Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв - Анатолий Тарас

Выхода не было, пришлось Ивану осенью 1578 года возобновить переговоры с Баторием.

«Иван Васильевич… отправил к Баторию посольство (тех же думных дворян Карпова и Головина), но уже не приказывал своим послам каких-нибудь оскорбительных выходок, напротив, велел им не обращать внимания, если король не спросит о царском здоровье и не встанет с места, когда они будут отдавать ему поклон от московского государя. В другое время по общепринятым обычаям это было бы сочтено большим оскорблением. Мало того: если послов станут бесчестить и бранить, то им следовало на это жаловаться приставу слегка, а не говорить «прытко». Унижение не помогло. Баторий обращался с послами гордо и готовился снова идти на Ивана».

Царь надеялся, что король приостановит на это время боевые действия, а ему (Ивану) удастся в следующем году взять, наконец, Ревель. Для этого похода в Псков стягивались войска и тяжелая осадная артиллерия. Но он сильно ошибался. Баторий решил продолжить удачное начало.

Первый поход Батория

и освобождение Полоцка (1579 г.)

Польские магнаты и шляхта, как и прежде, не давали королю денег и в своем большинстве не хотели воевать. Замойскому с трудом удалось уговорить сейм не заключать мира. Баторию и Замойскому пришлось опять тратить свои личные средства и делать займы. Из Венгрии они выписали еще пехоту.

Определяя направление главного удара, король Стефан отверг предложение идти в Ливонию, где было много крепостей с московскими войсками (в целом до 50–60 тысяч человек). Борьба в таких условиях могла стоить его армии больших потерь. Кроме того, он полагал, что в разоренной многолетней войной Ливонии его солдаты-наемники не найдут достаточного количества продовольствия и добычи. Стефан решил нанести удар там, где его не ждали — в районе Полоцка.

Между тем, царь Иван полагал, что раз причиной войны является Ливония, основным театром военных действий станет она. Соответственно, большую часть своей 60-тысячной полевой армии он направил за Двину — в Курляндию, а сам в июле выступил к Новгороду. Московское государство обладало, в целом, более чем двойным перевесом в силах над Баторием. Но пользы от этого не было никакой. Карамзин следующим образом объяснил суть проблемы:

«Тени Шуйского, Серебряного, Воротынского мечтались воображению Иоаннову, среди могил Новгородских, исполненных жертвами его гнева: он не верил ни усердию воевод своих, ни самого народа; доверенность свойственна только совести чистой. Изгубив героев, царь в сие время щадил воевод недостойных: князья Иван Голицын, Палецкий, Федор Шереметев, запечатленные стыдом Венденского бегства, снова начальствовали в рати! Видя опасную войну пред собою, он не смел казнить их, чтобы другие, им подобные, не изменили ему и не ушли к Баторию! Думая так о своих полководцах, Иоанн считал медленность, нерешительность благоразумием; хотел угрожать неприятелю только числом собранного войска; еще надеялся на мир, или ждал крайней необходимости действовать мечем, и дождался!»

Войска Батория, сосредоточенные в районе Свири, насчитывали около 45 тысяч человек (30 тысяч конницы и 15 тысяч пехоты). Выступив оттуда, они быстрым маршем подошли к Полоцку и в первых числах августа осадили его. У Двины стала венгерская пехота, возле ее лагеря был наведен понтонный мост. Ниже венгров на берегу реки Полоти стал лагерем воевода Николай Радзивилл «Рыжий» с литовскими войсками и «частными» отрядами польских магнатов. По другую сторону реки Полоты была ставка короля, там же находились королевские войска. Их лагерь окружал глубокий ров с насыпью, за которой стояли кольцом повозки, соединенные железными цепями. Выше королевского лагеря расположился полк немецких наемников.

Осадные действия начались со стороны лагеря венгров. Были проведены туры к стенам внешних укреплений, остававшихся за Полотой, и по ним открыт орудийный огонь. Видя невозможность удержаться здесь, осажденные подожгли эти укрепления и ушли в Большой город.

Царский гарнизон в Полоцке возглавляли князья Василий Телятевский и Дмитрий Щербатый, стрелецкий голова Петр Волынский, а так же дьяк Ржевский. У них были большие запасы провианта и пороха, но мало мужества и сообразительности. Оборону они начали с подлого поступка. Приказали убить на стенах, на глазах у осаждавших, несколько литовских пленников, привязать трупы к бревнам и бросить в Двину. Понятно, что эта бессмысленная жестокость вызвала у воинов Батория не страх, а ненависть.

У стен Большого города литовцы построили укрепление, откуда открыли огонь из осадных орудий. Ядра пробивали деревянные стены, но не разрушали их. Тогда стали бросать каленые ядра по способу, изобретенному самим Баторием во время венгерских междоусобных войн, но и против них полоцкие стены оказались неуязвимыми. С. М. Соловьев писал:

«Жители, старики и женщины бросались всюду, где вспыхивал пожар, и тушили его, на веревках спускались со стен, брали воду и подавали в крепость для гашения огня. Множество при этом падало их от неприятельских выстрелов, но на место убитых сейчас же являлись новые работники».

Полоцк сопротивлялся более трех недель. Во-первых, Баторий хотел сберечь людей, которых у него было недостаточно, а потому медлил с решительным штурмом. Во-вторых, осажденным благоприятствовала погода: лили дожди; обозы с хлебом тонули в грязи; лошади падали; войско страдало от сырости и недоедания.

Царь, узнав об осаде Полоцка в Пскове, в августе послал три отряда. Воеводам Хилкову и Безнину он приказал с двадцатью тысячами татар разорять Курляндию. Второй отряд получил задание идти в Карелию и Ижорскую землю, воевать со шведами. Воеводе Борису Шеину, князьям Лыкову, Палецкому и Кривоборскому поручил как можно скорее идти на усиление гарнизона Полоцка.

Если прорваться в город не получится, то занять крепость Сокол и оттуда действовать на коммуникациях Батория.

Воеводы, увидев, что все дороги к Полоцку перекрыты войсками Батория, засели в малых крепостях Сокол, Суша и Туровля. Оттуда они пытались препятствовать подвозу фуража и продовольствия к осаждавшим, избегая столкновений в поле с высланными против них полками Криштофа Радзивилла и Яна Глебовича.[138]

В конце третьей недели король созвал военный совет. Большинство воевод высказалось за то, чтобы немедленно идти на приступ, но Баторий не согласился. Он сказал:

«Если приступ не удастся, что тогда останется делать? Отступить со стыдом!»

Пообещав венграм большие награды, король уговорил их подобраться к крепости и зажечь деревянные стены сразу со всех сторон. В первый же солнечный день, 29 августа, венгры подобрались к стенам и зажгли их. Тогда десять парламентеров, посланных стрелецким головой Петром Волынским, спустились со стен, чтобы начать переговоры, но венгры убили их, поскольку не желали мирной сдачи, а хотели взять крепость приступом, чтобы получить возможность ограбить горожан и церкви. Поэтому венгры, не дожидаясь королевского приказа, кинулись в город сквозь пылавшие стены, за ними двинулась польская и литовская пехота. Однако защитники города к тому времени успели выкопать ров в том месте, где прогорела стена, встретили нападавших залпами из пушек и отогнали их.

Карамзин красочно описал эти события:

«Тут, воскликнув победу, вся дружина венгерская кинулась на приступ, не слушая ни своих вождей, ни короля. Осыпаемые ядрами, пулями, головнями, венгры сквозь пылавшие стены вломились в крепость; но россияне отчаянно стали грудью, резались, вытеснили неприятеля: он возвратился, усиленный толпами немцев, поляков, и снова уступил остервенению наших.

Сам король, забыв личную опасность, находился в сей кровопролитной битве, чтобы восстановить порядок, удержать, соединить бегущих. Час был решительный. Если бы Шеин, князья Лыков и Палецкий ударили на Литву, то могли бы спасти крепость. Они видели пожар, могли издали видеть самую битву и слышать громкий клик осажденных, призывный клик к своим братьям Сокольским… Но прозорливый Баторий занял дорогу: выслал свежее войско к Дриссе, чтобы остановить россиян в случае их движения к Полоцку. В то же время донские казаки изменили нашим воеводам в Соколе: самовольно ушли восвояси, к извинению Шеина и его товарищей. Стефан ждал весь день, всю ночь опасного их нападения; успокоился и спешил загладить неудачу.

Отбив приступ, россияне погасили пожар в крепости: неприятель сделал новые бойницы, новые окопы, приблизился к стенам, отчасти разрушенным, и калеными ядрами опять зажег башни. Еще несколько дней упорствовали осажденные; едва могли дышать от дыма и жара; падали от литовских ядер, от усталости, непрестанно гася огонь; ждали помощи, освобождения; наконец, утратив всю бодрость, требовали переговоров».