В плену у орбиты - Мартин Кейдин

Джексон было заговорил, но Блэт поднял руку.

— Не перебивайте меня, сэр. Это очень важно для выяснения наших позиций в этом диалоге…

«Не-ет, теперь верх мой, я тебя добью!»

— …вы отдаете себе отчет, что из-за этого самого «Атласа» провалилась вся операция? Понимаете ли вы, мистер Джексон, что мы послали человека в космос, непростительно рискуя его жизнью? Чем мы можем оправдать посылку в космос такого прекрасного, такого выдающегося человека, как Ричард Пруэтт, без достаточного количества кислорода? «Атлас» отказал, мистер Джексон, и наш космонавт не вернется, потому что он обречен из-за глупости официальных лиц и бездарности инженеров — обречен на гибель.

Он снизил тон и снова перешел на сладкие, доверительные интонации, словно выдавая страшный секрет.

— Почему «Атлас» не вывел космонавта Пруэтта на более низкую орбиту? Почему мы не смогли заставить ракету сделать это? Почему мы не предусмотрели возможности самостоятельного возвращения капсулы, без этих самых тормозных ракет, после четырех — пяти суток пребывания в космосе? «Атлас» на это оказался неспособен! — заорал он. — Мы не можем сколько-нибудь точно управлять этой глупой машиной. И именно поэтому космонавт Пруэтт обречен! Этот великолепный «Атлас», о котором вы говорите, — тут в голосе Блэта зазвучало презрение, — настолько превосходен, что закинул нашего космонавта на слишком высокую орбиту. И вот мы все являемся свидетелями этой ужасной трагедии, свидетелями страшных мук человека, обреченного на медленную смерть из-за глупости и некомпетентности наших руководителей…

Он замолчал и тяжело опустился в кресло, медленно покачивая головой.

— Конгрессмен Блэт, запуск осуществлен самым блестящим образом. «Атлас» доставил космический корабль «Меркурий-7» точно на запланированную орбиту и…

На физиономии Блэта появилась ледяная улыбка.

— Да, да, именно так. Позвольте мне выразиться вашими же словами, мистер Джексон. Вашими же словами. Вы сказали «точно на запланированную орбиту», верно? Да, да. И вы не находите странным, сэр, что именно эта запланированная орбита привела к тому, что запас кислорода у космонавта кончается до его возвращения на Землю? Это, мистер Джексон, преступная халатность или глупость, и я убежден, что здесь имеет место и то, и другое. Мы преднамеренно, подчеркиваю — преднамеренно — подвергли Пруэтта опасности… И сейчас мы горько сожалеем об этом, хотя, смею сказать, никто из нас не переживает эту трагедию так остро, как его бедные родители.

— Конгрессмен, не слишком ли вы торопитесь? В конце концов, там на орбите находится советский космический корабль… Как вы знаете, русские сейчас пытаются спасти нашего Пруэтта…

Если бы змея умела улыбаться, то улыбку Блэта можно было бы назвать змеиной.

— Продолжайте.

— Вы слушали известия вместе с нами, конгрессмен. «Восток» сейчас приближается к нашей капсуле, и кроме того, на помощь майору Пруэтту запускается «Джемини», который…

— Не отвлекайтесь, — резко перебил его Блэт и добавил уже мягче: — Поговорим об этом русском, которого вы упомянули.

— Видите ли…

— Не трудитесь, мистер Джексон. Я внесу полную ясность. Я весьма признателен вам за то, что вы затронули этот вопрос; и не только я, но и все те славные люди, которые нас сейчас слушают. О да, этот вопрос мы должны разобрать по косточкам, мы должны раскрыть предательство, которое здесь таится.

Он выпаливал фразу за фразой, не давая своему собеседнику вставить ни слова.

— Разве не странно, — обращался он к объективу, совершенно игнорируя комментатора, — что нас поставили в такое положение, при котором мы вынуждены просить Советский Союз о спасении жизни американца? Вы не находите зловещим — да, зловещим! — что весь мир видит, как Соединенные Штаты Америки, великая и могучая страна, совершенно неспособны спасти одного из своих граждан? Разве мы не унижены тем, что вынуждены лгать своему народу и народам всего мира из-за собственной слабости и неудач?

Его лапища снова с треском ударила по столу — теперь он делал, что хотел, и голос его гремел мощно и уверенно.

— Я говорю всем вам, что в нашем правительстве есть люди, которые продали нас — всех нас, и вас, и меня, и других, — люди, которые стали на путь измены. Мы стали посмешищем в глазах всего мира, который видит, как Советский Союз доказывает, что может спасти жизнь нашего космонавта, в то время как мы способны только публиковать коммюнике и заниматься бессмысленной болтовней! Когда это началось? Кто нас предал? Я прошу всех вас ответить на этот грозный вопрос…

Он повернулся к журналисту, голос его стал резким и скрипучим.

— Я скажу, мистер Джексон, вам и всем добрым американцам, что я намерен сделать. Я намерен потребовать, чтобы Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности начала немедленное расследование, немедленное, говорю я вам… всего этого грязного дела. Потому что налицо полный провал, роковая слабость, и только этим можно объяснить, почему сейчас родители молодого Пруэтта ждут, бессильно терзаясь, когда истекут последние медлительные часы…

— …выполняю. Я включу резервные часы по вашему сигналу в момент взлета «Джемини».

— Седьмой, я — Мыс. О'кей, Дик. Повтори режим управления на время взлета «Джемини».

— Мыс, я — Седьмой, я сориентирую капсулу тыльной частью в сторону движения и круто наклоню ее, чтобы попробовать увидеть ракету. Как идет отсчет?

— Все на мази, Седьмой. Осталось чуть побольше трех минут до старта.

— Понял. Спенс. Мой русский друг плывет позади; похоже, он довольно близко. Как там по радару?

— Седьмой, я Мыс. Радар показывает, что между вами шестьдесят метров. Но он движется слишком быстро, да и угол между вашими траекториями слишком велик, чтобы начать сейчас сближение. Годдард считает, что ему придется подождать, пока вы пройдете Бермудские острова — там он сможет поравняться с тобой.

— Да, отсюда на глазок тоже так кажется…

— Ясно, Седьмой. Осталось две минуты до старта «Джемини». Все идет как по маслу. Без запинок. Тут все за тебя «болеют», дружище.

— Приятно слышать, Мыс. Я…

— «Меркурий-7», Дик — это я, Джордж Кейт.

— Привет, дядя Джордж!

— Дик, осталась минута или около этого. Теперь слушай меня внимательно. Независимо от того, как получится с Дагерти, понял — независимо, я не хочу, чтобы ты сделал какую-нибудь ошибку и упустил верный случай. Если твой русский друг подойдет вплотную и постучится к тебе, — даже если у Дагерти все будет в порядке, даже если он будет сближаться с тобой и пересадка к нему покажется тебе верным делом — я хочу, чтобы ты отправился с русским. Ясно?