Отель «Белый носорог» - Бартл Булл

— Идемте выпьем, дорогая, — Пенфолд взял Гвенн под руку и повел к огню. — Мы привезли жареное мясо канны и ящик кларета. Нужно как следует подкрепиться, чтобы завтра взяться за работу.

— Спасибо. Откуда вы знаете службу?

— Лучше бы не знал. Немцы научили.

Гвенн высвободила руку и отошла в сторонку. Друзья медленно, стараясь не мешать, потянулись к дому. Она задрожала всем телом и разрыдалась.

— Сейчас же развяжи меня, или я скормлю твою вонючую бабушку гиенам, как сделал бы твой зловредный отец до прихода англичан!

Ползая на четвереньках вокруг медного стола, Кина проверила, крепко ли затянуты ремни из необработанной кожи, которыми она привязала Оливио к столу, и удовлетворенно захихикала. Она даже подложила ему под голую спину большую плоскую подушку — чтобы не озяб и не поцарапался о шершавую крышку стола. Каждая из четырех конечностей карлика была привязана к ножке. Макушка выходила за край стола.

— Сделай как я сказал, мой дикий цветочек, да поскорее, и твой возлюбленный даст тебе сладкую конфетку!

Девчонка уползла в спальню и затихла. Получив, таким образом, время на размышление, Оливио начал сочинять в уме текст послания доктору Гонсало Баррето, если тот возьмется защищать его интересы. За небольшую мзду Раджи да Суза вытянул фамилию этого видного юриста из начальника канцелярии Гоанского института в Найроби — также весьма осведомленного и делового чиновника, державшего в руках многие ниточки управления португальской империей — можно сказать, он оплел ее паутиной, словно жирный паук.

Но где гарантия, что этот заморский адвокат сделает все от него зависящее? Ответ может быть только один. Миром правит железный закон личной выгоды!

Кина принесла горшок меду и порошок карри на блюдце. Она опустилась на колени возле выступавшей за край стола головы Оливио. Глубоко посаженные глаза карлика уперлись в круглые возвышенности ее грудей. Где еще найдутся такие сосочки?

Кина обмакнула большой палец в мед и поднесла к губам своего повелителя.

— Я купил его для тебя, моя прелесть, — пробурчал карлик сквозь зубы. — Ты знаешь, я его терпеть не могу.

Он крепко сжал губы. В глазах Кины заплясали задорные огоньки. Она ущипнула его за нос, зажав волосатые ноздри. Оливио задохнулся и открыл рот. Кина тотчас сунула туда свой, густо намазанный медом, палец. Но это было еще не все. Она насыпала ему на язык обжигающий, словно перец, порошок карри. Оливио почувствовал во рту густую, омерзительную замазку.

Стоя на коленях, Кина повернулась к нему задом и, задрав кожаную юбочку и раздвинув ноги, зажала его голову у себя между бедрами. Его липкий рот оказался прижатым к ее ненасытной вагине.

Он вдохнул опьяняющий запах женщины и вновь погрузился в размышления. Итак, лиссабонский адвокат. Близок к церкви. Наверняка продажен и изобретателен. Какова может быть его цена?

Мысли о португальском деле отвлекли его внимание, и Оливио опередил события. Девчонка заерзала, застонала и еще крепче сдавила мускулистыми бедрами его уши. Оливио было не привыкать к тесноте, но сейчас ему стало нечем дышать. Он вонзил зубы во влажную, мягкую плоть. Вкус женщины смешался с омерзительным вкусом меда и специй. Кина взвизгнула и обернулась; глаза до того расширились, что показалось — у нее нет век. Она больно хлестнула Оливио сначала по одной, а затем по другой щеке. Он застонал. Кина вновь водрузила ему на голову свой роскошный зад и удовлетворенно замурлыкала: на этот раз Оливио принялся ублажать ее всерьез, со знанием дела.

Вот что он сделает! Отдаст четвертую часть всего, что для него выторгует адвокат, ему самому, а еще четверть — матери-церкви. Нет — лучше по одной пятой. Если уж это не гарантирует преданность до гробовой доски, то и ничто не гарантирует. Прилежно работая языком, Оливио думал: как гордился бы дедушка! Блаженной памяти архиепископ Гоанский не терпел алчности — в ком-то другом.

Если этот дьявол, Васко Фонсека, ищет неприятностей на свою голову, пусть судится со святыми отцами — те пожирали и не таких гадов, как он!

Сладкий нектар из жарких недр Кины оросил его истерзанные щеки.

Со сладострастным стоном Кина всей тяжестью навалилась на его голову, и карлик почувствовал, как острый край медной крышки стола врезается ему в затылок. Он снова укусил ее. Может, отдать дворец в Эсториле под приют для престарелых кардиналов? Нет подлости, которую они не совершили бы ради такого подарка!

Девчонка с воплем обрушилась на него. Стол опрокинулся. Карлик грохнулся на пол лицом, но при этом основательно лягнул Кину ниже спины.

Глава 24

Вот уже целую неделю на этом месте, на большой муравьиной куче, появлялся воин-самбуру — моран — с великолепной осанкой и при оружии. Солнечные лучи отражались от металлического воротника, похожего на ошейник.

— Опять он стоит, — с тревогой заметила Гвенн.

«Слава Богу, — подумал Энтон, — что я задержался на ферме».

Из его отношений с Гвенн ушла скованность. Работая, обходя участок или сидя рядом у костра, они рассказали друг другу все о своей жизни в Англии. О шахтерском поселке и цыганском таборе, завалах и лошадиных ярмарках, лесах и горах. Энтон сам удивлялся своей откровенности. Как-то вечером Гвенн, заложив руки за спину и стесняясь, точно школьница, спела ему старинные уэльские гимны.

Интересно, спрашивал себя Энтон, могла бы Гвенн вести себя как Анунциата?

Без малого три месяца он и Кариоки разрывались между работой на ферме и охотой, открывая для себя неизведанные земли. Но как бы далеко ни уводило сафари — на запад, вдоль берега реки Эвасо-Нарок, или на север, где в дремучих лесах водилась антилопа куду, — им все казалось мало. Каждый заход солнца манил Энтона дальше на запад, в овеянный легендами край слонов — Карамоджо Белл — или к истокам Альберт-Нила. Северный ветер приносил с собой дыхание сухого буша, навевая грезы о Судане и Абиссинии.

Тем не менее, возвращаясь на ферму «Керн», юноши выкладывались так, как сами от себя не ожидали. Энтон с ужасом думал о предстоящих пахоте и севе. Зато они ничего не имели против расчистки участка, ремонта инвентаря, отстрела диких зверей ради мяса и ухода за домашней скотиной. Порывшись в памяти, Энтон вспомнил старинные цыганские рецепты — как лечить и обращаться с мулами. Если они натирали шею и в конце дня едва волочили ноги, он отводил их к реке и долго купал в ее водах. Прикладывал к ранам целебную мазь, а при вздутии живота очищал желудки.

По вечерам Кариоки ужинал с женщинами-кикуйю, а Энтон сидел вместе с Гвенн у костра между бунгало и его палаткой. После ужина он описывал свои приключения. Благодарная за помощь, Гвенн делила его интересы и, прежде чем выложить свои проблемы, неизменно спрашивала юношей об их подвигах и добыче.