Тусовщица - Анна Дэвид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже не знаю, что на меня подействовало больше — то ли его зрачки, напомнившие мне, каким я всегда воображала себе дьявола, то ли необходимость как можно скорее отсюда убраться, — но я открываю сумку, достаю свой коммуникатор, набираю номер и заказываю такси. Ведь во всех городах ездят такси?
— Амелия, — говорит Джереми. В этот момент оператор соединяет меня, с кем нужно. — Ты можешь переночевать в комнате для гостей. Я тебя не трону.
Но что-то в его тоне окончательно убеждает меня в том, что, в какой бы комнате я ни заночевала, он не оставит меня в покое. Не знаю, то ли наркотики спровоцировали эту паранойю, то ли у меня открылся дар ясновидения — это уже неважно.
— Какой у тебя адрес? — спрашиваю я, и он неохотно диктует. Я повторяю его для оператора и заканчиваю вызов, догадываясь, что это был самый умный поступок за последние несколько часов.
И тут Джереми охватывает волнение. А может, он просто разочарован, что у него раздербанили весь его запас экстези и выпили несколько бутылок дорогого вина, но спать с ним все равно никто не собирается.
— Слушай, как-то все это нехорошо, — говорит он, провожая меня на улицу, где я подбираю почти пустую пачку «Кэмел лайтс», оставленную на столике в патио.
— Брось, — отвечаю я холодным тоном. Теперь, когда я окончательно решила от него избавиться, мне даже смотреть на него противно. — Я сама принимаю решения. Тебе не о чем переживать.
Он дает мне одну из моих пластмассовых зажигалок.
— Знаешь, мне кажется, об этом не стоит никому рассказывать, — предлагает он, и я понимаю, что он боится, что в «Вэрайети» появится статья о том, как крутой кинопродюсер сбил с пути обозревательницу секс-рубрики, которая завязала с наркотиками. Я киваю, и в этот момент к дому подъезжает такси. — Пока, — говорит он, открывая мне дверь и целуя в щеку, будто мы провели с ним сказочно великолепный вечер. — Я тебе позвоню.
Я иду к выходу, понимая, что могу сейчас ненароком свалиться. Мне очень хочется сказать ему, чтобы он этого не делал, но у меня не хватает наглости. Когда же я подхожу к двери, то оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него в последний раз.
— Смени своего поставщика, — бросаю я, закрывая за собой дверь.
Глава 29
Когда около трех часов дня я прихожу в себя, то почему-то ощущаю странное спокойствие. Я сажусь в постели, сбросив на пол уснувшую кошку, которая еще несколько часов назад рьяно мяукала, но потом успокоилась и прикорнула у меня на плече. Я ясно вижу события прошлой ночи: встреча с Адамом, который меня отверг, и срыв. «Я все потеряла, — думаю я, потянувшись за сигаретой. — Но почему я не впадаю из-за этого в истерику?»
Решив не курить, я выбираюсь из постели и иду на кухню, где делаю себе тосты. У меня не так сильно кружится голова, как я опасалась, но желудок разгулялся не на шутку.
Насильно запихав в себя тост, я вспоминаю слова Томми о том, что срыв начинается еще задолго до того, как ты фактически прикасаешься к спиртному. Когда же начался мой? Когда Джастин признался, что снова стал употреблять? Когда я забралась в громадный бокал для шампанского? Когда притворилась, что выпила водки? Наверное, гадать бесполезно. И тут мне приходит мысль, что я не могу пить, не употребляя при этом наркотиков. С одной стороны, я испытываю огромное облегчение. В центре все только и говорили о том, что спиртное — это «врата» в наркотическую зависимость, потому что, как только ты выпил, они тут же открываются. Но поскольку я начинала употреблять спиртное уже после кокаина, раньше про себя я такого сказать не могла.
Пересматривая события прошлой ночи и с поразительной точностью вспомнив, что я в одиночку вылакала две бутылки вина, я задумываюсь над тем, что, может быть, в этом действительно что-то есть, и я все-таки алкоголичка. Когда рано утром я ехала в такси, то рассматривала возможность не рассказывать никому о своей эскападе с вином и экстези, решив, что буду и в дальнейшем посещать «Пледжс» и через шесть месяцев отпраздную год трезвости. Ведь ясно, что все так делают — напиваются, никому ничего не говорят и радуются, какие они молодцы, но, как правило, потом у них случается еще более серьезный срыв.
Если я выйду из дома, не приняв душ и не причесавшись, то успею на дневное собрание в «Пледжс». Наверное, я страшна, как сама смерть, но поскольку поездка в «Пледжс» поможет мне об этом забыть — хотя бы на время, — я подавляю свое тщеславие и делаю выбор в пользу необходимости. «Уже хоть какой-то прогресс», — думаю я, надевая под майку, в которой спала, лифчик и выходя за дверь.
— Меня зовут Амелия, и я алкоголичка, — говорю я, думая, что все головы сейчас повернутся в мою сторону — я ведь наконец-то сдалась и вместо «наркоманка» сказала «алкоголичка» — но все только мило улыбаются и здороваются в ответ.
— Я сорвалась этой ночью, — продолжаю я и тут же слышу шепот, который начинается всякий раз, когда здесь произносится это слово. Помнится, когда выпила Вера, я еще наклонилась к Джастину и сказала: «Это с самого начала можно было предвидеть». Поэтому думаю, что, кто бы что ни сказал, я этого вполне заслуживаю. Сердце бешено колотится в груди, что довольно странно, потому что чего я только ни рассказывала в этой комнате с момента своего появления в центре, и никогда при этом не нервничала. — Я не верила вам, когда вы утверждали, что алкоголик и наркоман — это одно и то же, — добавляю я, заметив, что двое сочувственно закивали. — Поэтому прошлой ночью, после того как меня бросил парень, который мне очень нравится, я решила выпить бокал вина с человеком, который мне безразличен. — Кое-кто засмеялся, и тем не менее я чувствую себя увереннее. Мне ведь уже приходилось говорить довольно забавные вещи и быть вознагражденной смехом, но я еще никогда не делилась тем, что повергает меня в грусть и уныние. Я слышала, как одни смеялись над трудностями других, и удивлялась, как это рассказы о попытках самоубийства и тюрьме могут вызывать такой хохот, не говоря уже о том, что сам рассказчик всегда к ним