Ларк-Райз - Флора Джейн Томпсон

на следующий день дети относили им угощение из остатков пиршества, тщательно распределенное по степени изысканности в соответствии с их социальным положением. Сливовый пудинг считался изысканным подношением человеку одном ранга с фермером; ломти ростбифа или окорока полагались «самым бедным»; кость окорока, на которой осталось много мяса, кусок пудинга или банка с супом – обычным людям.

Длинные столы накрывали на улице, в тени амбара, и вскоре после полудня обитатели коттеджей садились выпивать и закусывать: фермер нарезал мясо за главным столом, его жена устраивалась рядом с самоваром на другом конце, их дочери и родственники сновали вокруг столов с овощными блюдами и кувшинами пива, а внучки в жестких белых вышитых платьях бегали взад и вперед, чтобы убедиться, что у каждого есть все необходимое. Поодаль возвышалось гумно, набитое новенькими желтыми снопами, а надо всем этим сияло ласковое летнее солнце.

Проезжавшие по дороге люди останавливали брички и двуколки, чтобы помахать пирующим рукой и громко поздравить с хорошей погодой. Если на стол с завистью таращился бродяга, его приглашали сесть на солому под стогом и ставили ему на колени полную тарелку. Это была счастливая картина изобилия и благодушия.

Однако не стоило приглядываться к ней с изнанки. Лорин отец, который, будучи ремесленником, приглашения не удостаивался и в эту картину не попадал, обычно говорил, что фермер целый год держит своих людей на голодном пайке и воображает, что может возместить это, единожды закатив хороший обед. Сам фермер так не думал, потому что он вообще не думал, и мужчины в тот день тоже не думали; они были слишком заняты, наслаждаясь едой и весельем.

После обеда начинались состязания и игры, затем в придомовом загоне устраивались танцы до сумерек, и когда в конце дня фермер, уже дома, разрезая мясо для семейного ужина, замирал с ножом в руке, чтобы услышать последнее отдаленное «Ура!», и восклицал: «До чего хорошие ребята! Отличные парни, благослови их Бог!», и он, и веселящиеся работники были вполне искренни, хотя и заблуждались.

Но эти скромные празднества, которые ежегодно происходили в жизни каждого человека на протяжении нескольких поколений, затмил состоявшийся в 1887 году Золотой юбилей королевы Виктории[37].

Вплоть до середины восьмидесятых годов Ларк-Райз мало интересовался правящим домом. Королеву, принца и принцессу Уэльских иногда упоминали в разговорах, но без особого почтения и привязанности. По слухам, «старая королева», как ее называли, заперлась в замке Балморал со своим любимым слугой по имени Джон Браун и отказалась открыть парламент, когда мистер Гладстон стал умолять ее об этом. Говорили, что принц ведет разгульную жизнь, а милую, прекрасную принцессу, впоследствии королеву Александру, восхваляли только за ее предполагаемый нрав.

К середине десятилетия повсюду распространились новые настроения, проникшие и в Ларк-Райз. Оказалось, что королева правит уже пятьдесят лет. Она была хорошей, замечательной королевой и скоро должна была отпраздновать свой юбилей, а что еще интереснее, народ тоже собирался его отпраздновать, ибо намечалось большое «мероприятие», во время которого жителях трем деревень предстояло сойтись для чаепития, состязаний, танцев и фейерверков в парке местного магната. Ни о чем подобном раньше и слыхом не слыхивали.

По мере приближения празднеств королева и ее юбилей сделались главной темой разговоров. Красивые цветные портреты Виктории в короне и с лентой ордена Подвязки, публиковавшиеся торговцами в календарях, вставляли в рамки и вешали дома на стену. Можно было купить джем в стеклянных кувшинах, украшенных ее выпуклым профилем и надписью: «1837–1887. Виктория Добродетельная», а под ним государственный лозунг того периода: «Мир и изобилие». Газеты наперебой перечисляли великие достижения ее правления: железные дороги, телеграф, свободная торговля, экспорт, прогресс, процветание, мир, – казалось, что все эти блага вдохновлены королевой.

Из большинства этих преимуществ Ларк-Райз пользовался лишь долей Исава; но, поскольку никто об этом не задумывался, это не охлаждало общего энтузиазма.

– Вообразите, она правит вот уже пятьдесят лет, милая старушка! – говорили люди и покупали бумажные плакатики с надписью «Пятьдесят лет. Мать, жена и королева», чтобы наклеивать их на оконные стекла. – Благослови ее Господь. Виктория Добродетельная. Мать своего народа.

Лоре посчастливилось получить подшивку журнала «Гуд вордс» (или это был «Хоум вордс»?), в номерах которого публиковали личный дневник королевы «Страницы из журнала жизни ее величества в горной Шотландии». Девочка торопливо пролистала все выпуски, чтобы найти места, упоминаемые ее дорогим сэром Вальтером Скоттом. Впоследствии дневник много раз перечитывался, ибо в этом доме, где было мало книг, перечитывали всё. Лоре «Страницы из журнала…» понравились, ведь, хотя королева скрупулезно фиксировала качество обедов, поездки, приступы морской болезни и «любезности» хозяев и хозяек, а пейзаж (вальтер-скоттовский!) упоминала, только когда повторяла, что «сказал о нем Альберт» (а он всегда сравнивал виды с какими-нибудь иностранными ландшафтами), это сочинение было написано с неподдельной откровенностью, которая за всем блеском и мишурой раскрывала подлинную человеческую сущность.

К концу мая все только и судачили о погоде. Окажется ли она подходящей для большого выезда королевы в Лондон; а главное, для «мероприятия» в Скелдон-парке? Ну разумеется, говорили оптимисты. Провидение знало, что Он задумал. Июнь обещал быть великолепным. В честь королевы, как тут говорили. Разве вы не слыхали, что, когда королева выезжает из дома, всегда сияет солнце?

Затем появились слухи об объявлении подписки. Английские женщины собирались преподнести королеве подарок на юбилей, и, о чудо из чудес, сумма пожертвования не должна была превышать одного пенни.

– Конечно, мы сделаем взнос, – гордо сказали обитатели Ларк-Райза. – Это наша обязанность, и нам она в радость.

И, когда настало время собирать деньги, у каждого был готов пенс. В большинстве случаев – блестящий и новенький, ибо, хотя люди знали, что монеты, прежде чем попасть к ее величеству, пойдут на переплавку и превратятся в кусок блюда, они считали, что только новые деньги достойны такой участи.

Пенсы собирала всегда готовая помочь и деятельная дочь священника. Вероятно решив, что удобнее всего будет произвести сбор на следующий день после выплаты жалованья, она наведалась в Ларк-Райз в субботу, и Лора, которая уже вернулась из школы и подстригала садовую изгородь, услышала, как одна соседка говорит другой:

– Мне нужно ведро воды, а я не могу сбегать к колодцу, пока мисс Эллисон не придет за пенни.

– Господи, дорогая! – воскликнула другая. – Да ведь мисс Эллисон ушла четверть часа назад. Она была у меня. Разве к вам она не заходила?

Ее собеседница покраснела до корней волос. С мужем этой женщины недавно произошел несчастный случай в поле, и он до сих пор находился в больнице. Страховок тогда не было, и окружающие