Попадают по-разному - Владимир Чистяков

– А если бы спросили?

– Убивать бы не стала. Не за что. Да и кровь-не водица.

– Так она тебе совсем не нравиться?

– Чего тебе вообще нужно?

– Ха! Ничего такого, чего она раньше не делала. Давай её Яграну подошлём? Он скоро здесь будет. Все только о нём и шепчутся. Хотя, никто с ним не была. Вот и узнать охота, на что он на самом деле способен. А уж наврать чего-нибудь красивенького она и сама сможет.

Смотрю Динке прямо в глаза. Последнее время эти огоньки не тухнут никогда. И по-моему, уже стали становиться признаками болезни.

– Тебе ничего самой на днях не отбили?

Смеётся.

– Только ногу. Там же, где ма тогда.

– Да? А я думала, в голову попали.

– С чего ты взяла?

– С твоих предложений. Она теперь нестроевой нашей армии, а то, что ты предлагаешь – принуждение к торговле собой, притом не факт, что совершеннолетней. Это вполне себе преступление.

– Да ну? Мы же шутя, да и заплатила бы ей.

– А сколько? – неожиданно спрашивает Анид, – И, прошу прощения за вопрос, господин Ягран молодой?

Динка смеётся зло.

– Видишь, она и сама не против. Так что, никого принуждения.

– Ухи тебе Анид, драть уже поздно.

Та уши, на всякий случай, прикрывает.

– Ты, вроде, с тётей почти незнакома, а как она себя ведёшь.

– Как считаю достойно офицера Ставки, так и веду.

Солдат из первой личной сотни вбегает.

– Верховный срочно зовёт! Вас, – кивает Динке, – Вас, – мне, – И, и ,- находит взглядом Анид, – и тебя.

– Её-то зачем?

– Там разведка из личных начальника кавалерии вернулась. Пленных привезли. Странных каких-то. Может, она их знает.

Въехать во дворец верхом – в этом вся Динка. Линки ей под стать. Динка снимает притороченный у седла плащ с капюшоном. Развернув, протягивает Анид.

– Вот. Накинь. Если там и правда твои бывшие… Знакомые.

Та торопливо завязывает плащ.

Госпожа в кресле сидит. Вино попивает. За спиной – стальной стеной застыли телохранители. Остальные солдаты просто толпятся вокруг, любуясь на бесплатное зрелище.

Пленных – двадцать два. Все, кроме одного связаны. От ценностей их избавили, но видно, простых воинов тут трое. Пятнадцать человек – знатные, или их ближние слуги, судя по холёным бородам. Ещё трое – толстые, безбородые – несомненно, скопцы. Такие слуги у храатов пользуются почему-то большим спросом.

Пред госпожой стоит последний, тоже жирный, совсем как свинья. Только бородатый и длинноволосый. В длинном чёрном одеянии, напоминающем траурное платье.

Анид шепчет.

– Святой отец…

– Ты его знаешь?

– Да. Их всех. Он здесь жил. Вон те трое – лекари. Вон ещё младшие друзья господина. Были с ним тут несколько раз. Вчера приехали…- замолкает.

– Чтобы вас убить? – заканчивает Динка.

– Да.

– Хм… Тут охрана была какая-нибудь?

– Да. Полсотни, – кивает на скопцов, – вот из таких. Они вчера сразу уехали.

– Ну ка, младших друзей ещё раз покажи. И имена их скажи, если знаешь.

Анид говорит торопливо. Кивнув, Динка направляется к матери. Та уже давно в нашу сторону смотрит. Приветствует дочь подняв пистолет. Слушает молча, только кивает пару раз. Криво ухмыльнувшись выдает что-то, от чего туша в чёрном дёргается, как от удара.

Динка к нам возвращается.

– Что госпожа сказала?

– И так знала, что вы дерьмо. Но даже не представляла, насколько именно. Овцелюбы.

Встаёт, держа пистолет стволами вверх. Бокал по прежнему в руке.

– Великая Госпожа их судить будет? – шепчет Анид.

– Я не слышала, чтобы кто-то судил скотов! – усмехается Динка.

Гремит голос Верховного.

– Слушай, свин, а девчонок-то зачем убил?

– Я им грехи отпустил!

Дина направляет пистолет ему в лицо. Злобно ухмыльнувшись опускает стволы вниз. Выстрел! Истошный вопль, переходящий в животный вой. Туша рушится на колени. Ударом ноги в лицо, отброшена на землю. Ещё выстрел. И ещё. Куда-то в живот. Не приходилось держать в руках трехствольного пистолета.

– Раны смертельны. Ты тут и подохнешь! – поворачивается к солдатам, – Потом голову отрежьте и солью засыпьте. Она нам ещё понадобится.

– А с этими что?

– Головами? Тоже самое. Что с остальным – меня не волнует.

Вой, переходящий в какое-то бульканье.

– За-за меня большой выкуп дадут! – голос на блеяние похожий.

– Вы-куп? Это хорошо! Развяжите его!

Вытаскивают одного. Развязали только ноги и в сторонке поставили.

– За кого ещё дадут выкуп?

– За меня! За меня!

– Хорошо! А теперь, солдаты, прирежьте этих голосистых. А ты, – обращается к первому, – постой и послушай.

– Выкупов в эту войну не будет. Ни за кого, и никогда! Мир слишком мал для нас и для них. Особенно, для таких, с кудрявыми бородёнками. Разговаривать будем только о сдаче. Только с теми, кто приползёт лизать мои сапоги. Любой храат, попавшийся с оружием, до утра не доживёт. Его пусть разъезды подальше отвезут и отпустят. Больше живым от нас никто не уйдёт. Он первый и последний. Да и ещё волосы и бороду ему на прощанье сбрейте.

Динка касается моей руки.

– Пошли отсюда. Дальше будет бойня.

Тащу Анид как куклу.

Линки в креслах развалились. Вторая тоже доспехи сняла. Динка торопливо набухивает полный бокал самого крепкого вида из тех, что нашла, и протягивает Анид. У той трясутся руки.

– Что случилось?

– То, что и должно было. Верховный пришла сюда старые счёты сводить. Вот и начала.

Анид протягивает бокал.

– Ещё можно?

Динка наливает. Я мысленно потешаюсь. Принцесса угощает вчерашнюю рабыню.

– Что смеёшься? Ничего весёлого, вроде, не произошло.

– Ничего неожиданного – тоже.

– Великая Госпожа нанесла смертельное оскорбление родичу самого Меча Божия.

– Мы и так давно уже враги. Оскорблением больше, оскорблением меньше. Да и дела нам нет до проклятий местных божков.

– Бог один.

– Да дела мне нет. Один он, или несколько. Его последователи детей в рабство продают. Убивают, считая, что душу от страданий освобождают. Не так?

– Я… Я не знаю.

– Вчера утром ты была уверена, осталось жить около двух лет.

– Это что-то новенькое, Осень. Ты не говорила.

– Потом расскажу. Затем, кто-то решил, твой последний день наступил. А теперь никто не знает, когда этот день придёт.

– Даже Великая госпожа?

– Даже она.

– Но меня же вам подарили!

Коснувшись руки Динки шепчу еле слышно.

– Не перебивай, так ей легче понять будет.

– Тебя не подарили, а отдали мне в услужение. Не насовсем, а до конца войны. Потом уйдёшь, куда захочешь.

– Но, куда я уйду? У меня есть только то, что на мне.

– С этим разберёмся! – уверенно говорит Динка, – Платить тебе будут… Не за то, о чём подумала. Ты что делать умеешь?

– Меня… Только удовольствие доставлять учили.

– Хватит мне об этом. Из того, что вижу – с доспехами обращаться умеешь. Два языка знаешь. Писать умеешь?

– Да. Вашим старым и новым письмом.

– Уже дело. Писцов с двумя языками много понадобиться.

– Анид, ты вроде, говорила, петь умеешь.

– Умею. И танцевать могу.

– Догадываюсь, какие танцы, – встревает Динни.

Кто-то тормошит. Просыпаюсь. Эрия. Она откуда здесь. Опасность? Прислушиваюсь, но всё тихо.

– Осень, проснись.

– Не сплю уже.

Встав, оглядываюсь по сторонам. Динка спит в соседнем кресле. Обе Линки и Анид – на кровати. Чуть ли не в обнимку. Солдатики дорого бы дали за такое зрелище. Не скажешь, что двое – воины. Все три девочками из цветочного выглядят.

– Что случилось? Тебя же посылали полевую больницу разворачивать.

– Уже. Но там я нашла кое-что. Сама врач, но такого не понимаю.

– Наверху, пошли отведу.

Эрия идёт не торопясь. Знаю, многие на величавую походку заглядываются. Не знают – она училась так ходить, чтобы скрыть хромоту, нога полностью так и не прошла.

Часовые у лестницы пропускают. Наверху – тоже. Телохранители у дверей докладывают о нас.

– Пусть заходят.

И здесь кровать с шелковыми покрывалами. Раза в два больше чем внизу. Пол завален книгами и листами гравюр. Похоже, те самые, что Анид говорила. У Верховного привычка – если где книги найдёт не успокоится, пока все не просмотрит. Неважно, совокупления там или богословие.

Госпожа сидит за столом. Когда она вообще спит? Усмехается.

– Вот уж не думала, что публичном доме буду ночевать!

Вопросительно смотрит на Эрию.

– Помещений примерно на шестьсот человек. Готовы к приёму двухсот. К вечеру подготовим остальное. Воды много, и хорошей. Если будем зимовать – большой запас дров.

– С этим могла бы и гонца прислать. Что ещё?

– Вы говорили, там жили, те кто от мира ушёл… Как их там?

– Монахи.

– У них там тоже вроде как больница.

– Да ну?

– Они говорили, тех людей, местных, даже рабов они лечили.

– Они не сбежали?

– Большинство да. Человек десять только осталось, но половина точно слабоумные. Больных осталось человек двести пятьдесят. Большинство – неходячие.