Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

— Великая царица, — ответил Кауссак, — я приложил все старания и сделал всё, что мог.

— Вспомни, как тебя заключили в ларец, — грозно сказала царица, — вспомни и об ужасной личине, которую ты носил, вспомни, за что понес справедливое наказание. Будь честен, говори правду. Царевич и царевна стали мужем и женой? И что ты думаешь об их союзе?

— Да, отныне они муж и жена. Ничто не сравнится с достоинствами и красотой этой благословенной пары, даже в Джиннистане нет подобной. Я в восхищении. Если Ильсетильсона затмевает собою все звезды, то Симустафа подобен солнцу. Но что особенно отличает их, так это превосходные достоинства души и ума, и ни один из них не уступает другому.

— Ты сделал доброе дело, Кауссак, — промолвила царица. — Теперь ты знаешь, что такое добро, любуйся им и научись почитать. Я поручаю тебе эту пару, служи им верой и правдой. Сегодня ночью я хочу посмотреть на них, перенеси их сюда, как только они уснут крепким сном. На время этого испытания дозволяю тебе показываться мне на глаза в подаренном тебе учеником Беналаба облике и под именем Джемаля.

Джинн, весьма довольный, откланялся, а Сетель Педур Джинатиль осталась в великом смущении.

«Как же так? — подумала она. — В моем царстве любовь и невинность неведомы, и только на земле их можно найти? Не верю!.. Ах, как мне хочется увидеть этого прекрасного, чистого душою и чувствительного смертного!.. Как повезло Ильсетильсоне! Ей удалось завладеть таким сердцем!»

Вот над чем размышляла царица джиннов. До сей поры она не знала, что такое любовь, одна лишь мысль о земном юноше грозила погубить ее. И всё же она подвергла себя этой опасности, когда Джемаль выполнил ее последние указания.

Из слов Намуны Ильсетильсона сразу поняла, что этим же вечером снова увидит своего возлюбленного. Приближалась ночь, что была желаннее самого прекрасного дня. Красавица отдыхала в ожидании, не боясь, что оно будет напрасным. Вскоре всё вокруг затянулось чудесным туманом. Жена индийского царевича замерла в радостном предчувствии. И вот дворец погрузился в сон, появился Джемаль и перенес дочь Харуна в полностью готовый к приему дом ее мужа.

Они сели за стол, зазвучала музыка. Ильсетильсона видела, что убранство сделалось еще более пышным, но что могут добавить роскошь и изысканность к чувствам двух влюбленных сердец? Они бы умерли от любви, когда бы не имели надежды соединиться, теперь же для жизни им не нужны были никакие излишества.

Настал час отдыха, Симустафа ласково пригласил царевну в опочивальню, и юные рабыни, завершив приготовления, оставили их.

Многие воображают, что у влюбленных все ночи похожи одна на другую! Та, что наступила, докажет обратное.

Едва Симустафа и Ильсетильсона коснулись головами подушек, как Джемаль послал им крепкий сон и перенес во дворец царицы Джиннистана.

Сетель Педур Джинатиль, которая ожидала их с нетерпением, приказала уложить обоих на самую великолепную софу и сначала стала разглядывать Ильсетильсону. Ей хотелось убедиться, что красота царевны в самом деле совершенна, и она не нашла ничего противного восторженным словам Джемаля.

Затем повелительница обратила взгляд на Симустафу и поняла, что нет на свете ничего ему равного и его достойного. Любуясь царевичем, она позволила себе зайти гораздо дальше и прониклась не только восхищением, однако не признавалась даже себе самой в овладевших ею чувствах, дабы скрыть от подданных движения своей души.

— О прекраснейший из смертных! — воскликнула она. — Как я счастлива, что употребила свою власть ради тебя!

С этими словами царица дважды коснулась губами уст Ильсетильсоны, и это дало ей право сорвать два сладчайших поцелуя с уст Симустафы. Теперь Сетель Педур Джинатиль узнала, что случается с ей подобными, когда они позволяют себе приблизиться к земным созданиям. Природа взяла свое, и сердце царицы изнемогало от страсти, но она еще не забыла своих добрых намерений по отношению к сопернице, которую очень скоро заставит горько оплакивать утраченное счастье. Повелительница джиннов надела на шею царевны ожерелье великолепия невиданного, а на палец — перстень, чей камень сверкал ярче карбункула. И не было этому подарку цены, ибо ко всему прочему на внутренней поверхности кольца были высечены имена Ильсетильсоны и ее мужа.

Затем царица взяла прядь волос Симустафы и вплела в нее цепочку с адамантами, а руку его украсила перстнем еще прекраснее того, что достался его жене. Потом она приказала принести два платья, расшитых рубинами, сапфирами и изумрудами с таким искусством, что наряды казались покрытыми разноцветными листьями, цветами и бутонами.

Выказав щедрость и доброту, повелительница вознаградила себя, еще раз нежно поцеловав Симустафу. Удовлетворив таким образом любопытство и часть своих желаний, она снова позвала джинна.

— Джемаль, — повелела госпожа, — возьми себе в помощь любые силы и перенеси эту пару туда, откуда ты их забрал, но на этой самой софе. Ту же, на которой они спали прежде, куда-нибудь убери. Положи рядом эти два платья и следи за царевичем и царевной до их пробуждения, а потом доложи мне обо всем, что увидишь и услышишь.

Джинн повиновался, и вот влюбленные снова оказались в Багдаде, в опочивальне индийского царевича. Джемаль зажег вдвое больше огней, и волшебные чары развеялись. Симустафа и Ильсетильсона открыли глаза. Их ослепило сияние драгоценных каменьев, поразило великолепие всего, что предстало вокруг.

Симустафа взял волшебный ларец, и появился джинн.

— Приказываю, Джемаль, говори! Откуда такие сокровища?

— Это дружеский дар той, что соединила вас, — ответил слуга.

— Завтра же передай ей нашу благодарность. И если царице доставит хоть малейшее удовольствие владеть двумя преданными сердцами, заверь ее в нашем нижайшем почтении.

Джемаль исчез. Влюбленные сняли с себя драгоценности — счастливой любви они лишь мешают. Симустафа не усмотрел во внимании царицы джиннов ничего, кроме желания помочь и заставить халифа благословить их союз. Вскоре и он, и его возлюбленная за весьма приятными занятиями забыли о роскошных дарах и провели остаток ночи в счастливых забавах.

Под утро Ильсетильсона призналась, что ей было бы очень приятно увидеть Симустафу в новом платье.

— Слушаю и повинуюсь, жизнь моя, — ответил царевич. — Я готов на всё, лишь бы тебе угодить. Однако пусть ничто не скрывает от моих глаз прелестей, чья красота меня восхищает и пленяет.

Симустафа надел роскошное платье, подаренное повелительницей джиннов, и Ильсетильсона залюбовалась им, но добавила:

— Мое платье мне пока ни к чему. Если я появлюсь в столь роскошном наряде при дворе халифа,