К. Р. - Элла Матонина. Эдуард Говорушко

Он ничего не угадал. В конце недели, 8 марта 1891 года, всё и решилось, о чем он записал в дневнике:

«Великий князь Владимир передал мне предложение Государя принять от Сергея Преображенский полк и предоставил мне откровенно высказаться. Я положительно ответил, что отказываюсь, и привел доводы: трудность принять на себя такую ответственность, трудность, усиливаемую моей деятельностью по Академии, желание командовать Измайловским полком, а перед тем — одним из стрелковых батальонов; опасения быть командиром именно Преображенского полка, крепкого своей сплоченностью, своими преданиями, а потому и не слишком податливого для человека, незнакомого с его внутренней жизнью. Владимир горячо опровергал меня, но я стоял на своем, и он обещал передать мои сомнения Государю на другой день и сообщить мне ответ как можно скорее.

Забежал поделиться впечатлениями с женой и вышел погулять по набережной. Меня осенила счастливая мысль пойти к Спасителю. Народу там не было, никто не мешал мне молиться. Честолюбивые мысли снова поднимались в голове; я старался их заглушать, но замечал, что невольно сожалею об отказе, высказанном Владимиру. После вечерни брат Митя пришел к нам обедать. Я передал ему свой разговор с Владимиром и спросил совета. Он заметил мне, что „от службы не отказываются и на службу не напрашиваются“, всячески убеждал не отказываться и посоветовал переговорить с Ильей Александровичем, а потом поехать в Павловск и там переговорить с Мамá и с Палтоликом. Я поехал в Павловск, но по дороге был у Владимира, прося подождать до возвращения из Павловска и не сообщать Государю моего ответа до этого. Внутренне я уже решился на этот шаг. В прошлом году я отказался, когда Государыня предложила мне ведомство учреждений Императрицы Марии: но эта деятельность ничего не имела общего со всем моим прошлым, и отказ был основателен. Теперь же мне предлагают то, что я считал конечною целью моего служебного поприща. К тому же удобно ли отказываться от такой Высочайшей милости, в которой сказывается столько доверия? Владимир не скрыл от меня, что и он, и сам Государь с особенной теплотой и привязанностью относятся к преображенцам.

В вагоне целый водоворот мыслей кружился в моей голове. Я вызвал в Павловске Палтолика, его очень поразила эта новость, он сказал, что хоть и очень трудная задача выпадает на мою долю, но отказываться неловко. Он предупредил Мамá о моем прибытии, чтобы она не перепугалась. Я попросил ее благословения. Она была очень растрогана, обнимала, крестила меня, говорила то же, что и я сам постоянно себе твержу: не зазнавайся, побольше смирения — и в слезах отпустила меня. — В полночь я опять был у Владимира и сказал ему, что готов.

Скажем с Цезарем: Alea jacta est.

Помоги Бог!

А Измайловская рота?…»

Ротой Измайловского полка Константин командовал семь лет. Не торопился продвигаться по службе, делать карьеру. Эти семь лет — самые значительные в становлении его личности. Армейская должность свела его лицом к лицу с реальной жизнью. Представителями этой реальной жизни были солдаты, присланные служить в Петербург со всех концов Империи. Константин Константинович искал органичной связи между собой и солдатом, построенной не только на дисциплине, но и на общении умственном и душевном. Именно эти семь лет поселили в нем спасительный страх перед легкомыслием, ничегонеделанием, пустотой светских удовольствий, когда погибают нравственные убеждения, добрый порыв, всякое идеальное стремление. В эти годы он, возможно, впервые осознал глубокий разрыв между нуждами народа с его нищетой и невежеством и далекой от этих нужд, деморализованной роскошью, потерей национальных и религиозных чувств верхушкой общества, к которой принадлежал сам. Осознание не могло изменить канвы великокняжеской жизни, он оставался приверженцем самодержавной власти, ее цельности, величественности, религиозности, непререкаемого воплощения, божественной власти на земле. Но осознание дало толчок новому серьезному взгляду на себя.

После нового назначения он вел записи в дневнике каждый день, словно пытался остановить мгновения уходящей молодости.

«Ездили с женой в Павловск. Папá и Мамá приобщались, обедня только отошла, когда мы поднялись по лестнице. Папá плакал от радости, узнав о моем назначении.

Мое назначение всеми принимается с радостью. — Я до Пасхи буду командовать ротой и приму Преображенский полк не ранее Святой».

«Сейчас вышел от меня преосвященный Амвросий, архиепископ Харьковский. Я не ждал встретить в престарелом монахе столь образованного человека, в нем не заметно ничего семинарского, он говорит о высоких вопросах, как человек сведущий. Был у меня, желая передать свой взгляд на необходимость преобразования в наших университетах. По его мнению, в них обучение обременяют множеством подробностей, специальностей, но не дают конечных познаний о высших и главнейших понятиях: о Боге, о природе, о человеке… Его беседа запала мне в ум и душу».

«Близится время сдачи роты, и сердце мое смущается. До сих пор я как в чаду от новизны впечатлений, не отдавая себе отчета в значении для меня этой разлуки; но теперь, когда надо все приготовить к сдаче согласно положению, закончить отчетность и все дела, казавшееся несбыточным скоро станет действительностью. И мне страшно, и больно, и горько. Получение Преображенского полка меня не радует; напротив того, я подмечаю в себе недоброе чувство к нему».

«Вчера утром со всей ротой снимался группой на дворе нашей казармы. Не хватало только двух человек против полного списочного состояния, молодых солдат последнего призыва, больных Белоусова и Денеги, а то все были налицо — принесли заказанную мною в столовую 1-го батальона большую стенную икону Пресвятой Троицы. Она прекрасно написана на целиковой доске по правилам древней русской иконописи. Дубовая рама сделана по рисунку окна в Соборе Св. Марка в Венеции. Вечером исповедовался у о. Арсения. На душе как-то неспокойно, тревожно».

«Ездил помолиться к мощам св. Князя Александра Невского. Зашел к наместнику Лавры, архимандриту Исаи, был в Казанском соборе и в роте».

«Вчера два раза был в роте. Стараюсь исправить все, что не совсем в порядке, желая сдать роту в полном блеске. Завожу мраморную доску с именами всех командиров роты Его Величества, бывшей с основания полка, т. е. с 1730 г. и до 1797 гренадерскою, а потом до 1825 ротою Его Величества. Я счетом 27-й командир роты».

«Заказываю икону Св. Троицы в батальонную столовую в память моего трехмесячного заведования продовольствием первых четырех рот. Запасаюсь книгами и руководствами к командованию отдельной частью. Начал с книги Карцева. Читаю и историю Преображенского полка».