Время пепла - Дэниел Абрахам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она добралась до своей комнаты у пекарни, сорвала промокшую одежду и заползла под одеяло. Тело стало тяжелым, опухшим, как у утопленницы. Сон налетел таким внезапным и кромешным рывком, что подумалось – не смерть ли пришла? Но после она проснулась – стало быть, нет.
Она напялила свой второй комплект одежды, а мокрую повесила сушиться. Ныло все тело. Дождь еще капал, теперь тоненькой, стылой моросью. Без мокрого снега, но ненамного приятнее. До карантина на Камнерядье прогулка неблизкая. Легче было бы не идти. Ненастные облака и мерзкая погода – хорошее оправдание. Но тут она представила, как Саффа ждет и гадает, не поймали ли Сэммиш. С ее везеньем смуглая женщина поддастся нарастающим опасениям и из осторожности исчезнет опять, тогда Сэммиш придется выслеживать ее только ради дурного известия. Лучше завершить все сейчас.
У нее был запрятан ломтик вяленой свинины, и Сэммиш жевала его на ходу, сперва прогрызая, как собака палку, затем высасывая соль и старое сало. Опасно так жить, как она. Если не сумеет раздобыть денег, Сэммиш вылетит на улицу еще до начала лета, а приключения с Саффой и Алис, мертвым князем и живым наследником непохоже, чтоб обеспечивали насущной пищей. Она умрет, а окружающий ее город сомкнется, как вода, когда из нее вытащишь палец. Сэммиш не оставит по себе никакого зазора.
Образы-воспоминания Алис проплывали на ходу сквозь ее усталое, замерзшее, помутненное голодом сознание. От них веяло грустью. Один возчик подвез ее на телеге от Притечного моста до половины Коптильни и помахал рукой, когда она соскочила. Маленькие проявления доброты в этом городе было легко позабыть, но они тоже были не менее реальны, чем, скажем, река, хоть и бессильны прорвать тьму и гниль. Пока Сэммиш торила путь на запад, а затем на север, тучи над головой разверзлись, и невероятное, теплое солнышко осияло Дворцовый Холм, чисто вымытый после дождя. То есть настолько чисто, насколько в принципе это возможно.
Почти в том же часу, как покинула зачумленное убежище Саффы, только день спустя, Сэммиш туда же вернулась. После полного круга по Китамару ноги тряслись от усталости, ступни отваливались, а в голове прояснилось до жути. Теперь, зная, где искать чужеземку, было нетрудно тишком проскользнуть под канатами. Карантинные улицы были безлюдны и тихи. Несколько новых мешков валялось на земле, куда жрецы приносили и скидывали местным воду и храмовую крупу, принимая посильное участие в их судьбе. Она подумала про Оррела, истекающего предсмертным потом в замкнутой палате на южной окраине, и задалась вопросом, не следует ли и ей поберечься хвори, которую Саффа таскает наготове, словно меч.
Женщина с Медного Берега ждала, сидя на крыльце. Темные глаза просияли радостью и надеждой, когда увидели Сэммиш. А затем, прочитав написанное на ее лице, померкли. Сэммиш присела прямо на улице, приткнув спину к стене. Некоторое время единственный звук издавала лишь талая вода, струясь там, где лед уступал лучам солнца. Сэммиш все смекала, как ей лучше начать – «Мы опоздали», или «Я пробралась туда, но принесла недобрую весть», или «Как же мне жаль», – и никак не могла подобрать правильных слов. В общем, молчание нарушила Саффа.
– Он был добрым мальчиком. Из него бы вышел хороший человек.
– Мне жаль, – произнесла Сэммиш, и то, как женщина осела при этих словах, говорило, что, несмотря на внешнюю покорность, надеялась она на другое.
– Рассказывай, – молвила Саффа, и Сэммиш послушалась.
Когда она дошла до момента, где ложный мальчик настойчиво выспрашивал, как найти его мать, и стало ясно, что тело не принадлежит больше Тиму, Саффа уронила голову на колени. И зашлась одышливыми, долгими всхлипами. Сэммиш обнаружила, что тоже сочувственно плачет, продолжая рассказ. Закончив, она взяла старшую женщину за руку, и Саффа не отстранилась. Какое-то время скорбь была всеподавляющей. Больше года эта сильная, исхудавшая мать искала своего сына. Сэммиш попыталась вообразить, сколь беспощадной была надежда, чтобы подвигнуть кого-то отправиться вот так, в одиночку, в чужие края. И Сэммиш стала свидетелем, как эта надежда гибнет.
– Мне так жаль, – сказала она едва ли не в сотый раз. Но на этот раз Саффа достаточно пришла в себя и ответила:
– Спасибо тебе. Хотя бы я буду знать. Хотя бы смогу прекратить поиск. Не такой я алкала милости, но получила что есть.
– Нельзя ли… я не знаю. Вернуть его обратно?
– Мой сын не то, чем был его отец. А если б и был, прибежище Осая рассекречено. Он не останется в нем. Тиму больше нет.
– Значит, это конец? Ты все сворачиваешь?
– Мне здесь больше нечего делать. Все, что я любила, ушло. Этот город для меня теперь смерть. Я поеду домой. Я… я не знаю, что буду делать.
– Или, – сказала Сэммиш.
Красные и слезящиеся глаза Саффы перехватили ее взгляд. Женщина убрала руку, и Сэммиш не препятствовала. Мысли, кувыркавшиеся за время длинного, холодного путешествия, облекались в слова. Наклонясь ближе и сплетя пальцы, Сэммиш продумывала каждое предложение прежде, чем высказать вслух:
– Услышь меня. Ты не первая, кто вступал в схватку с этой тварью. Тот, о котором ты говорила, отец Андомаки, сказал, что мальчик, может быть, не понадобится. Но потом он, однако, понадобился. У них что-то пошло не так. Ты не крала тот нож. Его украл кто-то другой. Я не знаю, кто эти люди и что заставило их предпринять такую попытку, но они на это пошли. В своей ненависти к этому существу ты не одна. – И через секунду добавила: – Мы не одни.
– Это не твоя драка.
– Ты знать не знаешь, какая у меня драка, – ответила Сэммиш резче, чем намеревалась. Она собралась извиниться, но остановила себя. – Слушай, что я говорю, – ему противостоят и другие.
– Так кто же они? Живы ли? Борются ли по-прежнему?
– Я не знаю, но… такой вот выходит расклад.
Саффа посмотрела на свои руки, медленно потерла ладони со звуком, напоминавшим шорох ветра в неплотно прикрытой ставне. Покачала
