Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии - Эмиль Абрамович Паин

годах и эти фобии оказались приглушенными, на сей раз смесью антиукраинских и антизападных настроений, вспыхнувших под влиянием «крымского синдрома». Наконец, в 2018 году на шкале социальной дистанции наивысшие места заняли африканцы и цыгане.

В России преобладает диффузная, «безадресная» ксенофобия, выступающая заменой более глубинных, слабо осознанных форм недовольства личности и атомизированного общества базовыми условиями жизни. Культурно «чужие» воспринимаются в российском массовом сознании чаще всего как существенно менее болезненное явление, нежели социальное неравенство, коррупция, социальная несправедливость (вроде повышения пенсионного возраста) и т. п. Недовольство населения социальными или политическими проблемами часто переносится на этнически чужих. Такая подмена характерна для подданнического, догражданского сознания. В процессе модернизации, как правило, происходит трансформация подданнического сознания в гражданское. Классики современной социологии Г. Алмонд и С. Верба показали, что в таких условиях у значительной части населения формируется гражданская культура, при которой члены общества ориентированы на активные действия, направленные на участие в политической жизни страны, и сознают себя основным политическим субъектом государства-нации, источником власти[591]. Подобная трансформация обусловливает возможность одного из самых перспективных направлений противодействия ксенофобии, а именно трансформацию негативной энергии ксенофобии и ее канализацию в сферу гражданской активности. В Западной Европе такие изменения происходили сравнительно недавно — в 1960–1990‐х годах[592]. Возможно, похожий социально-политический транзит может произойти в обозримой перспективе и в России.

ПРАКТИКА УПРАВЛЕНИЯ

Перспективы обновления идей национальной политики России

14. Основные модели управления культурным разнообразием (УКР) в эпоху современной глобализации

Управление культурным разнообразием (culture diversity management) — это одно из тех широко используемых ныне понятий, которые едва ли поддаются однозначному определению. Несмотря на то что функция управления разнообразием в том или ином виде свойственна практически любому организованному социуму, ее теоретическое и концептуальное осмысление стало реальностью лишь на рубеже ХХ и XXI веков. Трудно сказать, когда впервые появилось в литературе словосочетание «управление культурным разнообразием». Известно лишь, что этот термин вошел в обиход экспертного сообщества в 1990‐х годах. Первым международным документом, в котором эта концепция была обозначена, стала Всеобщая декларация ЮНЕСКО о культурном разнообразии (Париж, 2001). В Декларации говорится, что в современных условиях культурное разнообразие является «источником обменов, новаторства и творчества»[593]. Подчеркивается важность проявления государствами и всем мировым сообществом терпимости и уважения к различным культурам как важнейшего условия сохранения мира. В Декларации провозглашается четыре принципа соотнесения культурного разнообразия с признанными и защищаемыми ЮНЕСКО ценностями: 1) социальной сплоченностью и уважением друг к другу; 2) защитой прав человека и обеспечением свободы творчества; 3) политическим плюрализмом; 4) международной солидарностью[594].

Древнейшая практика управления межэтническими, межкультурными отношениями стала превращаться в осмысленную концепцию лишь на рубеже XX–XXI веков. Объясняется это совокупностью разнообразных причин, из которых мы выделим только две.

Первая причина связана со сменой картины мира, преобладавшей в научном политологическом и политическом дискурсе. Именно в это время идея мира, основанного на разнообразии и переменах, стала формироваться как оппозиция и альтернатива прежнему представлению о мировом порядке, основанном на культурной гомогенности и стабильности, которое доминировало еще в середине XX века.

Вторая причина коренится в смене антропологической парадигмы, отразившей глубокие культурно-ценностные изменения человеческой личности. По словам болгарского культурного антрополога Ивайло Дичева,

веберовская «стальная клетка современности» (stahlhartes Gehäuse) сегодня исчезает на глазах. Сама метафора стали, столь близкая сердцу во времена индустриализации, кажется безнадежно устаревшей в эпоху оптического волокна, силикона и эластичности[595].

Действительно, гибкий, эластичный, «модульный человек», еще недавно считавшийся выдумкой футурологов, ныне становится реальностью[596]. Исследования показывают громадные перемены в характере культурной идентификации личности, которая ныне больше, чем когда-либо ранее, является носителем множества различных и сравнительно быстро сменяемых идентичностей.

Применительно к технологии государственного управления мы предлагаем следующее определение целого класса управленческих подходов, получивших название «управление культурным разнообразием» (УКР). Это «функция публичной власти, целью которой является координация социокультурных отношений и разработка мер по обеспечению мирного и взаимоприемлемого общежития людей с разной культурной идентичностью в границах единого политического пространства»[597].

УКР характеризуется следующими особенностями:

— понимается как политика взаимного приспособления уже не меньшинств и большинства, а равноценных культурных сообществ;

— не предусматривает каких-либо территориальных автономий и реализуется внутри сложившихся государств, как унитарных, так и федеративных, на уровне поселений;

— направлена на управление не только межэтническими или межконфессиональными отношениями, но и культурным разнообразием в целом. Первой, хотя и весьма несовершенной моделью управления культурным разнообразием оказался мультикультурализм, но именно он заложил основы УКР.

Мультикультурализм

Мультикультурализм — политика управления культурным разнообразием, ориентирующаяся на сохранение и развитие (в границах одной страны или всего мира) культурного разнообразия, а также теория и идеология, обосновывающие такую политику. Концепция мультикультурализма формировалась как альтернатива концепциям и практикам, направленным на формирование культурно-гомогенных политических наций.

Истоки мультикультурализма можно найти в политике ряда стран мира начиная с 1950‐х годов[598]. Пожалуй, первым политическим документом, представляющим эту идею в XX веке, стала Конституция Индии (1950), в которой подчеркивается, что политическое единство государства должно сочетаться с сохранением многообразия ее культур, лингвистических (свыше 1600 языков) и религиозных. Термин «мультикультурализм» как определение политики государства впервые появился в 1957 году в Швейцарской конфедерации в ходе политических дебатов относительно сущности и статуса культурного разнообразия в стране.

Наиболее последовательно политика мультикультурализма проводится в федеративной Канаде. В 1971 году она стала одним из опознавательных знаков политического курса федерального правительства во главе с Пьером Трюдо, проводимого под весьма примечательным лозунгом «Одна нация, два языка, много народов и культур». Эта идея формулировалась как противоположность предыдущим моделям национального строительства, ориентировавшимся на развитие монокультурных наций: «один народ — одна нация — одна национальная культура». В Канаде сформировались и важнейшие принципы мультикультурализма:

— признание государством культурного плюрализма в качестве нормы современного демократического общества;

— гарантии для индивидов и групп на сохранение своей культурной идентичности и специфичности;

— недопущение дискриминации граждан по культурным признакам;

— государственное и общественное противодействие ксенофобии.

Эта часть мультикультурализма и ныне преимущественно позитивно оценивается экспертами[599]. Из Канады идеи мультикультурализма, связанные с защитой этнических меньшинств, были заимствованы и стали элементом государственной политики Австралии[600]. В 1973 году правительством лейбористов был создан государственный Австралийский институт мультикультурных отношений (Australian Institute of Multicultural Affairs), которому было поручено проведение курса на формирование в Австралии мультикультурного общества. Главными элементами такого курса были система мер по защите интересов автохтонных меньшинств — аборигенов Австралии, защита прав иммигрантов, а также просвещение общества в направлении развития толерантного сознания. В 1975 году в Швеции был принят