Райский уголок - Тереза Крейн

Она двинулась вперед в том же направлении, в котором исчез Хьюго. И через несколько мгновений поняла, что не в силах сделать ни шага.

Тропа круто уходила в сторону — прямиком над пропастью. Расстояние не слишком большое, футов пятнадцать-двадцать — но здесь скала круто обрывалась, так что тропа ужасающе висела над пустым пространством. А над самой тропой тоже нависал скальный выступ. Филиппа замерла — последняя капля мужества покинула ее. Она не могла — совсем не могла — не думать о том, что под ней жуткая пропасть. Слезы застилали глаза. Хьюго уже почти достиг противоположной стороны, рискованно балансируя, согнувшись почти вдвое под нависшими скалами. Филиппа открыла было рот, чтобы окликнуть его, но вновь потеряла дар речи, не в состоянии произнести ни звука. Потом он исчез по ту сторону выступа. Чувствуя головокружение, она отвернулась, зажмурив глаза и сжав кулаки. А вокруг нее тянулись вверх суровые вершины, чарующие и равнодушно холодные. И пропасти, пропасти окружали ее со всех сторон, бездонные, грозные пустые пространства. Впившись зубами в нижнюю губу, она обнаружила, что пробирается по тому пути, которым пришла сюда. На гладком участке она поскользнулась и упала, разбив колено и поцарапав локоть. От боли и страха у нее перехватило горло, по щекам побежали слезы. К тому времени, когда Филиппа оказалась у моста, она рыдала как перепуганный ребенок. Все, о чем она сейчас могла думать, это поскорее добраться до безопасного места. Гордость, ревность — даже сам Хьюго — были забыты. Первобытный страх, побудивший ее спасаться бегством, взял верх.

Она стояла дрожа, прильнув к скале и поглядывая на мост. И только теперь увидела то, что прежде не было столь явным. Узкая тропа была к тому же еще и наклонной. Ей необходимо было преодолеть двадцать-тридцать футов опасного отрезка, чтобы добраться до твердого, безопасного горного склона. Но она едва держалась на дрожащих ногах.

Филиппа сжала зубы, чтобы сдержать слезы, опустилась на четвереньки и поползла.

Она никогда не смогла забыть это жуткое путешествие в одиночестве, когда ее поцарапанные руки и колени горели огнем, а мускулы настолько свело от ужаса, что, едва проделав половину пути, она почувствовала, как они заныли от боли. Иногда, спустя годы, все это снилось ей в страшных, кошмарных снах. Обдумывая случившееся, ей приходило в голову, что, наверное, на преодоление этого участка тропы у нее ушло всего несколько минут. Нo тогда ей казалось, что прошли долгие часы, пока ока ползла дюйм за дюймом по залитой ярким солнцем тропе.

Перебравшись на другую сторону, она рухнула без сил, припав к скале подальше от края пропасти, и закрыла голову руками. Все еще слегка дрожа, смертельно усталая, она собралась с силами, поднялась на ноги и отправилась в обратный путь к грузовику. Пережив ужас последних минут, теперь она мучилась из-за другого. В нее вселилось беспокойство. Она должна была окликнуть Хьюго, предупредить его о том, что возвращается назад. Но в тот момент, охваченная паникой, она была способна мыслить логически или рассуждать здраво не более, чем летать по воздуху. Хьюго наверняка догадается, что она вернулась обратно.

Когда Филиппа появилась у грузовика, оказалось, что прошло до смешного мало времени. Запыхавшись от последнего крутого и скользкого спуска, она вынырнула из-за скалы. Ее встретили подбадривающими и сочувствующими улыбками.

— Ты уже вернулась? — невинно спросил Брайан.

Но ей было не до обид или претензий. Она только удрученно покачала головой.

— Не могу сказать, что эта вершина является предметом моей мечты. — Она поразилась тому, что ее голос был совершенно спокоен. С облегчением развалившись на траве рядом с Брайаном и Кристиной, она взяла бутылку апельсинового сока, которую ей с улыбкой протянул Брайан.

— Мы играем в карты, — сказала Кристина. — Хочешь присоединиться к нам? Ставки не слишком высокие.

Филиппа была в изнеможении. Она покачала головой. Солнце стояло высоко, было очень жарко, хотя на этой высоте дул прохладный ветерок.

— Нет, спасибо. Пожалуй, найду себе укромное местечко и посплю после всех волнений. — Она поднялась, помахала рукой тем, кто сидел у небольшого костра и пил чай, обошла грузовик и направилась к углублению в скале. Она растянулась на спине, положив руки под голову. Теплое и ласковое солнце пригревало лицо и ноющее тело. Взглянув наверх, она увидела бумажного змея, который взмыл высоко в небо, и подумала, что еще никогда в жизни не чувствовала себя так уютно. Через минуту она уже крепко спала.

Пробудилась она от шума голосов. Один был явно взбешенный, другой — успокаивающий и дружелюбный.

— Проклятая девчонка — я убью ее! — Филиппа к своему ужасу узнала голос Хьюго. — Слабоумный ребенок! Сотворить такую глупость! Я думал — мы думали, ее уже нет в живых! Куда, к черту, она подевалась?

— Тс-с, Хьюго, успокойся. Она спит.

— Спит! — Оскорбленный голос Хьюго изменился до неузнаваемости. — Она спит, пока мы, рискуя жизнью, карабкались по этим чертовым горам, чтобы отыскать ее? Что она о себе воображает? Что это за детские игры?

— Она просто не справилась. Я думаю, она испугалась.

— Тогда почему она не сказала мне об этом? — Филиппа вздрогнула — столько неистовой силы было вложено в эти слова. — Ради Бога, что случилось с этим ребенком? Ей не надо было идти — ее никто не заставлял. Ты и другие остались здесь — она должна была понять, что это не прогулка по Гайд-Парку! — Филиппа застыла в своем укрытии, не в силах пошевелиться. — О Боже, я бы свернул ее тощую шею! Я думал… я боялся… Бог ты мой, представь себе, что бы я сказал леди Фи, вернувшись обратно? Что ее любимица осталась лежать в ущелье?

— Хьюго, заткнись, слышишь? Она здесь, цела и невредима. Не трогай ее пока. Пусть поспит. И, пожалуйста, успокойся! Пойдем — выпей немного.

Голоса стихли.

Филиппа села, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лбом, чтобы спрятаться от ослепительно яркого солнца. Она долго сидела так с несчастным видом. Все ее мечты, которые она лелеяла последние несколько дней, рассыпались в прах. Проклятый ребенок. Слабоумное дитя. Нежеланное, безответственное протеже леди Фи — за все свои семнадцать лет она еще никогда не испытывала подобного унижения. Ей пришлось приложить огромное усилие воли и в конце концов подняться, стряхнуть пыль с джемпера и брюк и выбраться из своего укрытия. Она должна найти в себе силы посмотреть в глаза тем, кто вернулся из-за нее раньше времени.

Хьюго уже немного успокоился.

— Куда ты, к черту, подевалась?

Сознавая, что ее исподтишка разглядывают, Филиппа подняла голову.

— Мне очень жаль. Я пыталась позвать тебя. Я… не могла. Прошу прощения, если я причинила вам беспокойство.

Угрюмое выражение на его лице ничуть не смягчилось.

— Беспокойство? Да у меня чуть сердце не разорвалось.

— Оставь, Хьюго, ну, — кто-то сказал спокойно. — Все хорошо, что хорошо кончается. — Иди сюда, Флип, помоги нам. Надо разобрать корзины с едой.

Той ночью, оказавшись наконец в постели, Филиппа сказала себе, что этот день был самым несчастным в ее жизни. Ничто не могло избавить ее от страданий, а Хьюго даже не пытался сделать это. Они почти не обращали внимания друг на друга весь оставшийся день. Придя в себя после первого прилива угрызений совести, Филиппа не могла забыть слова, которые невольно подслушала, а также их скрытый смысл. Она явно была помехой. Ребенок, которого надо развлекать. Хуже того, безответственный ребенок, обуза. «Проклятый ребенок». Она покажет мистеру Хьюго Феллафилду, кто она такая! Она покажет ему, что ей наплевать на его мнение. Он ей не нужен. Брайан Стюарт был сегодня чрезвычайно любезен с ней — сидел рядом во время пикника, занял ей место рядом с собой в грузовике, когда они возвращались домой, поедая консервированные бананы и распевая песни, чтобы скоротать время. Она не нуждается в Хьюго Феллафилде. О, нет.

Она решительно прижала кулаки к глазам, вытирая слезы, беспокойно повернулась в постели и спрятала голову под подушкой, желая поскорее забыться.

Глава тринадцатая

В течение двух последующих дней Филиппа почти не встречалась с Хьюго, кроме как за столом. И была очень рада этому обстоятельству. Большую часть следующего дня она провела в своей комнате, непритворно жалуясь на головную боль. Хьюго, насколько она знала, не упоминал об этом инциденте ни ей, ни кому-либо другому. По крайней мере за это она была ему благодарна. Она лежала в затемненной комнате, вслушиваясь в звуки обычного, счастливого дня, и безуспешно пыталась не задумываться над своим унижением и страданиями. В этот вечер за обедом она узнала, что днем заходила Сэнди Боуэн, чтобы условиться о теннисном турнире, который был запланирован на следующую неделю.