Капкан (СИ) - Лин Брук

Хочу выдохнуть воздух из легких, но не могу. Задыхаюсь. Ненавижу себя.

— Так ты не знаешь, на кого работаешь? — он начинает нервно смеяться.

— Роланд, послушай… — хочу остановить его от поспешных выводов. Но он не даёт мне это сделать.

— Нет, бл*ть, Медея! Я не буду тебя слушать! Конченная неблагодарная мразь, — взрывается, кажется, сейчас ударит, но нет… схватив за рубашку, тянет меня к входной двери, открывает её и вышвыривает моё безжизненное тело в коридор. — Чтоб я тебя больше никогда не видел. Только лишь из глубокого уважения к Эрнесту, ты выходишь из этого дома живой, — договорив, захлопывает за собой дверь.

Я валяюсь в одной рубашке на голое тело, как какая-то грязь на полу, пытаюсь встать, но не могу. И только сейчас начинаю анализировать все произошедшее: у меня нет флешки, Роланд выкинул меня, не дав возможности объясниться, а моя дочь находится у людей, которые беспощадно убили всех, кого я любила. А значит, не задумываясь, убьют и Ариану. И тут меня накрывает лавина паники.

— Роланд! — кричу что есть сил и начинаю плакать навзрыд от бессилия и страха. — Роланд, умоляю, открой! — продолжаю кричать сквозь слезы, стучусь в дверь, раздирая костяшки пальцев до крови. — У них моя дочь! Они забрали мою дочь, Роланд! Умоляю, впусти меня! Они убьют её! Прошу, Роланд! Умоляю тебя, открой мне дверь!

«Что если не откроет? Что если не поможет? Что я буду делать? Что если мою дочь убьют?» — эти мысли взрывают мой мозг, душат и ломают грудную клетку. Хочется кричать на весь мир. Я никогда не прощу себя, если с Арианой что-то случится. И убить себя не смогу — потому что буду недостойна даже этого…

Глава 5

Тишина. Глубокая, губительная тишина, секунда которой тянется длиною в жизнь. Слышу только её в ответ на свои отчаянные крики.

Голос успевает охрипнуть, горло саднит от боли, лихорадка пробирается под кожу и пронизывает до самых костей. А мысли и страх душат сердце, лишая его кислорода.

— Роланд, ради всего святого, прошу, выслушай меня, — шепчу, облокотившись головой об дверь, чувствуя упадок сил. — Я не могу потерять и её! Не выдержу этого! — пытаюсь сказать громче, сквозь охрипший голос.

Он слышит меня, я знаю. И пусть его молчание и бездействие раскалывают меня на части, ломают ребра, я продолжаю надеяться, что достучусь до его сострадания — кроме него, мне больше не на что надеяться.

Я корю и ненавижу себя за глупость и опрометчивость решений. Хочу выть от злости к себе и бессилия. Не знаю, куда деться от потока мыслей и воспоминаний, которые как коршуны витают над душой, напоминая, как однажды в одночасье я уже лишилась любимых людей и как это невыносимо больно — до потери памяти, до потери реальности и жизни.

Услышав звук открывающегося замка, не верю своим ушам, убираю голову с поверхности и поднимаюсь на ноги. Смотрю с надеждой на дверь и молюсь, чтобы, выйдя из неё, Роланд не прогнал меня. Двери раскрываются, и я встречаюсь с глазами, полными пугающей меня безразличности. Этот взгляд потрошит душу. Я видела в них многое — от презрения до симпатии, но никогда — пустоты.

— Зайди, — произносит сухо, разворачивается и уходит обратно.

Выдыхаю с облегчением и молча ступаю за порог. С ужасом замираю, увидев произошедший разгром в коридоре. Комод свален на пол, разбитые осколки зеркала разбросаны по всему периметру, где валяется вся декорация и одежда, до этого аккуратно висящая на вешалке.

Пробирает озноб от осознания, сколько ярости вызвал мой поступок у Роланда. Укутав себя в безразмерную рубашку, аккуратно переступаю через бардак и прохожу в открытое пространство. Ханукаев стоит у панорамных окон, засунув руки в карманы спортивных штанов, и смотрит на утреннюю Москву. Упираюсь взглядом в его спину и не могу больше пошевелиться. Стою и жду, когда обернётся и позволит заговорить. Начинать первой не осмеливаюсь.

— Я слушаю тебя, — произносит, когда уже молчание начинает оглушать обоих.

Облизываю пересохшие от криков губы. Стараюсь собрать все мысли в кучу, думаю, как и откуда начать свой рассказ. И решаю начать с самого главного:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— После нашей встречи в Париже, на следующий день, из детского сада кто-то выкрал Ариану. Мне позвонил неизвестный и сказал, что вернёт её при условии, если я верну то, что принадлежит им. Сказали, что флешка находится у тебя, и дали мне неделю времени, чтобы я нашла её. И предупредили, что если решу рассказать обо всем тебе, то они убьют дочь, — проговариваю на одном дыхании, продолжая смотреть ему в затылок. И хоть это раздражает, что не вижу его эмоций, все равно говорю быстро, в страхе, что он может потерять терпение и интерес. — Мне было плевать, кто эти люди, плевать, что на флешке. Я думала, это очередное дело братства, где вы украли у людей файлы. Единственное, что имело для меня значение — это мой ребёнок, который из-за каких-то документов был отобран у меня! — в груди все горит синим пламенем. Отчаяние, злость и боль — все слилось в агонию, текущую по венам.

Наконец, он разворачивается ко мне лицом, позволив разглядеть все своё разочарование и презрение. Стою в ожидании его вердикта, будто он палач, решающий убить или помиловать меня.

— Это дочь Рейна? — единственное, что спрашивает после всего услышанного.

В жилах застывает кровь. Только сейчас до меня доходит, как же я несообразительна. Ведь изначально можно было рассказать ему о существовании Арианы и лишь соврать о том, кто является её настоящим отцом.

— Да, — отвечаю без раздумий.

— И он, — смотрит на меня с отвращением и делает шаги навстречу, — Вместо того, чтобы прийти и поговорить со мной, решил подложить под меня мать своего ребёнка?

Майер точно убьёт меня, когда узнает, в каком виде я выставила его перед Роландом.

— Он не знает, что Ариану украли, — услышав имя девочки, замечаю, как во взгляде что-то щёлкает, и смягчаются мышцы на его лице, — Это её имя у меня под сердцем, — объясняюсь. — После всего случившегося, Рейн был единственным мужчиной рядом. Это он помог начать все заново, встать на ноги. Какое-то время, мы пробовали построить отношения, но ничего не вышло. Поэтому, мы решили остаться хорошими приятелями друг для друга. Когда я узнала, что беременна, он поддержал мое решение оставить ребёнка. Сейчас мы с ним находимся в прекрасных дружеских отношениях, он помогает и заботится о нас. И пришёл он к тебе, не подозревая о случившемся. Он думает, что Ариана дома с бабушкой и дедушками, — ложь рекой течёт из меня. Но я не могу и не хочу останавливаться. Я должна убедить его в правдивости своих слов и не дать сомнениям пробраться в его голову.

— Что из всего, что ты говоришь, правда, Медея? — кажется, впервые он целенаправленно старается не прикасаться ко мне, словно брезгует. — Как мне поверить тебе, когда каждое твоё слово до этого оказалось паршивой ложью?!

Молча разворачиваюсь и иду в коридор, где в последний раз видела свой телефон. Нахожу его, включаю и открываю одну из наших фотографий с дочерью. Увидев ангельское лицо малышки, меня пробирает на слёзы, но не позволяю им вырваться из глаз. Возвращаюсь к Роланду и протягиваю ему гаджет, чтобы он увидел её.

— Я не вру тебе. По крайней мере, о ней не вру. Посмотри на неё, Роланд, она сейчас в руках убийц, — голос содрогается, — Я не могу допустить, чтобы с ней что-то случилось. У меня, кроме неё, больше никакого смысла в жизни нет.

Бросает короткий взгляд на экран и, посмотрев на фото, тут же отводит его обратно на меня.

— Ты могла прийти ко мне в первый же день и рассказать всю правду!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не знала, чего ждать от этих людей. Они пригрозили убить Ариану, если заговорю с тобой о флешке. Да и откуда мне было знать, отдашь ты мне её или нет?

— Откуда тебе было знать, Медея? — переспрашивает, стиснув зубы. От злости выступают вены у него на шее. — Ты, бл*ть, серьезно допускала мысль, что я не помогу тебе?

Только смотря на него и слыша его голос, понимаю, как были абсурдны все мои мысли. Сжав губы и еле сдерживая слезы, положительно киваю ему в ответ.