Отвергнутая королева (СИ) - Вольная Мира

Хорошее заклинание. Но абсолютно бесполезное, когда имеешь дело с теневыми, севшими на хвост.

Забавно.

Несколько десятков лет прошло после того, как теневые вернулись в Мирот, но о нас все еще удобнее не помнить и не знать. Правда, в подобных ситуациях это скорее на руку.

Еще через несколько шагов, через несколько вдохов, скрывшись в тени тесного тупика, волки остановились, о чем-то тихо переговариваясь, хотя до этого шли в полном молчании. Стоявший спиной к улице, загораживающий остальных продолжал бросать настороженные взгляды через плечо, принюхивался и прислушивался, немного склонив голову, рука явно сжимала какое-то оружие под складками пропыленного верхнего халата.

Я не слышал, о чем говорили караванщики, опасался подходить ближе, опасался выдать себя, Март действовал примерно из тех же соображений: застыл темным псом за углом одного из домов, его Ночная сидела птицей на потухшем фонаре.

Мне не нравилось происходящее, пусть оборотни и говорили недолго. Но с каждым вдохом, с каждым мигом, я напрягался все больше и больше, а здоровяк из троицы оборачивался все чаще и чаще, будто ощущал мое напряжение.

Несколько лучей прошло в напряженном ожидании: я слышал неясный шепот мужских голосов, шуршание песка, чувствовал запах помоев из тупика, запах постиранного белья, видел, как ползают какие-то мелкие насекомые по стене дома, возле которой я стоял. Но не слышал ни слова из разговора.

Я ждал.

Судя по тому, как перебирала лапами птица-тень Марта, дознавателю происходящее тоже не нравилось. Что-то почувствовали? Заметили нас?

Потянуло по ногам чужой силой, а еще через несколько вдохов троица вернулась на мостовую, двое из них закрывали пространственные мешки. Старый друг понял все без слов, мне не надо было даже направлять к нему тень. Март спустился вниз, прицепил свою Основную к мужику слева, а сам приклеился к тому, что шел немного впереди. Герон достался мне.

На следующей развилке оборотни молча разделились. Эйлон вдруг повернул назад и перекинулся.

В звериной шкуре он выглядел еще хуже, чем в человеческом облике: все то, что скрывала раньше одежда, теперь было безжалостно выставлено напоказ. Грязь, проплешины и всклоченная шерсть, следы чьих-то когтей на грузном, но жилистом теле и будто выбритой морде. Что-то промелькнуло в моей башке, какое-то смутное, неясное подозрение, как забытое воспоминание, но поймать его не удалось.

Я отбросил все мысли и отправился следом за Эйлоном, уверенный, что оставшихся двоих Март не упустит.

Я не знаю, что нас выдало: возможно, слишком плотная тень дознавателя на одном из домов, возможно, отсвет магических огней на моей шкуре, возможно, изменившийся ветер, а возможно, просто сыграла природная осторожность караванщиков. Но факт оставался фактом: волки разделились. И сразу после этого Эйлон как будто почувствовал себя свободнее, шагал быстрее и увереннее, почти не оглядывался.

Герон двигался теперь, похоже, к главным воротам города, похоже, собирался выйти из Сарраша именно через них. Я начал узнавать улицы, даже стал немного ориентироваться, но прятаться и таиться от волка не перестал. Я не хотел его спугнуть, мне нужно было, чтобы он поверил, что все его маневры, все заклинания сработали. Мне надо было, чтобы он привел меня к тому, кому собирался продать «птицу». Я не сомневался, что светляк, выпущенный Эйлоном – сигнал волкам в лагере. Скорее всего, караван уже к утру исчезнет из-под стен города, уйдет дальше в пустыню, скорее всего, на заранее выбранное место, и мне надо было, чтобы Эйлон или его шавки меня к этому месту привели.

Каравнщик пока с задачей справлялся неплохо.

Еще через двадцать лучей волк, как я и думал, проскользнул в главные ворота города, уводя за собой в пустыню и меня. Он продолжал красться и таиться еще какое-то время, пока стена за нашими спинами почти полностью не пропала из вида, а потом перешел на бег. Волк бежал вроде бы прямо, но где-то через лучей двадцать стало понятно, что караванщик старается держаться восточнее, он будто что-то искал то ли в дюнах, то ли где-то на горизонте, почти не поворачивал морду. А я все еще скрывался за дюнами, все еще не спешил расслабляться, продолжая скорее следить, чем действительно преследовать пустынника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Остановился волк только через оборот, перекинулся и тут же завертел башкой, оглядывая окрестности. Но мне хватило того времени, которое волк потратил на оборот, чтобы отправить к нему Ночную.  Герон всматривался в дюны и барханы несколько лучей прежде, чем открыть пространственный мешок. Оборотень достал одежду, швыряя вещи прямо в песок, и шарик со сжатым порталом. Стеклянная сфера тускло поблескивала в его руке, заставляя меня улыбаться.

Караванщик явно расслабился.

Оделся неспешно и неторопливо, будто в его распоряжении все время мира, разгладил складки верхнего халата, даже сделал несколько глотков из фляги. И, пока он натягивал штаны, пока надевал рубашку, Ночная прицепила и к фляге, и к одежде несколько жучков на случай, если портал не получится отследить или если Эйлон все же пока не собирался возвращаться в лагерь.

Я расслабился только, когда за мужиком закрылась воронка, подошел к тому месту, на котором еще несколько мгновений назад стоял волк, и всмотрелся в разбитые осколки, оставшиеся от портала. Основная сняла с него остатки плетения и вернулась ко мне. А я наконец-то смог нормально оглядеться и рассмотреть место, в которое привел меня оборотень, потому что что-то не давало мне покоя, потому что еще около тридцати лучей назад тени начали странно себя вести и рваться со своих поводков, тянули куда-то еще восточнее.

Но пустыня здесь была спокойна и почти бездвижна, ничего необычного, ничего странного, ничего того, что могло бы привлечь внимание или как-то бы выделяло этот уголок среди тысячи таких же, если не принимать во внимание шорохи и звуки, которые издавали ночные хищники, шныряющие над и под поверхностью песка.

Правда, ощущение это пропало, стоило уловить резкий запах, когда ветер в очередной раз немного изменился. Пахло… нежитью. Сильно, сладко. И было что-то еще, какое-то странное предчувствие, заставившее меня все-таки уйти в сторону, пойти на поводу у собственных теней.

И чем быстрее я бежал, тем сильнее становилось неясное беспокойство, тем отчетливее и навязчивее запах. Я начал различать звуки: крики, рев, скулеж, грохот камней, чувствовал чужую магию, чужих теней. И мои рвались с такой невероятной силой, будто были не посреди пустыни, а в топях, будто и здесь, как и в Инивуре, было огромное гнездо, гнилая червоточина.

Что за…

Я застыл, замер, когда поднялся на очередной бархан, будто напоролся на стену, не веря своим глазам, отказываясь верить в то, что видел.

Внизу, буквально в нескольких прыжках от меня, немного боком, стояла Катарин Равен и забирала назад свои тени, а вокруг нее валялись ошметки и куски гнилой плоти. Тянулась справа глубокая каменная пропасть. А сзади, еще правее, тоже в нескольких прыжках, пряталась за низкой, кривой скалой крокотта, явно готовясь напасть. Капала на песок вязкая слюна, блестели в свете звезд и месяца когти. Тварь была к Катарин ближе меня. Следующий удар сердца отдался в ушах звоном, низким гулом.

Выдеру…

Я сорвался с места прежде, чем успел все обдумать прежде, чем понял, что делаю…

Впрочем, как довольно часто происходило в последнее время, стоило мне оказаться рядом с Рин.

…отпустил Ночную.

Сердце долбило в виски и голову, зашкаливал собственный пульс, мышцы налились кислотой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не успею. Я не успею.

Крокотта взвилась в воздух, стоило Катарин полностью отвернуться и сделать несколько шагов от ущелья, стоило ее теням полностью вернуться к девушке. Тварь не издала ни звука, только пасть открыла, готовясь вцепиться в горло.

Не успею.

Я слился с Основной и прыгнул следом, Ночная врезалась в бок нежити, вонзая в него когти почти в тот же момент, когда я увел из-под удара Равен, свалив ее на землю.