Маленький большой человек - Томас Бриджер

Бедняга! Весь этот день она рубила хворост за четверть мили от палатки и волокла его домой на бизоньей шкуре. Ребенок мог появиться на свет в любой момент, и, если бы это случилось, она бы просто уронила топор, отползла за ближайшее дерево, приняла сама у себя роды, а затем вернулась к работе. И только вечером, принеся дрова к очагу, она сообщила бы мне это радостное известие.

— Сядь и поешь, — сказал я. — Я не сержусь на тебя.

Она не заставила просить себя дважды и, вооружившись большой ложкой из бизоньего рога, набросилась на миску. Ее примеру тут же последовали остальные, и в палатке долго еще раздавались звуки, напоминающие переход кавалерии через болото. Если бы я не опростоволосился с тем складом в Денвере, то теперь сидел бы в большом роскошном доме, ел на серебре и ходил бы во фраке. А если бы мой бедный па не был бы психом, то кто знает, кем бы я мог стать! Наверное, каждый лелеет в себе подобные мысли.

Покончив с едой, Солнечный Свет собрала посуду и, все еще опасаясь моего неправедного гнева, боязливо спросила:

— Когда ты убьешь его?

— Кого? — опешил я, но тут же понял, и во мне снова закипело раздражение. — Не лезь не в свое дело!

Солнечный Свет погладила мягкую бизонью шкуру рядом со мной и сказала:

— Я приготовлю ей хорошую постель. И отдам ей мое лучшее красное одеяло. А белый мальчик может спать рядом с нашим племянником, Пятнистым Жеребенком. Если захочет, конечно.

— Белая женщина в палатке Маленького Медведя — не моя жена, — зло и решительно заявил я, — а ее белый ребенок — не мой сын. И если ты еще хоть раз напомнишь мне об этом, я возьму дубинку и так отлуплю тебя, что ты будешь помнить об этом всю жизнь!

Солнечный Свет изрядно растолстела, и теперь ее луноподобное лицо расплылось в счастливой улыбке. И тут же остальные женщины радостно заголосили, а дети подбежали ко мне и стали теребить за одежду. В мой типи словно вернулась жизнь.

Они, оказывается, дружно решили, что я, как и собирался, убью Маленького Медведя, приведу к себе Ольгу и Гуса, а затем перебью всех своих бывших домочадцев, ведь еды в палатке мало, а подлинная страсть может толкнуть мужчину и на гораздо большее преступление.

Теперь же они успокоились, поняв, что Маленький Большой Человек не станет никому доставлять подобных хлопот. Однако, с другой стороны, мне следовало достойно встретить приглашенного сдуру Маленького Медведя со всем его семейством. Этим-то я и занялся. Мне предстояло держать себя в руках и не позволить мистеру и миссис Медведь снова пробудить во мне нехорошие эмоции. В самом деле, если я мог быть относительно спокоен за то, что ни Ольга, даже не взглянувшая на меня тогда, ни Маленький Медведь, в силу своей природной тупости, так ничего и не заподозрят, то с Гусом, Маленьким Конем, да и моими женщинами дело обстояло иначе. Я знал, что мне потребуется вся выдержка, на какую я вообще способен, иначе мне крышка.

Чем больше я думал об этом, тем меньше мне все это нравилось. И после ужина я решил сбежать на следующее утро назад, к железной дороге. В конце концов, я ведь нашел у шайенов то, что искал.

С такими мыслями я натянул на себя бизонью шкуру, несколько грязных одеял и попытался заснуть. Женщины и дети уже угомонились, а огонь продолжал гореть, согревая весь типи. Внезапно до моего угасающего слуха донесся испуганный всхрап лошади, привязанной рядом с нашим жилищем. Она была у меня одна, и я не мог позволить увести ее какому-нибудь пауни, хотя они в этих местах вроде бы и не появлялись.

Рассказ Маленького Медведя о солдатах я не принял всерьез, полагая, что тот просто трусит. Мы жили в резервации, то есть на территории, отданной нам по мирному договору с правительством, так что с какой стати войскам приходить сюда? Под «нами» я подразумеваю клан Старой Шкуры Если солдаты кого-то и искали, то наверняка не нас, а тех, кто нападал на белые поселки в низовьях реки. Зимой просто глупо воевать, а здоровенным лошадям армии США просто не пробраться к нам по глубокому подмерзшему снегу…

Сон не приходил, и я думал обо всем по очереди, в том числе и об Ольге с Гусом. Они уже не имели ко мне никакого отношения. Вернуть былые чувства было столь же невозможно, как бросить сушеное яблоко в воду и ждать, что оно примет прежнюю форму. Мне требовалось отвлечься от этих мрачных мыслей, и я обнял Солнечный Свет, совсем позабыв о ее состоянии.

Моя рука опустилась на верхушку ее большого живота, она проснулась и ласково коснулась моих пальцев.

— Твои слова обидели Вунхай, — услышал я ее шепот.

Так звали ее сестру, предложившую обменять свое платье на мясо. «Вунхай» буквально означало «ожог»; быть может, в детстве девочка сунула руку в костер или что-нибудь в этом роде. Она была самой младшей сестрой Солнечного Света и внешне очень напоминала Ничто до замужества… Бедняжка Ничто, ее тоже убили у Песчаного ручья.

Хотя шайенам это и несвойственно, я почувствовал угрызения совести. Я почему-то сразу догадался, что ее обидела вовсе не моя грубость. А то, что я отказался спать с ней и с ее двумя сестрами.

Я погладил живот Солнечного Света и убрал руку. Как всегда, мне предстояло решить, кто я на самом деле, индеец или белый? За судьбу Ольги я больше не чувствовал никакой ответственности. Но со мной жили четыре сестры-шайенки, и только кормить их было явно недостаточно. Ведь из-за меня им суждено остаться старыми девами. И мне следовало как-то им помочь. Возможно, я лицемерил сам с собой, думайте, как хотите. Но я встал и, подойдя к шкурам, под которыми лежала Вунхай, опустился на колени и тихо сказал:

— Я сожалею о сказанном.

— Я слышу тебя, — ответила она и… откинула край шкуры.

Короче говоря, той ночью я переспал со всеми тремя сестрами. И мне плевать, что вы думаете на этот счет. Все они были моими женами, и я просто исполнил свой супружеский долг.

Кто из них оказался лучше? Не ваше дело. Я и так сказал слишком много. Вам все равно не понять. Поживите сначала с мое среди шайенов, а уж потом поговорим.

Когда все закончилось, я с трудом стоял на ногах, но на меня снизошел великий покой. Сон как рукой сняло. Я залез в кожаные штаны, закутался в одеяло и вышел из палатки.

Ледяной кристально чистый воздух обжигал легкие. За милю, в лагере Маленького Медведя, лаяла собака. Луна ушла, близился рассвет, и все вокруг было черно. За плотскими утехами ночь пролетела совершенно незаметно. Сомнений не оставалось: я стал стопроцентным шайеном, если, конечно, судить по тому, что вытворяло мое тело. Я не думал о грустной судьбе только что зачатых детей, которые вырастут полукровками в мире, столь враждебном даже к полноправным представителям своих рас. Нет, тогда все представлялось мне простым и справедливым. Порядок вещей таков, каков он есть, и это правильно — крайне нечасто посещало меня подобное чувство. Оно, словно новый могущественный талисман, внушало уверенность, что я постиг, где находится центр мирозданья. Ни с чем не сравнимое ощущение видеть, как время течет по кругу, и знать, что стоящий в этом кругу обретает власть надо всем, имеющим прямые линии и углы. Так, Старая Шкура строил свой маленький клан в полукруг для охоты на антилоп, зная, что замкнут его тени других шайенов, прошлых и будущих, поскольку таинство жизни бесконечно.