Львы в наследство. Я всей душой с вами, львы! - Гарет Паттерсон

вод был рекордно низким, здесь, под сенью фигового дерева, вода по-прежнему выбивалась, клокоча и наполняя лужицы, которые поддерживали существование тысяч животных.

Порою мне случалось встречать близ источника Дэвида Мупунгу, неутомимого директора заповедника Тули-сафари. Мы шли туда, где пульсировало это крохотное сердце диких земель, и, отдыхая возле мини-оазиса, обсуждали ситуацию на подконтрольных нам территориях по обе стороны границы. В это время Дэвид пытался справиться с массовым вторжением домашнего скота в свой заповедник. Тысячи ослов, козлов, коров и прочая живность, принадлежащие скотоводам Шаше, нелегально паслись на заповедных землях, подчистую съедая зимний корм диких животных. Мы поначалу успешно сдерживали ежегодные вторжения домашнего скота с другого берега Шаше. Наши сообщения подтолкнули правительство к действию, и расквартированная на наших землях часть ботсванских сил обороны взяла ситуацию под контроль. Сначала зимбабвийским скотовладельцам направили предупреждение, что скот, обнаруженный на территории Ботсваны, будет отстреливаться. В подкрепление этих слов солдаты и в самом деле подстрелили несколько коров, тем самым вынудив хозяев отогнать свои стада назад в Зимбабве. Дэвид же, чей заповедник располагался на территории этой страны, не мог пойти на столь решительные меры, как отстрел скота, принадлежащего его же соотечественникам, — за этим непременно последовало бы возмездие. Приходилось ему с егерями самому выгонять скот из заповедника.

Дикие звери оказались на удивление жизнестойкими — очень мало их погибло по причине засухи, чего не скажешь о домашних животных — те мерли как мухи. Хуже приходилось диким зверям, обитавшим на маленьких частных фермах по разведению дичи на севере Трансвааля. Заборы, которые разгораживали участки земли, разрушали экосистему, и животные, не имея возможности мигрировать так, как им предписывали законы природы, гибли от нехватки воды. В Тули звери жили на территории примерно в две тысячи квадратных километров, не разгороженной никакими заборами, и вольны были даже покидать пределы этих территорий. Благодаря относительной свободе передвижения возрастала и приспособляемость к условиям засухи, а значит, и выживаемость.

Я был свидетелем похожего засушливого периода десять лет назад. Он был отмечен массовым вымиранием зебр и некоторых других копытных, но, я думаю, здесь сыграл свою роль также сопутствующий фактор — болезнь. Возможно, сработал природный регулятор — в ту пору выжили сильнейшие, сохранившие здоровье и в этих экстремальных условиях.

В период засухи 1983 года крупнейшие травоядные Тули — слоны — не вымерли. Значит, их популяция не достигла того количества особей, которое способна прокормить данная территория. С моей точки зрения, это хороший аргумент против призывов к «выбраковке» слонов, раздававшихся со стороны некоторых землевладельцев и их управляющих под тем предлогом, что слоны наносят «непоправимый ущерб деревьям».

Нынешняя засуха также почти не сказалась на слонах, хотя ограниченный механизм регулирования — снижение числа детенышей, — по всей видимости, включился в действие. Когда засуха достигла пика, поступило около дюжины сообщений (таких случаев могло быть и больше — возможно, не все они были зафиксированы) о мертвых или умирающих слонятах. Все они оказались самцами, и все были покинуты. Я объясняю эту ситуацию тем, что сама природа подсказывала, кем из небольшой популяции Тули следует пожертвовать, чтобы выжить в данных условиях. Видимо, слонихи прогоняли от себя сыновей в необычно раннем возрасте — обычно это происходит, когда молодой слон достигает отрочества. Судя по всему, слонята, изгнанные из семьи, не в состоянии были эмоционально пережить одиночество (слоны ведь социальные животные!), а может быть, просто физически были не способны добывать себе пищу.

Я сам нашел нескольких таких слонят мертвыми и одного при смерти. Он лежал на боку возле глыбы песчаника и подняться, очевидно, уже не мог. Зрелище было ужасным. Я бросился в лагерь за ведром воды, чтобы облить его, надеясь хоть как-то облегчить его страдания. Глаза слоненка, казалось, принадлежали совершенно другому существу, почему-то оказавшемуся пленником этого умирающего тела. Они были широко раскрыты и со страхом взирали на меня — человека. Видя его страх, я поспешил удалиться.

В это же самое время из лагеря вышел мой друг, чтобы пристрелить слоненка и избавить от мук, но его вмешательство не потребовалось. Слоненок умер через несколько мгновений после моего ухода. Его смерть произвела на меня гораздо более сильное впечатление, чем многие другие естественные смерти, свидетелем которых я стал в этих землях. Возможно, то, что я сейчас скажу, покажется лишенным логики, но я воспринял гибель слоненка как вздох затихающей дикой природы — целое живет, но небольшие частички отмирают. Я знаю об уме слонов, их качествах, сопоставимых с лучшими человеческими, и потому смерть этого малыша была для меня словно смерть друга, а может быть, даже брата.

В это скорбное время к нам приехал писатель и журналист Брайан Джекмен, автор книг и статей о природе. Его произведения оказали на меня сильное влияние еще пять лет назад, когда я начал писать свою первую книгу «Плач по львам». Я с большим удовольствием прочел его «Марш львов», где он подробно рассказал о жизни прайдов и вокруг них. Ему удалось то, что не удалось многим писавшим об Африке, — он постиг душу ее дикой природы. Брайан по-настоящему предан львам и, как и я, сумел понять их сущность, их дух. Незадолго до своего визита он написал, что вскоре приедет в один из охотничьих домиков, и спросил, не может ли он к нам заглянуть. Мы ответили, что будем очень рады — я давно мечтал с ним встретиться.

В свое время Брайан дружил с Адамсоном и не раз навещал его в Коре; благодаря ему многие узнали о последних годах жизни Джорджа. Да, конечно, Джорджа обрадовало бы, что Брайан сам увидит: его дело не погибло вместе с ним, и философия свободы, которой он посвятил жизнь, по-прежнему существует!

В течение трех дней я возил Брайана по самым любимым своим уголкам, и он быстро освоился здесь. Каждую ночь мы напряженно вслушивались, не донесется ли зов львов, но они не подавали голос и не появлялись. Брайан был явно разочарован, хотя и старался не показывать этого. Но утром того дня, когда Брайан должен был уезжать, случилось нечто волшебное… Впрочем, предоставим слово самому Брайану — никто лучше его об этом не расскажет. Вот как начиналась статья, написанная после визита к нам и озаглавленная «Последние из свободных»:

«На заре, когда воздух еще прохладен, раздался крик молодого англичанина:

— Рафики! Ко мне! Фьюрейя! Ко мне!

Он снова и снова прикладывал к губам сложенные рупором руки и звал. Его голос эхом отзывался среди каменистых холмов,