Судьба по-русски - Евгений Семенович Матвеев

есть деликатный нюанс: один из авторов сценария и автор повести – Георгий Мокеевич Марков… Он лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР, а российской премии не удостоен. Не кажется ли вам, что это нелепость?

Я понимал, что, кажется, мало-помалу приближаюсь к причине чиновничьего упрямства. Но…

– Но все-таки, почему не дать премии «Звездопаду»?

– Фильм не имел успеха у зрителей! – повысил голос мой собеседник.

– Очень часто выдающиеся произведения искусства не бывают поняты широким зрителем!..

Заведующий сектором нервно сбил пепел с сигареты и выразительно взглянул на председателя Госкино, дескать, как с ним говорить?.. То есть со мной.

Александр Гаврилович решился:

– Надо сказать Евгению Семеновичу все как есть. Чего от него скрывать?

Хозяин кабинета погасил сигарету в пепельнице и тяжело вздохнул:

– Ладно. Это, как говорится, для служебного пользования. «Звездопад» создан по повести Астафьева, так?.. – почти заговорщицки начал он.

– Но Виктор Петрович не является автором сценария. Его и в списке претендентов нет, – ответил я и напрягся, ожидая неприятного продолжения «для служебного пользования».

– Так вот, на творческой встрече с читателями Виктор Петрович на вопрос «Кто сегодня лучший писатель России?» ответил… – Мой собеседник закурил новую сигарету и повторил слово «ответил» уже с нажимом. При этом он остро посмотрел мне в глаза. – «Солженицын»! Вот так, Евгений Семенович!..

Это «вот так» вертелось в мой голове всю ночь…

Перед заседанием президиума Комиссии по премиям я спросил у руководителя секции литературы М. Н. Алексеева:

– Что случилось с Астафьевым?

– Виктор – дурень! Ляпнул, не подумав, какую-то чертовщину про Солженицына… Теперь нам расхлебывать. Да и вам, кинематографистам, несладко будет…

Несладко было прежде всего мне – ведь я должен вести заседание секции… Это я должен убедить ее членов проголосовать за картину про инцидент с японцами. Значит, я должен найти убедительную аргументацию в пользу несправедливости. Значит – растоптать свое собственное мнение… Значит – лгать…

Не мог я согласиться с такого рода закулисной игрой, но выступить против указания ЦК тоже не мог. Пусть решают члены секции, подумал я.

На заседании кинематографисты не проявляли особой горячности в обсуждении работ претендентов, кроме, конечно, лиц заинтересованных. Поскольку фильм о пограничниках был телевизионный, то первым в бой с пламенной речью кинулся представитель Гостелерадио. Он красноречиво говорил о военно-патриотической теме, на которой-де воспитывается молодое поколение советских людей…

Выступил и председатель Госкино РСФСР А. Г. Филиппов.

В осторожных формулировках говорил о «Звездопаде», но поддержал телевизионщиков. Ну и… Государственную премию РСФСР имени братьев Васильевых получил творческий коллектив, создавший сериал о победе советских пограничников над самураями.

Было стыдно мне? Было! Ведь смалодушничал!..

Но вскоре случилось еще более стыдное. На секретариате правления Союза кинематографистов СССР в числе многих других стоял и вопрос о приеме в члены Союза режиссера этой ленты, теперь уже лауреата Государственной премии РСФСР.

Вел заседание секретарь правления А. В. Караганов. Во вступительном слове он напомнил, что в Союз принимаются лица, внесшие в дело развития кинематографии значительный вклад, создавшие заметные произведения искусства. Обсуждение было недолгим, а его результат весьма красноречивым: претенденту в приеме отказать – до будущих достойных работ. Стыдно было – дальше некуда: режиссер-лауреат не дорос, чтобы быть членом Союза кинематографистов…

Постыдились ли в отделе культуры ЦК – не знаю. Вряд ли. А мне стыдно до сих пор…

В прессе началась кампания осуждения действий, высказываний академика А. Д. Сахарова. Газета «Правда» опубликовала гневное письмо ведущих ученых страны, под которым жирным шрифтом были напечатаны десятки фамилий знаменитых академиков. В подобном роде выступили и не менее маститые писатели, художники и композиторы. Развернулось прямо-таки массированное наступление на отъявленного антисоветчика (трижды Героя Социалистического Труда, выдающегося ученого с мировым именем!).

Кто-то верил тому, что писалось в газетах, повторял вслед за ними: «Иуда!» Кто-то был на стороне ученого. Кто-то угрюмо молчал…

И вот в моей квартире раздался звонок. Звонили из Союза кинематографистов.

– Евгений Семенович, работники кино написали письмо-протест против предательской деятельности Сахарова. Не поставите ли и вы свою подпись?

– Я ни черта не знаю про него и его внезаконную деятельность. Никаких его писем и статей не читал. Как же подписывать столь ответственный документ?..

– Ну, как хотите. Это сугубо личное дело, Евгений Семенович. – В трубке прозвучали недовольные интонации, потом раздались частые гудки.

Минут через 10–15 снова звонок.

– Евгению Семеновичу привет!

– Привет.

– Ты что, не доверяешь ЦК? – дружелюбно прозвучал в трубке приятный баритон.

Я повторил то, что уже сказал «трубке» из Союза, но спросил:

– А кто уже подписал? – Десятка полтора названных фамилий не могли не впечатлять: это были уважаемые люди отечественного кинематографа. – Ну, ставьте и мою!.. – брякнул я в трубку.

На душе было скверно. Ведь чувствовал же я, что совершил что-то непорядочное, даже мерзкое. Но внутренний голос утешал: «Значит, так надо! Ты поступил как коммунист!»

И когда генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев снял с опального Сахарова обвинения, вернул его из ссылки, из города Горького, в Москву, потом даже дал ему выступить на Первом съезде народных депутатов СССР – я испытал стыд за невольное участие в травле этого человека. Я чувствовал к себе самому отвращение…

Душевные терзания тех дней сделали мою жизнь невыносимой: одолевали бессонница, сердцебиение, обострялись давние, ставшие уже хроническими, заболевания.

Пришлось обратиться к врачам. После обследования услышал диагноз: «Переживания даром не прошли – сильнейшее нервное перенапряжение, диабет… никаких перегрузок!»

Я словно ждал такого толчка и сразу потребовал освободить меня от обязанности быть руководителем секции кино в Комиссии по Госпремиям! Отказался я и от преподавательской работы во ВГИКе, хотя была она для меня и радостью, и… учением. Но расстаться со студентами было надо: работать, как прежде, с полной эмоциональной отдачей, когда я, чтобы зажечь учеников, зажигался сам, теперь мне было не по силам. А жить без запальчивости, без горения, без того, чтобы отдавать студентам всего себя, я не мог…

Типы

М. А. Шолохов как-то сказал: «Я материал не собираю, я его сгребаю». То есть достаточно только наблюдать и…

Во ВГИКе шел дипломный спектакль «На дне». Тесная аудитория заполнена зрителями – педагогами, студентами, родственниками моих учеников. И вскоре мы почувствовали одобрение и признание нашей работы.

После спектакля я поздравил с успехом своих «детей», теперь уже, как будет записано в их дипломах, «артистов кино, театра и телевидения». И заторопился в Домодедовский аэропорт: мне предстояло поздним рейсом вылететь в Алма-Ату на какой-то очередной кинофорум.

Особого желания лететь, как и радости от этой поездки, я не испытывал, но надо было… Председатель Госкино СССР Ф. Т. Ермаш