Райский уголок - Тереза Крейн

В этот момент у нее мурашки побежали по телу от необычной серьезности его голоса, и Филиппа почувствовала себя неуютно.

— Нет, — просто сказала она, вскинув голову. — Не буду. Осторожность в любви только помеха. И я не позволю тебе так легко отделаться от меня. — Слова прозвучали беспечнее, чем ей бы того хотелось. — Пойдем, поедим. Я умираю с голоду.

Хьюго задержался, глядя ей вслед, пока она бежала к костру. В голове вновь зазвучал голос Мориса Плейла, который всегда преследовал его, как бы он ни пытался от него избавиться. Легкий, напористый, неожиданно ставший еще более угрожающим, чем прежде. И никаким усилием невозможно было притупить боль, возникшую в сердце.

Улыбаясь, он подошел к костру, сел рядом с Филиппой, весело поцеловал ее под дружеские аплодисменты и взял сэндвич с колбасой, который она, смеясь, предложила ему.

Путешествие на ферму Боуэнов и дни, последовавшие за ним, были полны для Филиппы необыкновенного счастья. Она была совершенно уверена в том, что чувство, которое она испытывала к Хьюго Феллафилду, было любовью. Ничего другого ей не было нужно. По крайней мере, на данный момент. Достаточно того, что он рядом, что она может поймать на себе его взгляд, взять его руку, пока они гуляют по саду или поднимаются к вершине утеса, смеяться вместе с ним, шутливо ссориться из-за пустяков, обмениваться тайными поцелуями и ласками. Все это было сегодня. О завтрашнем дне она не будет думать. Она решительно отмела в сторону все опасения но поводу того странного, волнующего момента, когда он предупреждал ее. Она прекрасно сознавала, что он еще ни разу не говорил ей о своей любви, но упрямо твердила себе, что момент, когда он сделает это, непременно наступит.

День за днем летело время. Они катались на санках с Монте вниз по узким, мощеным булыжником улочкам, истерически хохоча, когда неуклюжие санки с головокружительной скоростью неслись вниз по крутому склону холма, искусно управляемые двумя молодыми людьми в пестрых костюмах. Они пили чай с медовым тортом «У Рейда» среди изящного звона тончайшего фарфора и серебра, где со всех сторон доносилась английская речь, будто они обедали в «Савойе» в Лондоне. Он со всеми подробностями рассказал ей о том, как делаются вина «Мадера». Уникальный метод, родившийся при таких невероятных обстоятельствах, очаровал ее. Она смотрела на него и слушала с серьезным видом — к таким вещам на Мадейре никто не относился легкомысленно — и наградой ей была его улыбка. Были еще пикники, вечеринки и танцы у Боуэнов. Постепенно становилось ясно одно — отношение их сверстников к ним едва уловимо изменилось. В глазах узкого круга друзей, родственников и приятелей Хьюго и Филиппа стали парой. К облегчению Филиппы, представители старшего поколения на вечеринке в Квинта-до-Соль, казалось, так же были готовы принять это, как и все остальные. Маргарет относилась к ней с обожанием и любовно ворчала на Хьюго, если они возвращались домой слишком поздно; сама предлагала им экскурсии и развлечения, от которых они получали огромное наслаждение.

Но Хьюго, тем не менее, все еще не сказал ей о своей любви. День бежал за днем, дата их отъезда в Англию неизбежно приближалась. Она начала сомневаться, услышит ли когда-нибудь его признание. Днем, когда они бывали вместе, она чувствовала себя счастливой как никогда. Но частенько, лежа на рассвете без сна, она слышала трезвый голос разума, и неважно, что она изо всех сил старалась заглушить его. Случалось ли с Хьюго такое прежде? Может быть, именно об этом он хотел предупредить ее? Была ли она для него романтическим развлечением, о котором можно забыть, когда они вернутся в реальный мир? Не потому ли мать Хьюго выглядела очень довольной, увидев их вместе? Знала ли она из своего опыта, что подобные вещи всегда кончались ничем, не выдерживая проверки жизнью? Возможно, она, Филиппа — о, ужасная мысль! — ставила себя в глупое положение? Она неистово твердила себе — даже если это так, ей все равно. Она любила Хьюго, и этого достаточно. Она не может, не будет требовать от него ответного чувства. Она обещала ему, и сдержит свое обещание.

К концу их пребывания на острове погода ухудшилась. Налетели холодные ветры с дождями. Температура резко понизилась, и большую часть времени они проводили дома. Хьюго и Филиппа коротали время за игрой в вист или кункен в уютной библиотеке. Иногда они заводили старый патефон и танцевали. Потом небо слегка расчистилось от облаков, дождь прекратился. Они оделись потеплее и вышли погулять в сад. В эту туманную погоду, пропитанный влагой, он был столь же прелестным, как и в лучах солнца.

— Что это? Филиппа показала на крышу, видневшуюся среди деревьев. — Я никогда не замечала ее прежде. Кажется, это довольно большое строение?

— О, это старый дом. Он уже стоял на этом месте, когда мой прадедушка купил участок. Семья жила в нем некоторое время, пока строился большой дом.

— А что в нем теперь?

— Насколько мне известно, он пустует.

— Он очень старый?

— Да, ему много лет. Хочешь взглянуть?

Они направились по заросшей тропе сквозь лавровую рощу и небольшой лесок к поляне, на которой стояло длинное и низкое строение с красными стенами и черепичной крышей. Стены дома были увиты цветущим плющом. Маленькие квадратики окон смотрели на поляну. Он совсем обветшал.

— Какой милый, — просто сказала Филиппа.

Хьюго посмотрел на нее несколько удивленно.

— Ты так считаешь?

— А ты со мной не согласен? Взгляни — какой прекрасный цвет — будто кто-то нарисовал его сто лет назад и оставил под дождем и солнцем.

— Возможно, так оно и было, — ответил Хьюго.

— О, как жаль, что там никто не живет! Можно войти внутрь?

— Разумеется. — Хьюго повернул ручку входной двери. Она со скрипом поддалась. Воздух был прохладным. В доме стоял запах запустения и заброшенности. Однако в нем было сухо, пол и стены были крепкими, хотя штукатурка местами осыпалась. Кое-где стояла грубо сколоченная мебель, давно никому не нужная. На одной из стен висело сильно покосившееся потертое деревянное распятие. Комнаты были с низкими потолками, но вполне уютные. Они окружали центральный холл со старым, почерневшим от сажи камином. Филиппа бегала из комнаты в комнату с возгласами удивления и восторга.

— Вид из этого окна совершенно потрясающий! Хьюго, ты посмотри, какой подоконник! Стены, должно быть, несколько футов толщиной! А какой огромный камин! На такой камин в наши дни надо только молиться! Представь себе, в нем лежат поленья, горит огонь, а вокруг целая куча прелестных старинных кресел и канапе — а вдоль стен огромные книжные шкафы. И книги, книги. На полу — ковры. Доски еще совсем крепкие, словно камень. Они прекрасно бы выглядели, если их отмьгть. Можно подняться наверх?

Верхний этаж не отличался оригинальностью. Длинный ряд комнат, двери которых выходили в широкий коридор. Окна в спальнях были еще меньше, чем внизу. В конце коридора поднималась вверх узкая лестница.

— Давай поднимемся в мансарду… — Филиппа уже наполовину одолела лестницу. Улыбаясь, Хьюго последовал за ней. Комнаты в мансарде, открывающиеся одна в другую, были пыльными и абсолютно пустыми. Вид из слухового окна, выходившего на крытую черепицей крышу, был ошеломляющим. — Хьюго, иди сюда, посмотри — солнце пробивается из-за облаков! Какая красота!

Хьюго подошел к ней сзади, положил руки на талию и опустил подбородок ей на голову.

— Какой восхитительный, восхитительный дом! — мечтательно произнесла она. — Ты так не находишь?

— Да. — Его голос был очень тихим. — Да. Забавно. Я знаю его с детства, но никогда не замечал, что он такой красивый.

— Но как ты можешь?.. — Филиппа, смеясь, повернулась в его объятиях и вдруг затихла, широко открыв глаза.

Наступило долгое молчание. Потом он наклонил голову и поцеловал ее. Пылинки танцевали вокруг них в лучах солнечного света. Было очень тихо. Она почувствовала его руки на своем теле, но не сделала попытки остановить их. Ее руки скользнули под его джемпер, и она ощутила тело Хьюго сквозь рубашку. Только звук их дыхания нарушал тишину. Медленно-медленно он опустился на колени, увлекая ее за собой, но давая ей возможность избежать этого, если бы она этого хотела. Но она подчинилась ему. Она позволила опустить себя на пыльный пол и закрыла глаза, когда он начал расстегивать ее блузку.

— Я не сделаю тебе больно, — сказал он почти спокойным голосом. — Обещаю. О Флиппи, любимая…

Она открыла глаза.

— …люблю тебя, люблю тебя. О Боже, ты просто не знаешь… клянусь, я никогда не испытывал ничего подобного. Но я так боюсь, что… — Его голос и руки замерли.

— Чего? Чего ты боишься? — Прозвучал в тишине ее хрипловатый голос. — Хьюго, пожалуйста, чего ты боишься?

Он беспомощно покачал головой. Она протянула к нему руки, и он уткнулся лицом в ее маленькие обнаженные груди. Она задрожала, когда он коснулся их губами. Они долго лежали, тесно прижавшись друг к другу.