Литературный призрак - Дэвид Митчелл

— Мо! — окликает отец Уолли.

На своем мотоцикле он возвышается над прилавками с устрицами. Бернадетта Шихай расставляет там корзины с омарами, на ней мини-юбка и болотные сапоги. Отец Уолли машет мне, широко улыбается.

— Мо! Ты вовремя! Привезла нам погоду! А то с утра лило, как из ведра.

— Отец Уолли! Отлично выглядите, само здоровье!

Как здорово все-таки говорить на гэльском!

— После восьмидесяти перестаешь стареть. Это теряет всякий смысл. А что с твоим глазом, девочка?

— Врезалась в такси. В Лондоне.

— И как съездила?

— Наверное, такси можно было поймать и более простым способом! Даже в Англии.

Мы смеемся. Я смотрю в его голубые глаза, которым восемьдесят четыре года. Какой удивительный человеческий орган — глаза! Глаза отца Уолли, сколько они повидали на своем веку…

Приступ паники. Сигнал тревоги.

А что, если Техасец прибыл на остров? И подкупил местных жителей. Денег у него больше, чем у семнадцати графств, вместе взятых!

Успокойся, Мо! Отец Уолли крестил твою мать. За столом в его гостиной они с Джоном столько лет разыгрывают шахматные баталии, которые свидетельствуют об их нерушимой дружбе. Если ты начинаешь подозревать жителей Клир-Айленда — значит, Техасец уже победил.

— А съездила вообще-то не очень, честно скажу вам, отец Уолли. Привет, Бернадетта!

Местная королева красоты подходит поближе.

— Здравствуй, Мо! Издалека?

— Да, даже дальше.

— Жаль, что опоздала на большую летнюю ярмарку. Столько народу понаехало — из Баллидехоба, из Скалла, даже из Балтимора приезжали. А один орнитолог из Норвегии по имени Ханс влюбился в меня. Пишет мне каждую неделю.

— Он прислал всего два письма, — успевает уточнить вылезшая из-за дырявой бельевой корзины маленькая сестра Бернадетты, прежде чем ее, несмотря на визг, препровождают обратно под прилавок.

— О! Знатная была ярмарка! — говорит отец Уолли. — А уж погода выдалась просто чудо, особенно для фастнетской гонки[72]. Правда, пришлось вызывать спасательный катер из Балтимора. Катамаран перевернулся. Может, будешь здесь к гонкам на следующий год?

— Надеюсь. Очень надеюсь.

— А Лайам приедет на выходные, Мо? — спрашивает Бернадетта.

Бернадетта слишком безыскусна, чтобы убедительно разыграть равнодушие. Она наматывает прядку волос на свой пальчик и не поднимает глаз.

— Лучше бы не приезжал. Неразумно прерывать занятия посреди осеннего семестра.

Отец Уолли как-то странно смотрит на меня. Или мой ответ прозвучал странно?

— Ну, довольно, не будем задерживать тебя, Мо. Ступай домой, твой муж заждался.

— А он дома?

— Час назад был дома, когда я заходил вызволить свою королевскую ладью из его двойного охвата.

— Побежала. До свидания, отец Уолли, до свидания, Бернадетта!

— Наука — как азартная игра, — частенько говаривал доктор Хаммер, мой университетский преподаватель. — На кону — тайны природы. Ошибки сбивают нас с толку, как шулеры. А мы, ученые, — в роли наивных простаков.

Великий датчанин Нильс Бор, гений квантовой физики, любил говорить: «Неверно полагать, что задача физики — объяснение того, как устроена природа[73]. Физика занимается только описанием того, как она устроена».

Оболганная, несложившаяся история моей родины — это результат изучения не подлинных событий, а сочинений других историков. Историки преследуют свои собственные цели, как и физики.

Воспоминания — потомки настоящего, которые рядятся в костюмы предков.

Кабинет Хайнца Формаджо сквозь стеклянный потолок заливало солнце. Вид из окна напоминал оперную декорацию. Горы, окаймляющие Женевское озеро, были задрапированы лиловым и серебристым. На берегу озера, возле какого-то нелепого сооружения с медным флюгером на крыше садовник-гном подстригал газон из зеленого сукна. Меркурий в крылатом шлеме рвался покинуть свой мраморный пьедестал.

Хайнц представил мне Техасца: «Это мистер Штольц». Тень его шляпы накрыла половину дивана. Он снял темные очки и изучающе рассматривал меня прищуренными глазами.

— Уйти из проекта сейчас — значит оставить его в критический момент, — убеждал меня Хайнц. — Вы — ключевая фигура в нашей главной команде, Мо. Это же не подработка по субботам, которую можно бросить в любой момент, потому что муха укусила.

— Я имею право на увольнение. Вчера я подала заявление. Прочтите мое письмо еще раз.

Хайнц — само добродушие:

— Мо! Я понимаю, что человек выдающегося ума подвержен метаниям и сомнениям. Такова его особенность. И меня порой одолевали сомнения. Я уверен, что и господина Штольца.

Хайнц оглянулся на Техасца, но тот, не разжимая губ, молча смотрел на меня.

— Сомнения пройдут, Мо, поверьте. Я вас умоляю подождать месяц-другой и не принимать радикального решения.

— Я уже приняла его, Хайнц.

Хайнц — изумление:

— Но куда вы поедете, Мо? А как же Лайам, мы ведь платим ему стипендию! Есть тысяча причин тщательно взвесить все за и против.

— Все взвешено. Мой сын сможет продолжить образование и без ваших денег.

Хайнц — шантажист-моралист:

— Вас переманивают, Мо, не так ли? Мы все получаем интересные предложения, когда работа близится к завершению. Почему вы позволяете себе поступать так эгоистично? К кому вы уходите?

— Я собираюсь выращивать репу в графстве Корк.

— Шутками не отделаетесь. «Лайтбокс» имеет право знать. Оборудование Европейского совета по ядерным исследованиям в апреле поступает в наше полное распоряжение. Данные из лаборатории в Сарагосе будут готовы через неделю. Перед исследованиями по квантовому распознаванию открываются новые перспективы. Почему же вы решили уволиться?

— Все объяснения в письме, — со вздохом ответила я.

— Неужели вы всерьез думали, что «Лайтбокс» занимается квантовым распознаванием забавы ради?

— Нет, не думала. Но я полагала, что «Лайтбокс» занимается квантовым распознаванием по заказу космического агентства. Так нам было сказано. И вдруг начинается война, и я узнаю: мой скромный вклад в общечеловеческую копилку знаний используется для того, чтобы убивать ракетами «воздух-земля» ту часть человечества, у которой недостаточно белая кожа.

— К чему этот мелодраматический пафос! Граница между мирными и военными приложениями аэрокосмических технологий очень условна. Посмотрите правде в лицо, Мо. Так уж устроен мир.

— Если кого-то провели на мякине и он жрал эту мякину четыре года, а потом разобрался, что к чему, он отказывается жрать дальше. Посмотрите правде в лицо, Хайнц. Так уж устроен мир.

Техасец шевельнулся, и диван скрипнул под его тяжестью.

— Мистер Формаджо! Мне ясно, что доктор Мантервари любит точность. — Он вальяжно растягивал слова, как человек, которого никогда не прерывают. — Я тоже уважаю точность. Как большой друг квантового распознавания, или, фамильярно выражаясь, «Краспа», я хотел бы нарисовать перед ней более точную картину. Вы позволите нам с леди потолковать с глазу на глаз?

Риторический вопрос.

Худое лицо в окне лавки Старика О'Фарелла при моем приближении исчезает в сумраке комнаты. У лавки нет официальных часов работы, как нет и официального перерыва, но жена Старика ни за что не выйдет, если нет дома самого Старика О'Фарелла или Старины О'Фарелла, их сына. Даже когда я была маленькая, она подозрительно относилась к большей части населения Британии и прочих земель тоже: сомнителен был уже сам факт существования прочих земель. В существование Балтимора она еще могла поверить. Но за Балтимором начинались земли столь же призрачные, как радиоволны.

Так что в отсутствие Старика О'Фарелла и Старины О'Фарелла покупателю полагается, зайдя в магазин, обслужить себя самому и оставить деньги в коробке из-под обуви. У забора, огораживающего луг О'Дрисколла, останавливаюсь перевести дух. Готова поклясться, что с каждым моим приездом подъем становится круче и круче. Внизу у подножия холма две старухи в черных плащах, как две вороны, вышагивают туда-сюда вдоль берега, по той полоске, где трава уже не растет. Они одновременно поднимают головы и машут мне. Мойа и Ройшин Турнакеди! Я помахала в ответ. Когда-то мы считали их ведьмами, которые вызывают ураганы. У них на чердаке жили совы, да и теперь, наверное, живут.

Приехать на остров — поступок неразумный и опасный. Скоро они появятся здесь. Это просто чудо, что мне до сих пор удавалось уйти от них. Да еще спасибо замечательной изолированности компьютерной системы «Эр Лингус».

Приехать опасно, а не приехать невозможно.

Солнце пригревает, камень покрыт толстым слоем мха, папоротники слегка покачиваются.

На острове только три мотоцикла, поэтому островитяне узнают каждый по звуку двигателя. Подкатил Ред Килдар на мотоцикле с коляской и задрал защитные очки на макушку.