Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий

 произнес господин Сатаке. –  И либо принудят следовать их замыслам, либо просто подменят. Я должен стать для них бесполезен. Мое имя должно стать для них бесполезным. Как жаль, что самоубийство мне недоступно.

– Это как? –  нахмурился Юи, вкладывая свой иззубренный в поединке с ожившей вещью меч в ножны.

– Это грех, –  негромко произнес господин Сатаке.

– Я этого не понимаю, –  ответил Юи. – Это замечательный, благородный исход. Где тут место для греха?

– Главное, что я это понимаю, –  ровно произнес господин Сатаке. –  И этого достаточно. Я не могу попасть в руки Ставки живым. Я не могу попасть живым в руки похитителей родословных. Я должен умереть. И тому должно быть надежное доказательство, чтобы они оставили меня и мою семью в покое. Вам придется убить меня, Юи, отнесите мою голову правительственным войскам. Если получите за это награду, не отказывайтесь. Хасубэй, доберешься до дома и все расскажешь отцу…

– Я этого не сделаю, –  со спокойной, не преодолимой ничем решимостью сказал Юи.

– Тогда это придется делать старику Хасубэю, – улыбнулся господин Сатаке. –  А у него руки слабые.

– Ну, у него есть пистолет, –  подумав, заметил Юи.

Хасубэй долго и тщательно заряжал свой пистолет, сыпал в восьмигранный ствол пороховую мякоть из рога, дрожащей рукой забивал деревянным шомполом замотанный в обрывок ткани увесистый шарик свинцовой пули.

Потом старик долго раздувал фитиль. Потом мялся, отойдя на пару шагов от господина с поднятым к небу пистолетом в согнутой руке.

– Нет, –  произнес наконец Хасубэй, опуская пистолет. –  Я не могу. Простите, господин.

– Ради Бога, –  тоскливо отозвался господин Сатаке. –  Это же смешно. Смешно… Смешно.

Но никто не смеялся.

– Давайте, чертовы изгои, сделайте что-нибудь! –  тихо прорычал господин Сатаке. –  Убейте меня.

– Не нужно нас оскорблять, господин, –  тихо ответил Юи. –  Наше почтение к вам слишком велико.

Господин Сатаке с помертвевшим лицом упал на колени, сцепил руки в замок перед лицом и начал истошно молиться на непонятном безжизненном языке южных варваров. Затем, с усилием расцепив руки, припал к земле, распахнул кимоно на груди и содрал с себя повязку.

– Я плохой христианин, –  в отчаянии прошептал господин Сатаке; запустив дрожащие пальцы в рану, он с воем и влажным треском разодрал ее. Юи и Хасубэй с ужасом следили за его самоистязанием.

Хасубэй, не выдержав воплей страдающего животного, дрожащими губами раздул тлеющий фитиль на змеино изогнутом замке своего пистолета, дрожащей рукой направил пистолет и выстрелил куда-то в содрогающееся тело господина Сатаке, вызвав еще один бессмысленный вопль и поток крови из раздробленной лопатки.

Юи, скрипнув зубами, решительно вынул из-за пояса короткий нож танто, когда-то принадлежавший его отцу, подошел, нагнулся над страдальцем и перепилил тому горло.

Потом, пока Сатаке отходил, Юи сидел рядом с рыдающим Хасубэем и бездумно оттирал руки от липкой крови.

Где-то там, за серыми тучами, солнце перевалило за полдень.

– Давай, –  произнес Юи. –  Нужно отдать его голову правительству.

Они встали и пошли к остывающему телу…

Когда они закончили, высыпали землю из горшка с надписью «Долголетие» и положили в него отрезанную голову.

Помолчали, прежде чем расстаться.

– Удачи тебе, старик Хасубэй, –  произнес Юи. –  Доберешься один до побережья?

– Не сомневайся. Куклы меня прокормят и обо мне позаботятся. Сделаю из этой истории представление.

– Не вздумай сделать с меня куклу, –  нахмурившись, бросил Юи, вспомнив марионетку-воина в ящике за спиной старика.

Старик только засмеялся на прощание, тихо и печально:

– Не потрать всю награду разом.

Повернулся и побрел по мокрой дороге вниз к морю, согнутый тяжестью своего ящика.

Юи взял под мышку узелок с горшком внутри, повернулся и пошел вверх в горы к перевалу на замок Хара, где уже месяц после последнего штурма стояли войска Ставки, вылавливая по всей округе последних беглецов.

Так они и расстались и не встречались больше.

И кукольного представления такого Юи никогда не встречал.

* * *

Ветер выл над горами, раскачивая ветви хрупких деревьев, пока Юи, удерживая шляпу на голове, с ношей в другой руке, шел к перекрестку, на котором его ждали молчаливые всадники в доспехах под белыми знаменами с гербом сёгуна.

– Кого я вижу! –  восхитился Мацувака Генрюсай, когда Юи приблизился к его лошади. – Это же наш головорез, претендент на высокое место в моей свите, самолично! Что там у тебя? Ну-ка покажи! Ого! Да это же голова Сатаке! Оказывается, безродный тоже может на что-то сгодиться! Где ты нашел его?

– На постоялом дворе, ниже по дороге.

– Убил его, пока он спал, а? –  Генрюсай хлопнул рукой в латной перчатке себя по бедру в ярком узорчатом хакама и был очень собой доволен.

– Мне сказали, я получу за нее награду, – угрюмо произнес Юи.

– Это мы еще посмотрим. Эй, вы там! Суньте эту голову в соль, пока не протухла! Сегодня все-таки удачный день! О! Смотрите, кто еще сюда едет!

Снизу по дороге вверх по склону медленно приближались усталые всадники на утомленных лошадях. Промокшие знамена за их спинами липли к доспехам.

Их начальник, молодой человек с открытым лицом под козырьком шлема, окинул встречных быстрым взглядом и негромко произнес:

– Что происходит, Генрюсай?

– Я нашел Сатаке! –  довольно воскликнул Генрюсай. –  Все как я и думал!

– Не двигаясь с места? –  мрачно удивился молодой человек.

– Гора не движется. Все движется к горе, – заржал Генрюсай. –  Вот его голова. А вы так и плутали всю ночь по горным дорогам, господин садовод?

– Садовник, прошу вас, почтенный Генрюсай. Садовник. Наш путь был запутан и туманен. Нас словно морочил тануки, все никак не могли попасть в одно место у реки…

– Ну, на следующей войне вам обязательно повезет!

– Когда она еще будет. Если будет.

– Будет! Обязательно будет! Я только вошел во вкус! Эй вы! Все за мной! Движемся в лагерь! Меня ждут почет и награда! Какой же все-таки отличный сегодня день!

Цепочка всадников, в конце которой месил грязь соломенными сандалиями Юи, растянувшись по дороге, медленно двинулась через близкий перевал.

Молодой человек, Садовник, за которым следовал молодой измотанный дорогой пехотинец, почти падающий с ног под тяжестью оружейного ящика, оглянулся в седле на Юи и окинул его метким быстрым взглядом.

В лагере Генрюсай сразу окунулся в приготовления к торжественному бундори – демонстрации вышестоящему начальству захваченной вражеской головы, и Юи внезапно оказался предоставленным самому себе.

Он вышел из лагеря и медленно поднялся на стену замка. Со стены было видно суровое зимнее море в белых барашках волн. Месяц назад в этом море качался огромный черный корабль южных варваров и расстреливал стены замка из пушек. А потом войска сёгуната под бой барабанов и рев