Лекарство от скуки (СИ) - Флёри Юлия

Пелена с глаз спала, когда уже на перекрёстке был, на выезде из деревни. По тормозам дал и головой об руль шибанулся. Посветлело в ней тут же.

— Что же ты… — Выругался сквозь зубы, мученически скривившись. — Что ты со мной делаешь?! — Кулаками по панели врезал, понимая, что не уеду, что не смогу! Ни отпустить, ни оставить!

Развернулся и к ней! К той, что штормом, ураганом ворвалась в мою жизнь и всё в ней ломать и крошить принялась. Вымотала, измучила. Соки своими сомнениями вытягивает и силы разрушает. В дом вошёл и замер, понимая, что её нет.

— Наташа! — Не звал даже, приказывал появиться, отозваться. А в пустых комнатах только эхо от громкого голоса гуляет. — Наташа?! — Крикнул и кулак сжал, по сторонам в панике оглядываясь.

Отдышался, прислушался и будто в спину кто толкнул, рванул к реке. Кубарем в овраг влетел, как её на берегу увидел. Онемел и оглох тут же. Казалось, имя её на всю мощь голоса выкрикнул, а на деле, так не громче шёпота… Бежал, утопая в мокром песке, приблизился, за плечи её на себя дёрнул, лицом к лицу разворачивая, и прижал к груди. Крепко. Так, чтобы дыхание спёрло, чтобы своим поделиться! Как понял, почувствовал, что цела, что со мной, криком, болезненным криком разразился.

— Куда?! — Проорал, голову её обеими руками сжимая, удерживая, на себя смотреть заставляя. Зашёлся злым сиплым смехом. — Я не отпускаю! — На разрыв лёгких рычал, сотрясая её в своих руках. — Не отпускаю… — Прошептал, задыхаясь, понимая, что не вырывается, что стоит и смотрит на меня.

Как пьяного тогда повело, но не отпустил. Лицом к её влажным волосам прижался, руками по плечам, по спине водил, вдалбливая в сознание тот факт, что успел.

— Я люблю тебя. — Выдохнул, не зная, что ещё, какой аргумент привести, чтобы опомнилась. — Без тебя ничего не выходит, Наташ… Жизни нет. — Сглотнул спешно, чтобы мысль, такую важную мысль не потерять. — Сплошной бред какой-то… Я… я псих, наверно… я больной, на тебе повёрнутый, сдвинутый! — Выговаривал, в глаза глядя. Даже моргнуть боялся, чтобы не исчезла вдруг, не растворилась в воздухе. — Я смотрю на тебя, когда спишь, я дышу тобой, когда рядом, и подыхаю, если отдаляешься. От тебя как от наркотика завишу. И чем тебя больше, тем свободнее расправляются крылья. С крыши вниз сигануть хочется, чтобы чувствовать, как под ними пульсирует воздух. И ведь он пульсирует! — С силой тряханул её, призывая опомниться. — Он переполняет! — Выкрикнул и зло стиснул зубы. — Но только если ты есть, На-та-ша! — Имя её прорычал и крепко зажмурился, с эмоциями не справляясь. — Я не могу тебе всего объяснить. — Судорожно зашептал. Скоро, невнятно, наверно… — Я себе даже объяснить не могу! Но ведь это и неважно! Слова — это пустота! Важно то, что чувствую! И ты… ты не можешь не замечать этого, не имеешь права пропустить! — Впился взглядом, не понимая, что с ней происходит. Не зная, как её молчание расшифровать. — Я так боюсь тебя потерять… — Признался и почувствовал, как всё тело наливается усталостью, свинцовой тяжестью. Невесело усмехнулся, неодобрительно покачивая головой. — Пожалуй, только этого и боюсь. — Губы поджал, должной реакции не получая. — Жизнь свою на кон поставил. Только бы рядом быть. Видеть, как улыбаешься, знать, что дышишь. А ты… ты… как кукла! — Скривился в отвращении, силясь с желанием ударить, придушить, может… — Всё принимаешь, но ничего не отдаёшь взамен. Ничего! — Вызверился. — Я понимаю… тебе больно, тебе страшно, тебе стыдно… Наверно, так. Наверно, ты имеешь на это право, вот только мне тебя не жаль, понимаешь! Не жаль! Я не буду тебя жалеть, я не буду сострадать и принимать такой… — Задержал дыхание, не зная, как выразиться, какие слова подобрать. — Вот такой, Наташа, принимать не буду! Другую хочу. Живую, настоящую! И сейчас ты неправа! — Громко обвинил. — Ты! И все эти ошибки тоже ты совершила, а не кто-то другой за тебя. И только в твоих силах всё это сейчас отпустить. Только сейчас, дальше унести не сможешь. Камнем на дно эти обиды тянут. — Смолк, перегруженному мозгу передышку давая, а чувство такое, что голова, как орех расколется, лопнет как арбуз от напряжения! Хватку ослабил, Измайлову отпуская, и втянул в себя стылый воздух. Он облегчение принёс. — Почему молчишь? — Жёстко улыбнулся, надменно. — Не молчи, Наташ! — Претензию как вызов бросил. — Голос твой слышать хочу. Знать, что понимаешь. — На шаг отступил и с каким-то внутренним страхом наблюдал за тем, как Измайлова по сторонам оглядывается, будто и сама не понимает, где находится, как на этом месте оказалась. На меня глянула, устало улыбнулась.

— Ты пришёл, Татарин… — Пробормотала ослабшим голосом. — Зачем ты вернулся? — Спросила, а мне рассмеяться в голос захотелось, но вместо этого собрался, жёстко плечами передёрнул.

— Ты мне нужна.

Измайлова склонила голову набок, будто в моих словах сомневаясь.

— Нужна?.. Такая?

— Любая! — Руками развёл, а она как на зверька диковинного смотрит и не понимает.

— И тебе меня не жалко, да?

— Я не понимаю этого чувства.

— Это ведь не просто желание, так, Татарин?

— Ты очень рискуешь так плохо обо мне думать. — Неуверенно улыбнулся, а Измайлова улыбнулась в ответ.

— И тебя не смущает, что не люблю?

— А ты не любишь? — Глянул с сомнением. К ней шагнул, по плечам ладонями повёл, позволяя к себе привыкнуть. — А я научу по-другому. — Заверил в который раз и к себе прижал.

Секунда и Измайлова заколотилась в моих руках. Не от волнения, эмоций или восторга. От холода, который, наконец, почувствовала. Почувствовала, как только напряжение отпустило, как только ступор сошёл. Едва не судороги её тело пробивали. Застучали зубы, скрючились онемевшие от холода пальцы. Всё это время она стояла на мокром песке босиком. Стояла и ничего не чувствовала, а теперь оттаяла.

Она сумасшедшими глазами смотрела, пока растапливал сырую печь, затаила дыхание, пока свою одежду снимал, и в какой-то панике таращилась, пока эту же одежду натягивал на неё. Кутал, от холода прятал. А сам успокоиться смог, только когда в моих руках опала, расслабление демонстрируя. Отдалась без остатка. Доверилась. И своё прошлое… всё-таки она его отпустила.

Глава 23

Татарин сидел у открытого огня, и его отблески плясали в тёмных радужках. Он хмуро посматривал на меня исподлобья. Мальчишка. Не мягкий, не открытый, колючий весь. Подмял под себя. Справился. Растоптал, уничтожил всё, что было до него и, не стесняясь желаний, обещал написать новую историю от руки.

— Не спишь? — Тихо спросил он, а я вздрогнула, пойманная на подглядывании. Неуютно поёрзала на жёсткой кровати, сетка под тонким матрацем хрипло заскрипела.

— Тебя не было рядом… — С трудом призналась. Его долгого взгляда не выдержала. Прикусив щёку изнутри, отвернулась.

Было слышно, как Татарин поворочал догорающие угли и заслонку прикрыл. С шумным выдохом встал и, всего на секунду перед кроватью застыв, рядом со мной лёг, тесно прижимаясь, наваливаясь сверху. Даже не пытался жадные прикосновения за заботу выдать. Губами к пульсации на шее прижался, языком по коже провёл, взглядом испытывая. Он хотел, чтобы я этот взгляд чувствовала, и им волю уничтожал, ожидая, пока отзовусь.

— Что? — Неуютно повела плечами. Татарин зубами скрипнул и навалился сильнее, стараясь в лицо заглянуть.

— Расскажешь, что произошло сегодня?

— Я не знаю, что говорить.

— Мне Чиж звонил. В бутылке с вином, которое ты пила, был сильный галлюциноген, вызывающий глубокую депрессию. Ты таблетки зачем глотала?

Я его намёк поняла, потому вложила в голос больше силы, максимум выдержки.

— Убить себя не пыталась точно. Я ещё не выжила из ума. По крайней мере, не настолько.

— Ты встретилась с Громовым?

— С ним всё. — Получилось выговорить лишь шёпотом.

— Давай уедем? — Выдохнул Татарин мне в ухо и с силой в стену кулаком упёрся.

— Давай.

— Даже не спросишь куда?

— А разве это важно? Я с тобой еду. Этого достаточно.