Львы в наследство. Я всей душой с вами, львы! - Гарет Паттерсон

он мог запропаститься, тщательно обыскал все вокруг, зашел даже в ближайшую рощу, но ошейника и след простыл. Не иначе как слон запустил хобот в дупло, вытащил, понюхал и выкинул вон. Я отыскал этот ошейник ровно год спустя в нескольких метрах от могилы, рядом со следом молодого льва. Но об этой мистической истории я расскажу чуть позже…

Итак, я ушел, недоумевая, куда мог деться ошейник, но затем мысли мои переключились на настоящее и будущее. Рафики и Фьюрейе было уже по четыре года, они стали крупными величественными львицами; месяц назад Сале и Тане исполнился год.

Я заметил, что Рафики все чаще убегает от прайда и чем дальше, тем больше времени проводит в отрыве от него. Я заподозрил, что у нее течка и она странствует в поисках кавалера. Обычно львица, у которой уже есть детеныши, не ищет любви, пока они не достигнут шестнадцати — восемнадцати месяцев от роду и не смогут жить самостоятельно. Сала еще не достигла этого возраста, но складывалось впечатление, что Рафики собирается подкинуть ее Фьюрейе.

Глубокой ночью я услышал приглушенный львиный зов. Я встал и ответил по-львиному: «Ху-у-у! Ху-у-у!», что почти созвучно человечьему «кто-о-о там? кто-о-о там?». Засветив фонарь и выйдя из палатки, я увидел Рафики. Возможно, она догадалась о бушующих у меня в груди чувствах, вызванных годовщиной смерти Батиана, и поняла, что я нуждаюсь в ее присутствии. Мы посидели немного рядом, затем она встала, потянулась и, прежде чем уйти в ночную тьму, последний раз потерлась о меня головой.

На следующее утро, ближе к полудню, она появилась снова, намекая, чтобы я следовал за нею. Я повиновался. Она повела меня по восточному краю холма, затем вниз. Я заподозрил, что она удачно поохотилась. Предполагая, что львы должны быть где-то неподалеку, и не желая пугать детенышей своим неожиданным появлением, я вернулся в лагерь. Оказалось, что Рафики действительно в одиночку завалила молодую антилопу канна и хотела похвастаться. Остальные члены прайда присоединились к ней только на следующий день, но предварительно, придя с запада, тоже навестили меня. Вот так взрослые львицы на пятом, юные на втором году жизни блаженно пировали одной семьей и были счастливы. Был счастлив и я.

Вечером следующего дня львы пришли снова. Джулия опять была в отлучке. Я сел среди своих четвероногих друзей, и на нас снизошли покой и умиротворение. Сала подошла ко мне поближе — она была смелее, чем ее двоюродная сестричка, — улеглась и тут же уснула. Детеныши никогда не выказывали мне того доверия, какое существовало между мною и их мамашами, и я никогда не был инициатором контакта — пусть подходят, если захотят. Знак близости, который продемонстрировала мне этим вечером Сала, не мог быть продемонстрирован днем, когда они куда застенчивее и держатся на расстоянии.

С наступлением темноты я тихо встал и вернулся в лагерь. Позже, отправляясь спать, я услышал их довольное сопение — они отдыхали всего в двадцати метрах от меня. Ничто не действует на меня так расслабляюще, как сонное дыхание сытых и довольных жизнью львов, и вскоре я уснул и сам.

Утром я обнаружил, что их след потянулся на запад. Пройдя с километр, я увидел, что Рафики отделилась от прайда и взяла курс на север, и снова подумал: «Не иначе как ищет кавалера».

Потом я не видел львов целую неделю. Следующее свидание состоялось вечером того дня, когда я ездил встречать Джулию. Свидание это оказалось необычным. Как только мы въехали в ворота лагеря, я заметил у ограды львиные следы. Я присмотрелся повнимательнее, и мне показалось, что у меня галлюцинации — следы были не четверых львов, а пятерых! Правда, почва была очень твердой, и следы отпечатались нечетко. След пятого льва показался мне больше, чем следы львиц, — почти такого же размера, как у Батиана. Я так увлекся расшифровкой следов, что, сам того не замечая, проскочил мимо Фьюрейи с детенышами. Только ее характерный зов «а-а-аув» известил меня о том, что они здесь. Удивившись, я взглянул туда, откуда донесся рык, и с не меньшим удивлением обнаружил, что их только трое — ни Рафики, ни таинственного пятого льва!

Я застыл на месте. Фьюрейя встала, с широким зевком потянулась, выгнула спину и только после этого направилась ко мне. Поздоровавшись друг с другом, мы двинулись назад в лагерь, а две юные особы засеменили за нами. Попив воды, они мирно разлеглись у подножия холма. Джулия их не видела, но ей все равно было приятно, что львы заявились прямо к ее возвращению. Солнце клонилось к закату, и мы с ней уселись поболтать, посмаковать последние новости. Я сообщил ей, что к лагерю совершенно точно подходил какой-то неизвестный лев.

Вдруг мы услышали позывные юных львиц — носовые звуки «ху-а! ху-у! ху-у!», — которые они издают, если удивляются и ни пугаются. Мы повернули головы и увидели, что они метнулись куда-то вниз по холму. Потом до нас донесся голос Рафики. Идя к ограде навстречу ей, я терялся в догадках: чем же была вызвана такая реакция юных львиц? Неужели Рафики и в самом деле пришла не одна, а привела с собой чужого льва?

Как всегда, Рафики принялась тереться об меня. Я наклонился, чтобы приласкать ее, и похолодел. Менее чем в тридцати метрах я увидел позолоченные заходящим солнцем голову и плечи молодого красавца льва. Он лежал мордой ко мне, частично скрытый травой и мопановыми ветками. Это была моя первая встреча с Нелионом.

Я медленно встал и отступил назад, опасаясь попасться ему на глаза — он ведь мог инстинктивно испугаться меня как человека. К моему удивлению, он отнюдь не выказал страха, а просто глядел на меня открытым взором, начисто лишенным агрессивности. Это был удивительно изящный лев, и меня потрясло, как он похож на Батиана. Не в силах побороть изумления, я вернулся к нашей столовой, где, подальше от львиных глаз, сидела Джулия, и рассказал ей обо всем. Такое впечатление, будто сам Батиан побывал здесь.

Той же ночью, лежа в палатке, я услышал, как кто-то жадно лакает из львиной бочки. Я засветил фонарь и увидел в нескольких метрах молодого самца. Когда он напился, я тихо вышел и на цыпочках подошел к палатке Джулии — я хотел, чтобы и она увидела его. Стоя возле ее палатки, я снова засветил фонарь и направил свет на ограду. Точно, вот он собственной персоной. Я почти