Спасение (ЛП) - Гамильтон Питер Ф.

Чёрт побери! Да Эйнсли выглядел моложе, чем при их предыдущей встрече! При взгляде на него любой, кто был с ним не знаком, с уверенностью сказал бы, что этот мужчина хорошо сохранился для своего сорокалетнего возраста. Даже его волосы превратились из серебряных обратно в блестяще-каштановые, как будто прежняя седина была не более чем сезонным изменением окраса.

— Рад тебя снова видеть, Юрий, — улыбнулся босс, протягивая руку.

«Рукопожатие тоже молодое и энергичное, — подумал Альстер, тряся руку, — в отличие от моего».

— Давайте сразу перейдём к делу, — произнёс он. — Пола говорила, что это срочно.

— Да, да… всё верно, — всплеснул руками Эйнсли. — Позвольте, я познакомлю вас. Это Гвендолин.

Босс указал на совсем юную девушку, аккуратно примостившуюся на краешек одного из старинных диванчиков.

— Рад с вами познакомиться, — машинально сказал Юрий.

Борис без труда распознал индивидуальные черты её лица, но ни в корпоративной, ни в мировой базе ничего о ней не было. Вообще ничего. Это дурной признак. Значит, она настолько важна, что о ней заботится специальный отдел Корпорации, старательно убирающий из общего доступа сведения о руководстве и членах их семей.

Для проверки этой теории Юрий дал задание выяснить, кому принадлежит пентхаус, в котором они находились. Ответ подтвердил его худшие опасения: владельцем в базе данных числилась безымянная компания, зарегистрированная на Ахимеде — мутной оффшорной зоне, находящейся на орбите Юпитера и обладающей единственным ликвидным активом — нулевой ставкой подоходного налога.

— Извините, что причиняю вам столько хлопот, — осторожно сказала Гвендолин.

В её высоком голосе без труда читалось беспокойство. Вздохнув, Альстер смирился с тем, что не найдёт ничего в сети, и обратил внимание непосредственно на девушку.

Конечно, она была хорошенькой, но этим могут похвастаться многие девушки её возраста. Гвендолин была не просто хорошенькой, она была самим совершенством. Тщательно спланированным и взращённым совершенством. Юрий не брался судить, сколько это стоило, но очевидно — очень и очень недёшево. За её непринуждённой элегантностью стояла команда стилистов, парикмахеров, парфюмеров и тренеров с психологами.

Прищурившись, Альстер попытался посмотреть на Гвендолин поверх этого искусственно созданного флёра. На взгляд семнадцать или восемнадцать лет, худенькое личико с острыми скулами. Нижняя челюсть самую малость тяжеловата — сказывалась порода. Нос пуговкой, веснушки. Длинные волосы светло-клубничного оттенка соперничали в блеске с несколькими ажурными золотыми украшениями на шее и в волосах. Платье обманчиво простое — белая и алая хлопчатобумажная ткань с квадратным вырезом. Подол юбки много выше колен.

«Рим… может быть, Париж, — подумал Юрий над стилем, — но точно не Токио».

И да — это несомненно ручная работа, что означает соответствующий ценник.

По осторожным взглядам, которые девушка бросала то в его сторону, то в сторону Эйнсли, он пришёл к выводу о том, что стеснительность этого «золотого ребёнка» была не более чем игрой умелой и опытной сердцеедки. И это позволяло сузить круг возможных проблем до двух: дела сердечные или кража.

— Вы меня нисколько не затрудните, — дежурно отмахнулся Альстер, выдавив из себя столько искренности, сколько сумел.

— Гвендолин — моя внучка, — пояснил её статус Эйнсли с чуть заметной гордостью.

«Вот оно чего, — подумал Юрий. — Это объясняет особое к ней отношение. Вот только интересно, почему этот факт отсутствует даже в корпоративных базах данных? У Эйнсли на счету девять браков, в результате которых родилось тридцать два признанных ребёнка; большинство из них занимали те или иные руководящие должности в Корпорации. И у них, в свою очередь, было множество внуков и правнуков, образующих большую династию, охватывающую весь спектр человеческих типов — от скучных трудоголиков до взбалмошных принцесс с бабочками в животе. Общее у них было одно — все они охранялись с бдительностью, с какой в древности хранились коды ядерных ракет».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, Юрий, — сокрушённо сказал Эйнсли, — я знаю, что вы сейчас ищете все доступные данные о Гвен в сети. Не трудитесь, их там нет. У меня с Натаксией, её бабушкой, был бурный, но, увы, короткий роман, в результате которого родилась Эвет. Натаксия не хотела, чтоб Эвет стала частью моего семейного клана и хоть как-то была связана с моей Корпорацией.

Я мог только согласиться с её решением — с ангелами не спорят, а твоя бабушка, Гвен, полностью подходит под это определение, — продолжил Эйнсли, повернувшись к девушке. — Единственное, что я мог, — создать небольшой паевой фонд, который, конечно же, был увеличен, как только ты родилась. Вы спокойно жили, как и хотела твоя бабушка, ограждённые от назойливого внимания СМИ и не участвуя в тараканьих бегах внутри Корпорации.

Мне разрешено было поддерживать только минимальный контакт, но я смирился с этим, и все были счастливы. Вплоть до сегодняшнего утра, когда Гвендолин обратилась ко мне со своей проблемой.

— Спасибо, что ввели меня в курс событий, — дипломатично кашлянул Юрий, — но давайте всё же вернёмся к самой проблеме. Гвендолин, расскажите, что именно случилось?

— Горацио-о-о, — протянула она, неожиданно расплакавшись. — Пропал Горацио Сеймур.

— Это твой друг? — спросил Альстер, несмотря на то, что прекрасно знал ответ.

— Это-о-о-о мой па-а-рень, — хлюпая носом, выдавила Гвендолин.

Юрий закатил глаза, приготовившись слушать. Отжав от воды поведанную девушкой историю, он пришёл к выводу, что Гвендолин пережила классический летний роман, первую настоящую любовь, вскружившую ей голову. Она проходила стажировку в лондонской фирме по финансовому программному обеспечению.

— Этого она добилась исключительно за счёт собственных заслуг, — вмешался в разговор Эйнсли.

Ну а Горацио работал официантом в одной из рыгаловок в торговом центре, в которой часто обедали коллеги Гвендолин. Ему девятнадцать лет, он только что получил студенческий грант на обучение в Бристольском университете на факультете социологии, и сейчас работал, чтобы покрыть будущие расходы.

— Он хотел стать социологом, чтобы помогать обездоленным детям в депрессивных регионах, — подвывала Гвендолин. — Он такой ответственный!

Юрий изо всех сил старался не стонать и не закатывать глаза.

«Классика — это не то слово, — думал он. — Я словно очутился в слащавом любовном романе, словно кто-то решил разыграть «Леди Чаттерлей», переписанную для двадцать второго века. Она вся такая светская львица, защищённая деньгами и статусом, а он праведный бедняк, посвятивший свою жизнь достойному занятию. Ну как тут было не влюбиться?»

Впрочем, было и ещё кое-что. Когда электронный ассистент Гвендолин отправил ему ссылку на фотогалерею, он сходу не смог сказать, кто в этой паре был более красивым. Даже с учётом аномальной жары лета там было слишком много фотографий Горацио с голым торсом — он играл в футбол с друзьями, валялся на пляже, дурачился в парке.

В общем, помимо того, что Горацио был так восхитительно благороден, став студентом, чтобы помогать сироткам, он ещё был настоящим спортсменом. Карибские предки наградили парня смуглой кожей, придающей его рельефно-мускулистому телу тёмно-медовый блеск и наполнив его карие глаза томной поволокой. Кудрявая копна его угольно-чёрных волос вечно пребывала в творческом беспорядке, что только придавало ему сексуального шарма.

— Хорошо, — мрачно подытожил Юрий, дослушав до конца историю взаимной страсти, самой значительной и яркой за всё время человеческой истории. — Когда вы говорите, что Горацио «исчез» — что именно вы имеете в виду?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Альстер считал себя зрелым и состоявшимся и отдавал себе отчёт, насколько реальный Горацио отличается от предельно идеализированного образа, возникшего в юной головке Гвендолин, влюблённой в него по уши. И поскольку юноша был чертовски сексуален, заставляя нервно потеть всех женщин в округе, не кончатся ли их поиски в спальне у какой-то раскрепощённой чиксы постарше, которую наш потеряшка именно сейчас ебёт до потери пульса?