когда же Андрей Петрович подтвердил просьбу капитана, тот согласился.
* * *Помари был сыном Оту, бывшим королем еще во времена капитана Кука. Он начал учиться читать и писать в 1807 году. В 1809 году разгоревшаяся междоусобная война принудила миссионеров удалиться с острова Таити на другие острова архипелага. Помари также переехал на остров Эимео, и два года остров Таити был от него независим. Когда же Помари в 1811 году принял христианскую веру, то получил подкрепление с других островов Общества от их жителей, также принявших христианство, и напал на неприятелей, желая возвратить остров Таити. Но был отражен и с потерями вернулся на Эимео. И лишь в 1815 году, когда число христиан на островах умножилось, под начальством Помари на остров Таити, в пяти милях западнее Матавайского залива, высадилось 1500 вооруженных островитян. У некоторых были ружья, а остальные имели копья и булавы[40], а также пращи[41] и луки со стрелами.
Отсюда Помари двинулся навстречу неприятелю, а его лодки следовали вдоль берега параллельно войску. Приближаясь к идущему на них неприятелю, островитяне, сделав несколько шагов вперед, преклоняли колена и просили Всевышнего о даровании победы, и это моление продолжалось до тех пор, пока окончательно не сблизились с неприятелем.
Король руководил с лодки, окруженной множеством других лодок. При первом столкновении королевское войско было опрокинуто, но вскоре ободрилось, и неприятели были обращены в бегство. Тогда Помари, вопреки прежним обычаям таитян, приказал щадить побежденных, что весьма изумило бежавших, и, по словам миссионеров, было немалым поводом к убеждению их принять христианскую веру. Так что теперь все жители островов Общества — христиане, которых насчитывается до 15 000 человек.
По велению короля весь народ был собран в королевскую церковь, и Помари после молитвы в краткой речи, обращенной к народу, объяснил о пользе законов для каждого и по обеспечению их собственности и предложил следующие постановления: учредить из двенадцати знатных островитян Совет, в котором должен председательствовать сам король; принять для начала несколько законов: за смертоубийство наказывать смертью; за воровство виновным вымащивать камнями место перед церковью и обкладывать ими берег, чтобы не размывало водой; уличенных в прелюбодеянии приговаривать к работам на знатных островитян и ряд других. Поднятием вверх рук народ изъявил королю свое согласие.
— Да ведь это же Новгородская республика с ее народным вече, а не монархия! — воскликнул по-русски пораженный Фаддей Фаддеевич.
Король непонимающе, но с тревогой глянул на него. И когда капитан, извинившись за бестактность, объяснил ему суть своего удивления, тот, улыбнувшись, пояснил:
— У меня просто не было другого выхода, чтобы объединить весь народ после смуты и смятения.
Друзья понимающе закивали головами.